Анжелика - Анн Голон

Анжелика невольно увлеклась этими ловкими махинациями.

— А что вы собираетесь делать со свинцом? Он служит только прикрытием или тоже представляет коммерческий интерес?

— Свинец очень доходен. Он нужен и для войн, и для охоты. За последние годы он еще больше повысился в цене благодаря королеве-матери, которая выписала флорентийских мастеров для оборудования ванных комнат во всех своих дворцах, как это в свое время сделала ее свекровь, Мария Медичи. Вы, наверно, видели такой зал с римской ванной и свинцовыми трубами в замке дю Плесси?

— А сам маркиз, ваш хозяин, он в курсе всех этих ваших дел?

— Нет, — снисходительно улыбнулся Молин. — Он бы ничего в них не понял, и мне по меньшей мере грозило бы лишиться места эконома, хотя моей службой он доволен.

— А что знает о вашей торговле золотом и серебром мой отец?

— Я думаю, ему было бы неприятно узнать, что через его земли провозят испанское золото и серебро. Не лучше ли оставить его в заблуждении, что те небольшие доходы, которые дают ему возможность жить, — плод обычного честного труда?

Анжелику задел иронический и даже немного презрительный тон Молина. Она сухо сказала:

— А за что же мне такая честь — быть посвященной в ваши махинации, от которых за десять лье несет каторгой?

— Какая там каторга! Предположим даже, возникнут затруднения с чиновниками королевской администрации, так несколько экю все уладят. Возьмите-ка Мазарини и Фуке: ведь они более могущественны, чем принцы крови и даже сам король. И все потому, что они баснословно богаты. Вас же я посвятил в дела потому, что знаю: вы до тех пор будете сопротивляться, пока не выясните, для чего все это затевается. Дело обстоит очень просто. Графу де Пейраку нужен Аржантьер. Отец же ваш уступит ему свою землю лишь при условии, если тем самым будет обеспечено будущее одной из его дочерей. Вы же знаете, какой он упрямый. Он ни за что не продаст ни клочка своих родовых земель. С другой стороны, граф де Пейрак хочет жениться на девушке из знатной дворянской семьи, и он счел этот брак выгодным.

— А если я нарушу ваши планы?

— Надеюсь, вы не хотите, чтобы вашего отца бросили в тюрьму за долги, — медленно проговорил Молин. — А много ли нужно, чтобы вся ваша семья снова погрязла в нищете, в еще более ужасной нищете, чем та, в какой вы жили прежде? А что ждет вас? Вы состаритесь в бедности, как ваши тетушки. Ваши братья и младшие сестры не получат должного образования и в конце концов вынуждены будут покинуть родину…

Увидев, что глаза Анжелики сверкают от ярости, Молин добавил вкрадчивым голосом:

— Ну зачем заставлять меня рисовать столь мрачную картину? А я-то думал, что вы совсем из другого теста, чем все эти дворянчики, которые только и умеют, что похваляться своим гербом и жить на подачки короля… Преодолеть трудности можно, только борясь с ними и поступаясь в чем-то личными интересами. Иными словами — нужно действовать. Вот почему я не стал ничего скрывать от вас, я хотел, чтобы вы знали, на что следует направить свои усилия.

Теперь он попал в самую точку. Никто никогда так не разговаривал с Анжеликой, а ведь именно это отвечало ее характеру.

Она встрепенулась, словно от удара кнутом. Перед ее глазами всплыла картина: приходящий в упадок Монтелу, ее маленькие братья и сестры, спящие на соломе, покрасневшие от холода руки матери и отец, сидящий за своим небольшим бюро и старательно выводящий прошение королю, на которое его величество король так и не ответил…

Молин вытащил их из нищеты. Теперь пришла пора расплачиваться.

— Пусть будет по-вашему, господин Молин, — проговорила она беззвучным голосом. — Я выйду замуж за графа де Пейрака.

Глава 12

Погруженная в свои мысли, она возвращалась домой по тропинкам благоухающего леса, ничего не замечая вокруг.

Никола на своем муле следовал за нею. Теперь она совсем не обращала внимания на молодого слугу. Она старалась отогнать мрачные мысли, все еще одолевавшие ее. Решение принято. Что бы ни случилось, она не отступит. Значит, надо смотреть только вперед, безжалостно отметая все, что может поколебать ее и помешать выполнению этого великолепно разработанного плана.

Неожиданно ее думы прервал голос Никола:

— Мадемуазель! Мадемуазель Анжелика! Она машинально натянула поводья, и лошадь, которая уже несколько минут шла пешком, остановилась.

Обернувшись, Анжелика увидела, что Никола спешился и машет рукой, подзывая ее.

— Что случилось? — спросила она.

Он с таинственным видом прошептал:

— Сойдите с лошади, я хочу вам что-то показать.

Она спрыгнула на землю, и слуга, обмотав поводья лошади и мула вокруг ствола молодой березы, углубился в рощу. Анжелика последовала за ним. Весенний свет, просачивавшийся сквозь молоденькие листочки, был цвета дягиля. В чаще, не умолкая, свистел зяблик.

Никола шел, нагнув голову, словно искал что-то. Наконец он остановился, опустился на колени и, поднявшись, протянул Анжелике пригоршню душистых красных ягод.

— Первая земляника, — прошептал он, и улыбка зажгла лукавый огонек в его карих глазах.

— Не надо, Никола, это нехорошо, — тихо ответила Анжелика.

Но от волнения на глаза ее навернулись слезы. Никола вдруг вернул ее в чарующий мир детства, в чарующий мир Монтелу с прогулками по лесу, опьяняющим ароматом боярышника, прохладой, веющей от каналов, по которым Валентин катал ее на лодке, речушками, где они с Никола ловили раков, в мир Монтелу, равного которому нет на земле, мир, где сладковатое, таинственное дыхание болот смешивается с резким ароматом окутанного тайной леса…

— А помнишь, мы называли тебя маркизой ангелов? — шепотом спросил Никола.

— Глупый, — дрогнувшим голосом проговорила она. — Никола, ты не должен…

Но она сама уже, как в детстве, брала губами нежные и сладкие ягоды прямо из его протянутых ладоней. И как тогда, Никола стоял совсем рядом, но только теперь этот некогда худенький живой мальчуган с лицом, напоминающим беличью мордочку, превратился в юношу на целую голову выше нее, и в вырез расстегнутой рубашки она видела его смуглую, заросшую черными волосами грудь, вдыхала исходящий от него резкий мужской запах. Она слышала, как медленно и тяжело он дышит, и, взволнованная, не решалась поднять голову, боясь встретиться с его дерзким и жарким взглядом.

Она продолжала есть землянику, поглощенная этим упоительным занятием, которое в действительности имело для нее какой-то особый смысл.

«Мой Монтелу, в последний раз! — говорила она себе. — Насладиться тобой в последний раз! Все самое лучшее, что делало меня счастливой; сейчас в этих руках, в загорелых руках Никола…»