$амки - Сергей Анохин

– Он в бешенстве. Видно, не ожидал от вас такой прыти, – продолжал Хализин, в его голосе звучало одновременно уважение и презрение. – И, конечно, тоже уже подстраховался через своих людей. Ему теперь, как и вам, терять нечего.

– Он что, вот так прямо тебе все это и выложил? И про предъяву, и про подстраховку?

– Не мне – Геннадию Петровичу. А Петрович меня командовать назначил, ему-то самому не по чину, он человек серьезный, правовое прикрытие обеспечивает.

Официантка с приветливой улыбкой поставила перед Борисом дымящуюся чашку и засеменила к стойке. Ученый с опозданием пожалел, что не заказал и себе. Густо взбитая молочная шапка, щедро присыпанная корицей, выглядела очень аппетитно. В животе заурчало, он нехотя оторвал взгляд от кофе:

– А командовать-то ты чем будешь? Ликвидацией?

Хализин с присвистом отхлебнул горячий напиток и улыбнулся:

– Обижаете. Какой идиот на мокрое дело пойдет? Так, по мелочи, для острастки…

– Ну и что ж тебя остановило? Или ты прямо здесь стращать меня собираешься?

Глаза Бориса мечтательно заблестели:

– У меня, Михал Саныч, еще вся жизнь впереди. И карьера. Зачем мне все это портить? Сегодня вы проиграли, а завтра, глядишь, снова на коне, а где господин Рожкин будет – никому не ведомо. И какой мне резон в это ввязываться?

– Так чего хочешь?

В кафе ввалилась большая компания молодежи. Сразу стало шумно и тесно, и без того тихую музыку совсем заглушили смех и громкий говор. Хализин неодобрительно поморщился, поежился, будто от холода, заговорил чуть повысив голос, зорко следя за перемещениями в зале.

– Я так скажу: пока вы с Антоном Сергеевичем в арбитраже воюете, я на его стороне, он пока хозяин, да и Михалыч мне как отец родной. Так что буду я действовать согласно… хм… служебному долгу. Ну а если что – по обстоятельствам… – Он выразительно посмотрел на Ученого.

– Короче. Сколько?

– При благоприятном исходе – место начальника безопасности и десять процентов акций…

– Ну ты наглец!

– Так ведь жить-то надо, я вот жениться собрался. Поэтому на обзаведение еще двести тонн евро. Это в любом случае.

У Михаила отвисла челюсть. Ничего себе аппетит у мальчика!

– А за что?

– За то, что прямо сейчас не сообщу господину Рожкину, что вы подтянули своих давних корешей, что базируетесь вы нынче в Мытищах на хате господина Николина, что уже, почитай, нашли нотариуса Селезнева.

Да-а… Наш пострел везде поспел. Не зря, видно, его начальником аналитического отдела назначили. Ученый с любопытством посмотрел на подающего надежды вымогателя.

– А гарантии?..

– Да какие гарантии, Михал Саныч? Гарантии, они в банке, да и то, хе-хе… смотря в каком.

– Ладно, парень, я тебя выслушал, а теперь ты меня послушай. Ни хера ты не получишь. И моли Бога о благоприятном исходе – иначе из-под земли достану. Все, вали.

Хализин поднялся, он был явно растерян:

– Ну, дело ваше. Я свое предложение сделал.

– Пошел ты…

– Уйдет, сука… – в который раз тяжело выдохнул Отвертка. – Глянь, опять отрывается!

Беседа ничего не ответил, только предельно сузил без того узкие глаза и наклонился над рулем.

– Ну телись же ты! – выкрикнул Эдик.

Чего он хотел от Джона, было, собственно, непонятно. Машина нотариуса действительно держалась на хорошем отрыве, и вряд ли кто-то сумел бы догнать его раньше. Дело было явно не в Беседе и не в его вождении – ездил он классно, даже не верилось, что десять лет назад мог запросто перепутать передачи или газ с тормозом. Отвертка вообще жалел, что на этом деле они оказались с Джоном. Слишком часто того преследуют разные прикольные шляпы. Вполне способен запороть и сейчас, да так, что всех хохм потом не пересочиняешь. Только посмеяться уже не придется – другого случая не выломится.

– На измене он, что ты хочешь, – как-то виновато, словно оправдываясь, сказал Беседа. – Он и так-то, наверно, все время на стреме – работа у него такая. А теперь вообще… Вот ты прикинь, встань на его место: предположим…

Пока Беседа только собирался предположить, Селезнев снова проскочил светофор.

– В манду!.. – заорал Отвертка. – Кончай демагогию, теоретик гребаный! Жми, на хрен, по-любому!

– Ты литраж его сечешь? – разозлился наконец Беседа. – Еще бы на велосипеде догонять пошел, баклан!

Он резко газанул и, чуть двинув руль влево, прицельно вломился между первым и вторым рядами. Отвертку тряхнуло от резкого рывка, он едва не ударился головой о лобовое стекло. Проскочив в едва заметный коридор, Джон, плюнув на красный, пулей пробил расстояние до следующего перекрестка.

– Аккуратней, бля, Шумахер!..

– Во как? А что сейчас говорил?

Темно-синий зад селезневской машины замаячил перед глазами Отвертки. Сейчас на обгон…

Не включая поворотник, нотариус завернул в переулок, который вроде бы только что собрался проезжать. Эдик на всякий случай промолчал, когда Беседа, чуть не пропоров подвернувшийся МАЗ, крутанул за Селезневым. Тот тем временем рулил под ближайшую арку.

– Все, теперь точно на измене. Сейчас во дворы закатит, там будет теряться, – проговорил Отвертка, но уже гораздо спокойнее.

Все-таки судьба, видать, любит таких, как Беседа. Хорошо, что поехали с ним…

Пропустив выехавшее из-под арки такси, Джон снова дал по газам. Они вкатили в анфиладу дворов с двумя красно-кирпичными флигелями-элитками, детским садиком поодаль, несколькими стеклянными магазинами, ориентированными на обслуживание постоянных клиентов из этих самых элиток, и парой-другой каких-то контор, арендующих подвалы. У одного из таких подвалов притормозила машина Селезнева. Отвертка засек буквы «НОТА…» на вывеске – прочитать дальше мешала приоткрытая дверь.

– Музыка там, что ли? – задумчиво проговорил начавший тормозить Беседа.

Отвертка взглянул на него со смесью восхищенного сожаления и снисходительной благодарности. Безнадежно с ним все-таки…

– Ага. Он же музыкант. Торопится в нотариальную контору.

– Слушай, точно! Ну ты Пир…кен…тон!

Не дожидаясь, пока Беседа припаркуется, Отвертка выбросился наружу и бросился к подвалу, где неторопливо одергивая расстегнувшуюся рубашку, выбирался из машины Селезнев.

К ступеням Отвертка, задыхаясь, сумел подбежать раньше. И, словно осекшись, остановился в шаге от нотариуса. Тот смотрел без всякого испуга. Только скользкая нагловатая ухмылка просвечивалась из-под непроницаемой одутловатости лица.

Сзади подтягивался Беседа. На радость двум-трем свидетелям, прогуливающимся в чрезмерной близости. Кто-то вел на поводке внушительного стаффордшира, кто-то, припозднившись, забирал из детсада бойкого мальчонку, кто-то, затарившись, выбирался из стеклянного павильончика. Отвертке показалось, что он услышал детский голосок: «О, сейчас кино будет!»

– Вы что-то хотели, ребята?

Вздохнув про себя, Отвертка с оттяжкой ударил Селезнева по скуле. Несильно. Даже слабее, чем мог бы. Он почувствовал неуверенность. Что-то было не так. Как-то неправильно вел себя нотариус. Он не должен был не испугаться…

Беседа так легко не фиксировал психологических нюансов. Быстро подойдя сбоку, он как-то заковыристо крутанулся на мыске остроносого ботинка (нотариус лишь чуть дернулся) и резко ударил Селезнева ногой по голени. У того скривились губы, на секунду он непроизвольно нагнулся… и все.

– Ну зачем так, ребята? Я ведь здесь не один. – Селезнев кивнул на вывеску нотариальной конторы, до которой не успел добраться. – Кому проблемы нужны?

– Пошел в машину, падла… – прохрипел Отвертка. – В нашу! Быстро!

– Пошли, – пожал плечами нотариус. – Надо поговорить – поговорим.

Отвертка ждал чего угодно, только не того, что было. У самой двери он на всякий случай дважды вмочил Селезневу по ребрам, и уже заметно сильнее. Тот мешком ввалился в салон, долго переводил дыхание, а потом спросил Беседу, взявшегося за руль:

– Вы, значит, вели? Уважаю профессионалов.

– Быстро отсюда, пока кто ментам не цинканул! – крикнул Отвертка.

Он достал из-под сиденья наручники и попытался защелкнуть клешню на запястье Селезнева. От неловкого движения и рывка машины бита скатилась на пол.

Нотариус оглядел его со сдержанным сожалением:

– Вы бы успокоились, молодой человек. Тяжело на вас смотреть…

23 августа 2005 года

Эдик Самарин – Отвертка

Маша, тяжело прислонясь к косяку черного хода, запивала сигарету чаем с элеутерококком.

К полуночи она по звонку Колокольчика приехала в офис, два часа продрыхла с Эдиком на ящиках в подсобке, к трем оставила его досыпать в одиночестве, а сама вышла встречать оборудование. В пять утра подписала акты и счета, пересчитала ящики с реквизитом и клетки с живностью, проконтролировала разгрузку, вдоволь наматерилась с грузчиками и водилами и теперь отдыхала, жадно глотая холодный утренний воздух. Внутри уже стучали топоры, гремели отбойные молотки, слышался многоэтажный мат Лехи, и… – о боже! – свист бича…