В разреженном воздухе - Джон Кракауэр

Таким образом, те из нас, кто поднимался в предрассветные часы 10 мая впереди всех, вынуждены были неоднократно останавливаться и ожидать на трескучем морозе, пока самые медлительные клиенты догонят остальных. Один раз Майк Грум, сирдар Энг Дордж и я, дожидаясь, пока подойдут остальные, просидели на покрытом снегом выступе более сорока пяти минут, дрожа и растирая руки и ноги, чтобы не обморозиться. Но мучительнее холода было сознание зря потерянного времени.

В 3:45 утра Майк объявил, что мы ушли слишком далеко вперед, и необходимо остановиться и подождать. Прислонившись всем телом к сланцевой породе, чтобы укрыться от морозного ветра, дувшего с запада, я пристально смотрел вниз вдоль стремительного склона и пытался различить в лунном свете альпинистов, медленно и с трудом двигавшихся в нашем направлении. Когда они подошли ближе, я смог увидеть, что некоторые члены группы Фишера догнали нашу группу. Теперь команды Холла, «Горного безумия», и тайваньская группа смешались в одну длинную, растянувшуюся по склону цепочку. Потом кое-что странное привлекло мое внимание.

Внизу, на расстоянии двадцати метров, кто-то высокий, одетый в ярко-желтые ветровку и брюки был привязан веревкой метровой длины к спине хрупкого шерпа; шерп был без кислородной маски и громко пыхтел, волоча своего напарника вверх по склону, подобно лошади, впряженной в плуг. Необычная пара шла с хорошей скоростью, минуя других альпинистов, но способ, обычно применяемый для сопровождения обессиленных или получивших повреждения альпинистов и известный как сопровождение в короткой связке, казался весьма рискованным и крайне неудобным для обоих участников. Вскоре я распознал в шерпе эффектного сирдара из команды Фишера Лопсанга Джангбу, а альпинистом в желтом оказалась Сэнди Питтман.

Проводник Нил Бейдлман, который тоже наблюдал за тем, как Лопсанг тащил на буксире Питтман, вспоминает: «Я шел снизу и видел, как Лопсанг прислонился к склону, вцепившись в скалу, как паук, и поддерживал Сэнди на короткой привязи. Это было слишком опасно. Я не знал, что с этим делать».

Около 4:15 утра Майк Грум позволил нам возобновить восхождение, и мы с Энгом Дорджем начали подниматься с максимально возможной скоростью, чтобы согреться. Когда на востоке над горизонтом появились первые признаки рассвета, скалистый ландшафт сменился обширным оврагом, покрытым ненадежным снегом. Поочередно прокладывая тропу в глубоком и мягком снегу, доходившем почти до колен, мы с Энгом Дорджем достигли выступа на Юго-восточном гребне к 5:30 утра, как раз когда солнце появилось из-за горизонта. Три вершины из пяти высочайших в мире, маячили скалистым рельефом на фоне пастельного рассвета. Мой высотомер показывал 8413 метров над уровнем моря.

Холл высказался достаточно ясно о том, чтобы я не поднимался выше до тех пор, пока вся группа не соберется на этом, похожем на балкон насесте, поэтому я сел на свой рюкзак, чтобы подождать остальных. К тому времени, когда Роб и Бек в конце концов прибыли в хвосте нашей группы, я просидел больше полутора часов. Пока я ожидал, группа Фишера и тайваньская команда догнали меня и прошли мимо. Я был расстроен из-за такой большой потери времени и раздражен тем, что кто-то отставал. Но я понимал логику Холла и поэтому сдерживал гнев.

За тридцать четыре года моего альпинистского опыта я пришел к тому, что наиболее выигрышной позицией в альпинизме является такая, когда ты по-спортивному полагаешься только на себя и берешь ответственность за принятие решений в критических ситуациях. Но я обнаружил, что если ты подписался быть клиентом, то вынужден, как минимум, отказаться от этих взглядов. Ради безопасности, ответственный проводник будет всегда настаивать на беспрекословном подчинении — он или она просто не могут позволить себе дать волю каждому клиенту самостоятельно принимать важные решения.

Таким образом, пассивность клиентов всячески поощрялась в нашей экспедиции. Шерпы прокладывали маршрут, разбивали лагерь, готовили еду, перетаскивали все грузы. Это экономило наши силы и значительно повышало наши шансы подняться на вершину Эвереста, но я был сильно разочарован таким положением дел. Иногда мне казалось, что на самом деле это не восхождение на гору, что вместо настоящего восхождения мне предлагают какой-то суррогат. Хоть я и по своей воле принял на себя эту роль, с целью подняться на Эверест вместе с Холлом, но я так и не смог вжиться в нее. Поэтому я был адски счастлив, когда в 7:10 утра Роб дошел до Балкона и дал мне добро на продолжение восхождения.

Одним из первых альпинистов, которых я миновал, когда снова начал подъем, был Лопсанг, стоявший на коленях в снегу над собственной блевотиной. Обычно он был сильнейшим членом любой группы, с которой поднимался даже несмотря на то, что никогда не пользовался кислородной поддержкой. Как он с гордостью говорил мне после экспедиции: «На каждой горе, на которую я поднимался, я шел первым, я закреплял веревки. В девяносто пятом году, будучи на Эвересте с Робом Холлом, я шел первым от базового лагеря до вершины, я закрепил все веревки». То положение, в котором я его застал в хвосте группы Фишера утром 10 мая, говорило о том, что что-то было сделано неправильно.

В предыдущий день Лопсанг изнурил себя, перенося из третьего лагеря в четвертый, помимо своих основных грузов, еще и спутниковый телефон для Питтман. Когда Бейдлман увидел в третьем лагере Лопсанга, взвалившего на себя непосильную ношу, он сказал шерпу, что нет необходимости нести телефон на Южную седловину, и предложил ему оставить эту затею. «Я не хотел нести телефон, — признавался позже Лопсанг, — хотя бы потому, что он еле работал в третьем лагере и было еще менее вероятно, что телефон будет работать в более холодных и сложных условиях четвертого лагеря[50]. Но Скотт сказал мне: „Если не понесешь ты, то понесу я“. Поэтому я взял телефон, привязал его сверху к рюкзаку и понес в четвертый лагерь… Эта ноша меня очень утомила».

А теперь Лопсанг тащил Питтман на короткой веревке в течение пяти или шести часов вверх от Южной седловины, что очень его вымотало и отвлекло от привычной роли быть первым и прокладывать маршрут. Поскольку его неожиданное отсутствие впереди группы имело в этот день вполне определенные последствия, то после всего случившегося решение Лопсанга идти с Питтман в короткой связке спровоцировало критику и полное непонимание. «Я просто не представляю, почему Лопсанг тащил Сэнди, — говорит Бейдлман. — Он пренебрег своими основными обязанностями».

Что касается Питтман, то она не просилась идти в связке. Когда она вышла из четвертого лагеря в числе первых в группе Фишера, Лопсанг внезапно оттащил ее в сторону и нацепил бухту веревки поверх ее альпинистского снаряжения. Затем, не ожидая ее согласия, он пристегнул другой конец к своему снаряжению и начал тянуть ее вверх. Она утверждает, что Лопсанг тянул ее вверх по склону против ее воли. Напрашивается вопрос почему известная напористостью жительница Нью-Йорка (она была так несокрушима, что некоторые австралийцы в базовом лагере прозвали ее «Сэнди Питбуль»), почему она просто не отстегнула метровую привязь соединяющую ее с Лопсангом, ведь для этого Сэнди не требовалось ничего, кроме как дотянуться и отстегнуть единственный карабин.