Кант - Арсений Гулыга

Статья «Что значит ориентироваться в мышлении» была выдержана в уважительных тонах и нисколько не испортила отношений Канта с Якоби. В дальнейшем они обменивались письмами, собственными работами, комплиментами. Стычка с Гердером научила Канта быть в полемике сдержанным и щадить самолюбие оппонента.

Выступлением Канта против Якоби завершился первый этап спора о пантеизме. В дальнейшем спор принял неожиданный поворот: с книгой «Бог. Несколько диалогов» (1787) в полемику вмешался Гердер, отложивший на время работу над «Идеями философии истории человечества». Пуская очередные полемические стрелы в Канта, Гердер поднимал на щит учение Спинозы, доказывая его полную совместимость с христианством. Это вызвало протесты радикально настроенных спинозистов, справедливо узревших натяжки в построениях веймарского суперинтендента. Еще несколько лет шли дебаты, теперь ужо непосредственно касавшиеся Спинозы и проблем пантеизма.

Но Канта они больше не волновали. Тем более что он дал зарок: «В споры я отныне пускаться не буду». Торжественное обещание он произнес в предисловии ко второму изданию «Критики чистого разума» (1787). К этому времени Кант не мог пожаловаться на невнимание к своему труду. Разве что на непонимание. Одна за другой появлялись уже не статьи, а книги, направленные против Канта. Его обвиняли в скептицизме и субъективном идеализме. Логику всех этих выступлений прекрасно схватил Лихтенберг, физик и философ, сам не кантианец, а просто человек справедливый и остроумный: «Если бы Кант был прав, мы были бы не правы, но так как это невозможно, ибо нас много, и мы такие умные, образованные и принципиальные, то совершенно очевидно, что не прав Кант, что и требовалось доказать».

Отвечать всем не было возможности, да и необходимости: одновременно с количеством критиков росло число сторонников, готовых защищать его интересы не только в печати, но и с оружием в руках. Последнее не преувеличение: весной 1786 года в Иене философия Канта послужила даже причиной… дуэли. Один студент заявил, что для того, чтобы понять «Критику», надо проучиться в университете по меньшей мере тридцать лет, другой вызвал его на поединок. «Кантовская лихорадка» охватывала немецкие университеты. Кое-где забеспокоились власти. В Марбурге местный ландграф запретил преподавание философии Канта впредь до выяснения, не подрывает ли она основ человеческого познания.

Тем временем Кант был избран ректором университета (на этой должности находились в течение года), а Берлинская академия наук включила его в число своих членов (это уже пожизненно). И не только ученый мир отдавал дань славе Канта. В журнале «Немецкий Меркурий» из номера в номер публикуются анонимные «Письма о философии Канта». Ярко и популярно написанные, они привлекают внимание широкой публики. Их автором оказался недавний противник Канта К. – Л. Рейнгольд. Прочитав «Критику чистого разума», он был потрясен. В письме к Канту Рейнгольд признался, что в свое время тиснул «антирецензию» на кантовскую рецензию «Идеи философии истории человечества». Теперь он объясняется Канту в любви, благодарит за «благотворную революцию», которую произвели в его душе идеи Канта, обещает посвятить себя их популяризации и защите.

Сам Кант лишь в редких случаях отвечал своим оппонентам. Научный спор интересен только тогда, когда можешь сказать что-то новое. Уличать противника в недобросовестности или глупости – занятие неблагодарное. Особенно когда ждут новые дела. А перед Кантом открылся наконец неизведанный континент мысли, вокруг которого давно блуждали великие философы и к которому он сам стремился много лет.

Речь идет об этике. Здесь заслуги Канта не менее велики, чем в гносеологии. Мы уже знаем, что именно интерес к этическим проблемам, трудности, встающие при их решении, антиномия свободы в первую очередь побудили Канта взяться за «Критику чистого разума». Написав свой главный труд, он снова возвращается к этике как таковой. Первой ласточкой, возвестившей о начале работ в этой области, была рецензия на книгу Иоганна Шульца «Опыт введения в учение о нравственности». (Рецензия появилась в одном из Кенигсбергских журналов до обещания не ввязываться в споры.)

Этого Шульца не следует путать с недавно упомянутым, жившим в Кенигсберге другом Канта. И того и другого звали Иоганн, оба были проповедниками. Но если первый – кабинетный эрудит, не спеша пробивался к глубинам умозрения, то второй был плодовитым литератором-полемистом, вольнодумцем на амвоне. Он отказался выступать перед паствой в традиционном парике, за что был прозван «простоволосым проповедником». Он пытался убедить монархов в пользе атеизма, доказывая, что религия – шаткая опора трона, что безбожник куда более надежный подданный, чем верующий. Бранденбургская консистория призвала вольнодумца к ответу, но его взял под защиту сам Фридрих II, любимым изречением которого было: «Рассуждайте о чем угодно, но только повинуйтесь».

«Простоволосый» Шульц принял активное участие в споре о пантеизме. Он отчитал Мендельсона за его отказ признать Лессинга спинозистом. Спинозистов считают атеистами, ну и что? Ходячее мнение: атеист – опасный, аморальный человек, он не может быть ни отцом семейства, ни гражданином государства; нет ничего бессмысленнее подобных утверждений. Мораль и религия – разные вещи.

В 1783 году «простоволосый» Шульц опубликовал книгу по этике, на которую Кант и откликнулся рецензией. В книге были изложены основные идеи механистического материализма, и Кант добросовестно воспроизвел их. Шульц верил во всеобщую одушевленность природы. Нет ничего неживого; существует только жизнь, обладающая большей или меньшей степенью реальности. Душа как отличающаяся от тела сущность – порождение воображения. Все существа – механизмы; и серафим и дерево суть искусные машины. А потому нет и свободной воли; все подчинено строгим законам необходимости.

Последнее утверждение привлекло особое внимание Канта, и именно его он подверг критике. Фатализм, по его справедливому мнению, превращает всякое человеческое поведение в игру марионеток, полностью устраняет понятие моральной обязанности. А для Канта последнее – краеугольный камень нравственности, практического применения разума.

Первое систематическое изложение этики Кант предпринял в книге «Основы метафизики нравов», которая увидела свет в 1785 году. Почему Кант не назвал свой труд «критикой» по аналогии с «Критикой чистого разума»? Он объяснял это тем, что в этике дело обстоит проще, чем в гносеологии, здесь для разума не уготовано такое количество диалектических ловушек, как в области теории, здесь и самый обыденный рассудок легко может достигнуть высокой степени правильности без какой-либо особой критики. С другой стороны, подобная критика, по мнению Канта, будет завершенной только тогда, когда окажется возможным показать единство практического и теоретического разума (то есть нравственности и науки), а в 1785 году Кант считал, что он еще не в состоянии решить подобную задачу. Как только она оказалась ему по плечу, он сел за «Критику практического разума». Книга вышла в свет в 1788 году. Содержание этих двух этических работ частично повторяет, частично дополняет друг друга.