Дорогой сновидений - Юлиана Суренова

— Я не знаю, почему не могу найти его, Кигаль. Может быть, дело в самом драконе и таково его желание.

— А если это очередная ловушка Нергала?

— Тем более я должен найти его.

— "Тем более"?!

— Конечно. Если его поймал враг, то дракон нуждается в моей помощи, а, значит, я должен быть с ним рядом.

— Как у тебя все просто: если кому-то нужна помощь, то ты должен помогать!

— Кигаль, я ведь говорю не просто о друге, а о том, кто спас мне жизнь.

— Жизнь тебе спасли свышние, открыв врата в наш мир, — проговорила богиня. Украдкой глянув на собеседника, видя, что произнесенные ею слова не были им не только поняты, но, казалось, даже услышаны, она качнула головой. — Неужели ты так до сих пор и не понял? Они привели тебя сюда потому, что ты — единственный шанс для нашего мира, для всех нас — знающих о своей смертности и верящих в собственное бессмертие? — она нервно дернула головой, взмахнула руками, словно окутывая себя покрывалом, стремясь скрыться под ним от всех бед и забот, которыми, словно летний воздух мошкарой, казался переполнен окружавший ее простор.

— Я не могу иначе, — негромко проговорил он.

— Даже если я права?

— Да. Даже если ты права.

— Права во всем?

— Кигаль, это ничего не изменяет.

— Скажи мне: ты точно так же бросился бы помогать любому другому существу?

— Да.

— Почему же ты не хочешь помочь всем?

— Всех нет. Есть лишь множество одиночек.

— "Помогая одним, ты помогаешь всем, забывая о ком-то, не думаешь ни о ком…" Ты это имел в виду?

— Да.

— Ут говорил так же… А я возражала ему: помогать нужно лишь тем, кто нуждается в помощи, а не всем подряд, лишь потому, что тебе хочется отплатить добром за добро!…А, — она махнула рукой. — Чего я добиваюсь? Что делаю? Что я вообще возомнила о себе? Разве ж я смогу тебя переубедить? Только зря трачу время и силы… Пусть все будет так, как ты хочешь… Я могу что-то сделать для тебя? Хочешь, я попробую помочь тебе найти дракона?

— Да. Спасибо тебе, — колдун не умел и не любил просить о помощи. Но на этот раз был готов переступить через гордость. И поэтому был признателен Эрешкигаль за то, что та, первой протянув руку, избавила его от необходимости делать это.

— Что ж… — она подумала мгновение, а затем повлекла его за собой. — Идем.

— Куда?

— Во дворец Намтара. У него есть зеркало мира, заглянув в которое можно отыскать все, что потерял, и столь большое, как гора, и столь малое, как булавочное ушко.

— Мне приходилось бывать там…

— Почему же ты уже тогда не заглянул в зеркало? Не пришлось бы идти второй раз.

— Я искал ответ совсем на другие вопросы, даже не зная этого… Мы не побеспокоим Намтара своим приходом?

— Ну что ты! — продолжая быстро скользить над ровной гладью пола подземелья, махнула рукой Кигаль. — Конечно, нет. Он любит гостей, не возражает, когда кто-то в его отсутствие прибегает к помощи зеркала, даже более того — сам приводит к нему всех, забредших в наши края… Ну, ты знаешь, наверное, раз уже бывал во дворце судьбы. И, потом, — она оглянулась через плечо на шедшего вслед за ней бога солнца, — Намтар будет рад твоему приходу.

— Мы сможем пройти туда по поверхности земли?

— Зачем? — Кигаль остановилось. На ее лице зажглось удивление.

— Золотой волк. Он не хотел отпускать меня одного.

— И увязался следом, — закончив за него фразу, богиня понимающе кивнула. — Все правильно. На земле он не просто твой спутник, но страж, защитник от бед. Было бы глупо думать, что, учуяв идущую вслед за тобой опасность, он останется на месте… А ты, выходит, беспокоишься о нем, не желая надолго оставлять одного? Понятно… Ну что ж, пойдем.

Спустя мгновение они уже стояли на белом покрове земли.

— Давненько я не бывала в пустыне. Как же здесь замечательно! — восхищенно прошептала она. — Надо признать, у малышки всегда был дар увидеть прекрасное там, где остальные в силах узреть лишь белизну пустоты и смерти. Не удивительно, что брат влюбился в нее. Жаль, что я поняла это так поздно… Может быть, если бы это произошло раньше, все сложилось бы иначе… — она начала сбиваться, не заканчивая одну мысль, начинала другую, а затем и вовсе умолкла.

Прошло какое-то время, прежде чем повелительница смерти заговорила вновь.

— Странное чувство — любовь. Она в чем-то сродни болезни. Я вот сама не знаю, как меня угораздило влюбиться в Нергала. И что только я в нем нашла? Бр-р… — она нервно повела плечами. — Как я только могла быть такой дурой? Если в кого-то и влюбляться — то в такого, как ты. Тебя можно полюбить с первого взгляда и потом никогда не раскаиваться в этом. Ты удивительный. И если бы мне не предстояло играть роль твоей сестры… — она взглянула на Шамаша, который, думая о чем-то своем, далеком, видно, и не слышал ее вовсе. — Но тут ничего не поделаешь… — чуть слышно прошептала-вздохнула она. Богиня уже раскаивалась в своей мгновенной слабости, когда чувства, любовь, не к лицу самой грозной и бесстрастной из богинь. И все же… "Пусть мне не суждено стать любящей женой, но ведь это не значит, что я не могу быть заботливой сестрой". — Ты выглядишь усталым, Шамаш, — заглянув в лицо медленно бредшего по снежному покрову, припадая на больную ногу, бога солнца, проговорила она, качнув головой.

— Мои спутники были больны… Лечить всегда тяжело, и разум — труднее, чем тела.

— Снежное безумие — ужасная болезнь, — понимающе, кивнула Кигаль. Ее губ коснулась кривая усмешка, когда они прошептали: — Достойная своего прародителя… — И ее глаза наполнились целым морем боли, которое, казалось, было способно залить целую пустыню.

Замолчав, она мотнула головой, прогоняя воспоминания о том, что целую вечность мечтала, но не могла забыть.

— Не боишься говорить об этом со мной? Ведь, как никак, излечив своих спутников от смертельной болезни, ты отобрал у меня души, которые уже принадлежали мне, — она пыталась пошутить, но, видно, у нее что-то не получилось, когда и ей не стало весело, и Шамаш, смотревший куда-то в сторону, в снега пустыни, остался серьезен.

— Ты осуждаешь меня?

— За то, что ты их спас? Нет! — ей так хотелось свести весь разговор к шутке, что она и пробовала сделать вновь и вновь: — Но вот за то, что ты отправился в путь, не отдохнув как следует — несомненно. И не пробуй спорить со мной: уж в чем в чем, а в этом ты точно виноват.

— У меня не было времени.

— И это говорит тот, кто способен убыстрять и замедлять его течение по собственному желанию!

— Для других, не для себя, — его лицо оставалось хмурым, в глазах за усталостью проглядывалась печаль.