Следствие по магии 2 - Анастасия Евдокимова

то остаётся только много или мало: а следом — "как все, так и я".

От Кощея повеяло злостью. Глаза на миг пожелтели, кожа натянулась, очертив череп, ощетинились кости на пальцах, треснула чашка. Столько злости пополам с горем было в этих словах, в его мыслях.

— Яга говорит так: Моя хата с краю, пока петух не клюнет.

— Пару веков назад, я собрал все возможные пророчества, да и сейчас пополняю периодически. Среди прочего было древнее пророчество некого святого Антония Великого, уж не знаю на сколько он был Велик, но умен не отнять. Записал он свои слова еще в третьем веке: «Будут времена, когда люди будут безумствовать, а тому, кто не безумствует, скажут, что он обезумел, потому что не безумствует. И восстанут на него и будут говорить: "Ты безумствуешь", — потому что он не подобен им». И ты знаешь, когда читал, думал умом тронулся. Настолько это дико звучало. Да еще двадцать лет назад сдали бы в желтый дом.

— А почему ты думаешь сейчас по-другому? Не сдадут?

— Смотря где. Это болезнь, только что не физическая, но не менее опасная. Сама понимать должна, если принять болезнь — она тебя попросту убьёт. Если не лечить ее. Да какое-то время будет симбиоз, но болезни нужно развиваться, вот она и продолжит свое турне.

— А свобода? Такой ведь аргумент приводят?

— Поговори с Анубисом или Мораной, даже смерть не дает сто процентную свободу. Душа должна и там пройти перерождение, или службу или уйти в забвение. И опять это решило большинство. Но ты ведь со мной согласна, чего споришь?

— Не спорю, интересуюсь и задаю максимально частые вопросы, которые мне задает молодёжь, особенно после митингов. Приходят такие и права качают.

— Удивительно, права то они качают, а вот обязанности забывают напрочь!

— Они искренне считают, что у родителей обязанности, а у них права. Я как-то осадила любителей «а вот при Сталине». Сидит передо мной нечто, на голове — взрыв на заводе красок, жует жвачку, как в лучших вестернах. Ну и это чудовище заявляет — «Свобода слова, свобода слова», как попугай. «Вот раньше я мог свободно пойти на демонстрацию». Ну я и достала конституцию СССР. Ты бы видел эти глаза после того, как я прочитала приговор «Расстрел».

— Ты на что ссылалась?

— Схитрила, на конституцию 1926 года еще РСФСР.

— А попугай?

— Выписали административку и отправили жаловаться родителям. Нам кажется пора?

Подхватив сумки, я все-таки задержала взгляд на девушке, она пила свой кофе, злая и грустная. Если посмотреть правде в глаза — она жертва большинства, но это ее вина. Мы сами делаем себя заложниками, своей трусостью, слабостью и смирением.

— Надеюсь летим не Победой? — догнала я Кощея.

— А ты летала?

— Нет, но много слышала.

Сам полет пролетел незаметно. Можно сказать, что меня разбудили, чтобы напоить, а потом на выход.

— Проснись, красавица, открой сомкнуты негой взоры…

— На встречу северной Авроры[1]… Уже долетели?

— Ты успела все проспать!

Грозненский аэропорт был очень маленьким, достаточно уютным и ремонтируемым. Таможня нам не требовалась, потому подхватив сумки вышли из здания. Залитое солнцем парковочное пространство и запах жары, отгороженный стеной кондиционеров. Южное настроение.

Ровно напротив входа, я обнаружила гигантскую парковку и небольшую мечеть, пока щурилась на нее, мои спутники высматривали кого-то на парковке. Я одна и подскочила:

— Кощей, дарагой, сколько лет!

Откуда-то сбоку к Кощею подкрался незнакомый мужик, ничуть не уступающий ему ростом, с черной бородой и волосами. Одет он был просто в джинсы и майку, но аура вокруг него заставляла прохожих пригибаться, а иногда и кланяться.

— Шайн — саг[2], рад видеть тебя друг!

— Ты ничуть не изменился, старший брат.

— Да и ты не постарел! — и они оба заливисто рассмеялись. Даже потеплело рядом, — Зоя, познакомься, мой очень старый друг Багдасар[3].

— Очень приятно!

— А кто эта красивейшая из звезд, затмившая собой солнце? Не был бы четырежды женат, украл бы эту божественную красавицу у тебя, Кощей!

— И получишь потом от всех, кого знаешь.

Ухмыльнулся колдун. Восточные славословия продолжались еще некоторое время. Подняли мне давление, горели даже уши! Вот тоже странность, вычурно, слишком сладко, не знаешь, как на такое реагировать, а самооценка взлетает до небес.

— Спасибо!

— Хватит Сар. Я знаю, ты так до утра можешь соловья изображать. Нам бы разместиться в гостинице, а завтра с утра поедем.

— Лучшую взял! Как раз недалеко от самого вкусного ресторана!

Минивен Багдасара шустро мчал по трассе. О правилах дорожного движения я не заикалась, он их и не видел, и не слышал, может все навьи создания и есть те дураки на дорогах? Не вспомню ни одного моего нового знакомого, кто соблюдал ПДД.

На удивление живые мы добрались до гостиницы, где без нас нам уже все приготовили. Даже паспорт не понадобился!

Номер поражал размерами, золота там не было. Зато было эхо, передразнивающее каждый мой шаг. Гигантомания какая-то. Обычный номер, с сиротливо-незаметной двуспальной кроватью и кладовкой для вещей. За второй дверью спрятался санузел. Размером больше моей квартиры. Если здесь поселить слона, я его замечу?

Тук — тук.

— Открыто!

— Знаю, но не вежливо, кидай все, идем кушать шашлык и вкусные овощи.

— Идем, но в начале, кто такой Багдасар?

— Шайн — саг, жрец, конкретно этот жрец и помощник Эштра, забытого бога смерти. Мы утром поедем к нему. Сар не любит город, так что надолго не задержимся.

— Что с собой взять?

— Ну можешь не распаковываться особо, по горам ночью я бы не хотел кататься.

Южная ночь, столько стихов и песен о ней написано! И она рухнула на Грозный за секунды, выкрутили лампочку. Светло и мгновенно темень непроглядная. Пыльные улицы, огненный асфальт, аромат роз и шашлыка. Два поворота от отеля и нас уже ждали.

Удивительно для меня, то, что не было общей зоны в ресторане, исключительно кабинки и отдельные шатры закрытые каждый из них кустами. Везде стояли свечи, низкие диванчики и массивные столы. Приватность здесь культ. А может часть культуры? Хочется же и с девушкой посидеть?

Багдасар не умолкал. Наши ответы: или он хорошо знал или в них не нуждался. Нам приносили блюда, а он пел о нем поэму или оду. От того как аппетитно расписывал то или иное мясо, овощ, фрукт, шербет, я как Шарик объелась! Все было вкусно, но описание было еще вкуснее.

Растрясти всю еду по дороге не получилось, кто ж меня отпустит погулять? Вот и ворочалась до двух ночи. Когда наконец закрыла воспаленные глаза, меня пришли будить.