Кроссворд для нелегала - Сергей Алтынов

– Я знаю, что Эмир не простит, если ты тронешь нас, – ответила Наташа.

– Эмир мертв, – сказал один из боевиков, окруживших Телегина. Уже немолодой, лет пятидесяти. – Я только что дозвонился на его телефон. Со мной говорил Назим. Эмир убит, а сам Назим тяжело ранен… За ним поехали.

Наташа вспомнила, что Назимом звали того пацана, которому она бинтовала голову.

– Вот видишь, – произнес «конвоир». – Вы заманили Эмира в капкан! А сами сбежали! – кричал он Наташе. – Но на этот раз вам не уйти!

Она ждала окрика, удара, даже выстрела. Но он заговорил спокойно и как-то надорванно:

– Я слышал, как ты играешь, – он кивнул на открытую крышку фортепиано. – Играй еще. В честь Эмира. Он был нам как отец. Он даже вам был… как старший брат… Играй!

Наташа потрясенно смотрела на боевика. А ведь и вправду, он был им как старший брат. Он назвал ее сестрой тогда, давно, и повторил это, когда прощался. И погиб из-за них. Из-за этих дурацких патрончиков с дурацкой озерной водой и прибрежной грязью, из-за этой проклятой новой бомбы. Как все дико, как все переплелось и перепуталось…

Боевик не отрывал глаз от ее застывшего лица. Почему оно так изменилось? Что это – страх, раскаяние? Нет, не похоже… Не понимая, почему она медлит, бородач повернулся к Телегину и неожиданно дал очередь над его головой. Телегин лишь тяжело вздохнул. Наташа вздрогнула… А боевик произнес, тем же надтреснутым, негромким голосом, опустив автомат на уровень груди Телегина:

– Он будет жить, пока ты будешь играть. Будешь играть минуту – проживет минуту. Час будешь играть – час будет жить, клянусь! День играть будешь – он будет жить целый день!

И она повернулась к роялю.

И опустила пальцы на клавиши…

И воздух снова наполнился неизвестной мелодией – та же вечная, щемящая тема парижских переулков, людских страстей, неугомонной молодости и печальной старости, простой жизни и простой смерти…

Она никогда так не играла… Она не чувствовала своих пальцев, душа сама управляла ими. И музыка лилась и лилась, как льется вино из кувшина.

Телегин стоял, прислонившись к стволу дерева. Наваждение ее музыки теперь действовало на него совсем по-иному, точно он вдыхал бодрящий, живительный кислород. Надо что-то придумать, она ведь дает ему время! У них нет дня – это красивые слова. У них нет даже часа. Она будет играть хоть год, но странная тяга к музыке у этих бородачей иссякнет так же внезапно, как пробудилась. Им скоро просто надоест слушать, как она играет. Наташке и ему смерть заглядывала сегодня в глаза каждый час. И продолжает глядеть все пристальней, досадуя на дурацкую отсрочку из-за этой музыки. Нет, ничего он не придумает… Пусть музыка звучит, пусть наполняет каждую из оставшихся им минут…

Какая она красивая… Стоп, Телегин, о чем ты? Натаха дает тебе время не для сантиментов. Надо найти выход, надо! Надо сейчас!

В этой нелепой, иррациональной ситуации их может спасти только такая же иррациональная, безумная идея.

И Телегин начал молиться. Нет, это была не церковная молитва, в этой молитве не было слов. Телегин старался мысленно раствориться в окружающем его пространстве, стать частью каждой травинки, каждого камня, каждой водяной капли… Стать частью всего окружающего, частью этого уголка вселенной…

Этой молитве обучил его странный, необыкновенный человек.

– Сегодня, господа офицера, мы познакомимся с очень интересным человеком, – Навигатор хитро усмехнулся, с видом заговорщика поочередно оглядывая Егеря, Телегина и Никитина, прервавших очередную тренировку при появлении начальства. – Феномен, реликтовый экземпляр, теперь таких не делают. В поединках демонстрирует совершенно непонятные вещи…

«Очередной вьетнамец или китаец», – пряча усмешку, подумал Слава. Помимо штатных инструкторов, в учебном центре периодически появлялся какой-нибудь «мастер единоборств». Как правило, основательно получал по ушам и благополучно исчезал после первого же спарринга.

– Ребята из пятого управления рекомендовали. Сюда прибудет через десять минут под усиленным конвоем, – пояснил Навигатор. – Прямиком из Лефортово.

– И на кой ляд он нам? – проворчал Егерь. – Очередной сэн-сей из подворотни?

– Нет, Андрей Митрофаныч. Проходит по 72-й, – сухо произнес полковник.

– Создание антисоветской организации? – присвистнул Коля Никитин. – Террорист?

– Язычник. И убежденный противник существующего строя. А брали его ребята из «Альфы».

«Реликтовый экземпляр» прибыл под усиленным конвоем плечистых ребят из подразделения контртеррора. Без наручников.

– Павел Николаевич Денисов, – первым представился он. Негромко, внятно, не протягивая руки для пожатия.

– Очень приятно, – кивнул в ответ Егерь. – Цель визита вам известна?

– Да. Простите, не знаю ваших имен…

– Обращайтесь на «вы», – голос Дремова был столь же негромок и внятен. – Раз цель ясна – перейдем к делу. Разомнитесь и… молодой человек к вашим услугам, – Егерь кивнул в сторону Телегина.

– Молодой человек, – повторил гость, внимательно разглядывая Вячеслава синими пронзительными глазами.

Несмотря на далеко не юношеский возраст, гость был красив какой-то странной, дикой, но по-настоящему мужской красотою. Небольшая, аккуратная борода лопаткой, седеющие волосы неуставной длины, перехваченные поперек лба тонкой тесьмой. И синие, прозрачные, озерные глаза. Нос точь-в-точь как Славкин – перебитый в разных переделках. Ну язычник, дери его мать. Реликт ископаемый…

Стойка бородача была необычной – не боксерской и не «мастера с Востока». Скорее вообще не спортивная, не боевая – какая-то звериная. Точно стал человек зверем и живет его телом, чувством, реакцией. Атаковать зверь не торопился – как-никак на чужой территории. Телегин обозначил ложную атаку по корпусу. Затем резко, по-боксерски пробил в голову. Кулаки просвистели по воздуху, Язычник как-то очень быстро подсек Телегина, но Слава сумел, оперевшись на левую руку, сделать кульбит и удачно приземлиться на ноги. И тут на него обрушилась целая серия мощных ударов – причем бил Язычник не боксерскими, а какими-то размашистыми, с трудом блокируемыми ударами. Выстояв, Слава пробил-таки свою коронную «двойку». «Двойка» прошла – но Язычник немыслимым образом продолжал стоять на ногах. Причем стоял, опустивши руки – полностью открытый, словно приглашал к атаке. Телегин не стал атаковать. Он отступил на полшага и сам встал в точно такую же расслабленную, открытую стойку. Со стороны это, должно быть, выглядело фарсом, пижонским кривляньем, однако Телегин не передразнивал противника – он впервые столкнулся со столь непонятной и столь могучей силой. Ему нужно было осознать, что происходит, и он решил отдать инициативу. Язычник ударил первым – опять размашисто, точно железным цепом. Телегину удалось уклониться, поднырнуть под удар и тут же, в связке, провести убийственную комбинацию – подсечь ноги противника и одновременно ударить снизу вверх, в челюсть. Язычник потерял равновесие, упал на траву. Телегин, констатировав несомненный выигрыш раунда, на секунду расслабился.

Как Язычник достал его, Телегин не понял. Со слов Никитина, достал ногой, лежа, каким-то неведомым способом бросив все тело вперед, не выводя его из горизонтального положения. Как такое возможно? Почему Слава не успел ничего заметить, поставить блок?! Он просто отлетел в сторону и улегся затылком в траву.

– Вообще-то в рукопашной ничьей не бывает, – услышал Телегин голос Егеря. – Но здесь – боевая ничья.

Телегин быстро поднялся. За всю свою боксерскую и рукопашную практику в нокауте он был всего два раза. Сейчас, кажется, случился третий.

– Кстати… Историю, молодой человек, хорошо знаете? – после поединка и горячего душа они, полные взаимной симпатии, попивали чаек в предбаннике. На свой вопрос Павел Николаич получил от Телегина честный ответ.

– На твердую четверку.

– Печально, – столь же искренне прокомментировал Язычник. – Офицер госбезопасности, да, впрочем, любой офицер историю своей родины должен знать досконально. Что вы знаете о Ратиборе?

– Мм… Ничего, – пожал ноющими после схватки плечами Телегин.

– Вы воин, – уверенно проговорил Язычник. – Таких, как вы, очень мало. К сожалению. Но воин – это не только тот, кто ломает огнеупорные кирпичи и… укладывает в рукопашной старенького бородатого дядьку. – Павел Николаевич впервые за все время беседы усмехнулся. – Ратибор – воин языческой Руси. Вы очень похожи на него, Вячеслав…

– Ну, вы скажете! – присвистнул Телегин. – Чем же?

– Вы знаете, я очень рад нашей встрече, – ушел от прямого ответа Язычник. – Ранее, когда служил в армии, затем общался с милицией и вашими коллегами по ведомству, я уже было совсем упал духом. Вы – другой…

– Павел Николаич! – подал голос молчавший до сего момента Егерь. – Вот вы, судя по всему, искренне любите Родину, Россию. Почему же вы… Ну, не стали офицером или учителем истории… Почему стали диссидентом?