Змеиная вода (СИ) - Демина Карина

- Снедать пора, - сказала она громко. – А вы бы хоть лопухом головы прикрыли б. Самый солнцепек…

- Идем, - Зима потянула за руку. – Здесь нам искать нечего. Проверить проверим, но если он и вправду после похорон прибыл…

- Погоди. Люба… такой вопрос, неудобный… Анна была беременна. Так? Она могла избавиться от ребенка? Точнее попытаться или захотеть…

- Могла, - Люба оперлась на грабли. – А то ж Ванька еще когда б отбыл и возвертаться не собирался. Он мне написал тогда аккурат, что от нее письмо пришло. Виноватилась, просила приехать. Думаю, если б приехал, она б его окрутила, а потом бы и ребеночка на него повесила б… соврала б, что семимесячным родился.

- Но Иван ехать отказался.

- Я, может, не сказать, чтоб сильно умный, - ответил уже сам Иван, стряхивая сына со спины. – Но и не дурак. Тут уже сам докумекал. И понял, что если соглашусь, то вовек мне от Аньки не отделаться. И нет, не убивал я её… и Любка не убивала, чтоб там вам ни говорили.

- Пока ничего не говорили, - Зима склонила голову, и Любка перекрестилась, а еще, повернувшись в сторону, сплюнула трижды. – А что говорят-то?

- Ну… всякое… - потянула Любка. – Но не трогала я её! Вот вам крест, не трогала… на кой оно? Ванька вон уехать хотел… а я думала, чтоб с ним. И Пашку бы забрали, и… а что так повернулось, то Господь помог. Господь, он справедливый…

[1] Заговор от ужаления козюльки, Сказания русского народа, собранные Иваном Петровичем Сахаровым

Глава 25 Полуденница

Глава 25 Полуденница

«А в час, когда зерно начинает наливаться соком, ведьма или ведун, желая полю оному навредить, чертит на краю знак особый и кровью своею оный кропит. После говорит тайное слово и непременно в полдень. Тогда-то из солнечного жара родятся полуденные змеи. Ветром-суховеем скользят они меж стеблем, оставляя на них ржу. А порой и ядом прыснут. Почернеет тогда зерно. И ежели снять его, смолоть и хлеб испечь, то те, кто оный хлеб испробуют, ядом потравятся. Будет жечь он их изнутри, подобно огню…»

«Список народных примет и суеверий»

Солнце раскалило машину, отчего находиться внутри было тяжко. И даже раскрытые окна не спасали. Фрол Яковлевич и тот примолк, сосредоточившись на дороге. Дорога же вилась, протискивалась то меж леса, то меж лугов.

- В теории она могла, - Бекшеев откинулся на спинку сиденья. Его лицо покраснело, а по шее побежал пот. Рубашка утратила утреннюю белизну и свежесть, что наверняка донельзя Бекшеева раздражало. Вот и хмурился, кривился, раздражение скрывая.

- Любочка?

Я тоже вспотела.

- Она. Смотри, она явно любит этого… Ивана.

- А он её. Думаешь, это повод для убийства?

- Для убийства хватает и куда меньшего, - Бекшеев огляделся. – Надо было воды купить… может, тут где магазин есть?

- Будет. В Гадюкино аккурат держат, - отозвался Фрол Яковлевич. – Но так-то да… баба по-за ради любви многое может. Но остальных-то ей зачем?

Вот именно.

Зачем?

- Вся эта история, - Бекшеев вытащил платок. – Как-то на диво отвратительна… и я начинаю думать, что Захар прав. Что творилось в голове у этой женщины?

- Анны? Так… вестимо, что, - Фрол Яковлевич охотно беседу поддержал. Даже оглянулся, убеждаясь, что никто-то против поддержки этой не возражает. - Муж далеко, да и вряд ли она его когда любила. Время-то… после войны… мужиков мало, баб много. Кто успел, тот и замужем. Вот и подсуетилась.

- Соглашусь, пожалуй. Иван этот, что телок, куда потянули, туда и пошел. Она и потянула в нужную сторону. Может, остановиться, прогуляешься?

- Нет, - Бекшеев мотнул головой. – Так мы до полуночи не управимся… но да, Иван выглядит весьма… мягким человеком. Хотя с учетом того, что рос при авторитарном отце это нормально… читал одно исследование… впрочем, неважно.

Как скажешь.

Не важно, так не важно. А вот воды стоило с собой взять. И ведь была мысль, да проскользнула-ускользнула. Вот же…

- Пиджак сними.

- Как-то…

- Сними. Перед кем красоваться собираешься?

Тоже мне… можно подумать, я его без пиджака не видела. Только ему разве докажешь? Расстегнул все пуговицы, и уже хорошо.

- Так вот, подозреваю, что мягкость Ивана её раздражала, - Бекшеев и галстук ослабил. - А свекр у Анны как раз противоположность мужу. Сильный мужчина. Или выглядит таким… остались вдвоем. Он её и наплел сперва одно, потом другое… она уши и развесила.

Много ли одинокой женщине надо.

- А потом… или влюбилась…

…влюбляются ведь не по заказу, а то бы все влюблялись исключительно в правильных да достойных.

- …ну и закрутилось одно-другое.

- Он же понял, что Анне деваться от него некуда.

- Именно…

Фрол Яковлевич благоразумно молчал.

- Выходит, что… смотри, Северцева явно хотела избавиться от ребенка. Если её подружке верить. Но ни один целитель… во всяком случае из двух, нам известных, не стал бы рисковать и делать аборт на таком сроке.

Милочка в целом, как я поняла, против абортов.

Права или нет, не мне судить.

- Анна… может, сперва надеялась, что беременность привяжет к ней любимого. А потом осознала, что тот не готов на подвиги…

Дерьмо, избивающее женщин, крайне редко бывает готово на другие подвиги.

- …или просто решила удержать семью, хоть кривую-косую, но с видимостью приличий. Вызвала Ивана, а тот ехать отказался. И положение стало совсем неудобным. Единственный выход как-то потянуть или выровнять ситуацию – избавиться от ребенка… и вопрос, к кому они пошли?

- Антонина?

- Или ведьма из Змеевки…

Ведьма жила на окраине, как и положено приличной ведьме. На том всякое ведьмовское и заканчивалось. Обычный небольшой домик, правда, аккуратный. И крыша вон свежим шифером глаз радует. Двор покошен. Забор крепкий да ладный, видно, что ставили не так и давно. По забору прогуливался кот рыжей масти, который к гостям отнесся с воистину кошачьим равнодушием.

- А тетки Вали нету, - сказали нам, когда я тронула калитку. Сказали из-за соседнего забора.

- А где она?

- Так… позвали. В Копетнева. Там рожает одна…

Женщина подняла косынку, наехавшую на самые глаза.

- Но уже давно пошла, то вскорости должна вернуться. А вы кто?

- Полиция.

- Что, донесли, да? – женщина нахмурилась, разом теряя и былую веселость, и дружелюбность. – От же неймется людям! Им добро делаешь, а они все…

Она с раздражением смяла тряпку, которую и кинула в угол.

- Кто жалуется? – поинтересовался Бекшеев. – Простите, у вас воды не будет? А то жарко тут… пока ехали…

И улыбнулся этак, чуть виновато, как он умеет. Отчего злость у женщины разом прошла.

- Ох ты ж, боже ж мой! – она всплеснула руками. – Вы же ж красный весь! Этак солнцем в голову напекло-то! В дом идите, в дом… я позвоню, чтоб тетке сказали… только не виновная она! Ни в чем не виновная… она все только по лицензии… вы в дом идете-то, в дом… Мышь, цыц!

Мелкая собачонка, выбравшись за калитку, разразилась лаем. Она крутилась под ногами, тычась носом и фыркая, повизгивая, поскуливая и гавкая. И кажется, плевать хотела и на меня, и на мою необычность.

- Вы не бойтесь, она брехливая, но кусать не станет… нет… а тетке я позвоню.

- И телефон есть?

- А то! Тетя Валя еще когда провела. Ко мне. Сказала, мол, сама-то она все одно не управится, что, мол, тяжко ей и трезвонить будет, а ежели чего, то мы поможем. Вот, в сени… и воды сейчас, только холодной вам не дам. От холодной воды, после жары-то и сердце защемить может. Никита! Никита!

Женщина подтолкнула Бекшеева к дверям.

В доме пахло хлебом и цветами. На окне в пузатой вазе стоял букет полевых цветов. Да и вовсе все-то здесь было каким-то чистым и нарядным. Пол дощатый и доски, пусть не крашены, но выскоблены добела. Дорожки плетеные легли крест-накрест.

Стол.

Печь.