Двести лет вместе. Часть вторая - Александр Солженицын

Но что за дикость – антисемитизм у пролетариата? Откуда это могло возникнуть в самом передовом и сознательном классе? Где же, в чём причина?? – Нашёл. Главное: не осталось «иных подходов белогвардейского воздействия на массы», кроме антисемитизма; теперь «плановая организация его» действует именно «на антисемитских рельсах»[653]. Грозный вывод – как видим, нарастает.

Этот своевременно огляженный Лариным загадочный антисемитизм 20-х годов в СССР – признавался и много лет спустя другими авторами.

С. Шварц даёт свой вариант: причина в «вульгарном представлении о евреях как о главных носителях нэп'а». Но и он согласен: «Советское правительство не без основания видело в антисемитизме возможное орудие контрреволюции»[654].

Автор 1968 года добавляет: «После гражданской войны антисемитские настроения начали всё шире прорываться в быту почти повсеместно, захватывая слои населения, до революции остававшиеся свободными от этих настроений»[655].

Против таких настроений предстояло не рассуждать академически, а энергично и остро действовать. В мае 1928 происходило Агитпропсовещание при ЦК ВКПб, уделившее большое внимание вопросу «о мероприятиях по борьбе с антисемитизмом». (По частой партийной практике, материалы эти остались вне публикаций, рассылались циркулярно по парторганизациям.) Борьбу с антисемитизмом «включить в программу партпросвещения», в публичные доклады, лекции, в прессу, радио, кино и в школьные учебники; создать атмосферу непримиримости к антисемитизму. Наконец: «применять высшие дисциплинарные кары по отношению к виновным в антисемитской практике»[656]. – В газетах последовали резкие статьи, как, например, в «Правде» – «На борьбу с пособниками контрреволюции» Льва Сосновского (Л.С.), весьма доверенного в высоких партийных кругах: такой-то начальник в Киеве «проявил себя ярым антисемитом», открыто увольняет евреев из аппарата, а райком партии его поддерживает; «неблагополучно и в киевских ВУЗах… на стенах в Институте народного хозяйства… надписи „бей жидов, спасай советы“. И „наряду с усилением борьбы с антисемитизмом“ статья требует „резко поставить вопрос об усилении репрессий в отношении „конкретных носителей“ антисемитизма, а также «их укрывателей“, – этот газетный язык был всем тогда очень ясен в переводе на язык ГПУ[657].

По докладу Ларина, в этом духе, партактив Бауманского района Москвы постановил включить вопрос об антисемитизме в программу ФЗУ и школ 2-й ступени, сам же Ларин продолжал теоретически выяснять общие и кардинальные «Пути и методы преодоления антисемитизма». – До сих пор имел место «недостаточный отпор с нашей стороны» и «развивались антисемитские нашёптывания»; «в районах и ячейках далеко не всегда относятся к антисемитскому душку с должной беспощадностью». – И напрасно у нашей прессы «ложный страх «выпячивать еврейский вопрос» (чтобы этим путём «не развить антисемитизм ещё больше»)», – это приводит «к смазыванию борьбы с контрреволюционным вредительством». Антисемитизм относится к «общественно-бытовым извращениям», как пьянство, распущенность, – и слишком часто по отношению к коммунистам мы ограничивались одним только выговором. «Ведь мы без разговоров исключаем человека, если он идёт в церковь и там венчается, а антисемитизм по своему значению ни в коем случае не меньшее зло». – И хотя общий прогноз отличный: по мере роста СССР в сторону социализма подорвутся корни и под «советским» антисемитизмом и под пережитками досоветских отношений, – тем не менее «более суровое обуздание проявлений интеллигентского антисемитизма, пока они имеют место среди служащей и учащейся интеллигенции, безусловно необходимо»[658].

Но в той прекрасной боевой обстановке незабвенных Двадцатых годов – и мысль, и язык сами собою разгоняются и твердеют. – «Характер современной противоеврейской агитации в СССР» – «политический, а не национальный». – «У нас в СССР агитация против евреев направлена не только против евреев, но косвенно и против советской власти». Да чего там косвенно: антисемитизм есть «средство замаскированной мобилизации против советской власти». И «кто против поведения советской власти в еврейском вопросе, тот, значит, против трудящихся и за капиталистов». – Разговоры насчёт «еврейского засилья»… рассматривать как явно контрреволюционное выступление против самых основ национальной политики пролетарской революции». – В проявлениях антисемитизма «несомненна роль передаточного ремня от буржуазной идеологии (и иногда даже от прямой белогвардейщины), какую играет часть интеллигенции». Да, это – «белогвардейские шептуны»! Ясно, что тут – «планомерная… агитация тайных белогвардейских организаций»; за «обывательской противоеврейской агитацией всегда стоит незаметно руководящая ею борьба против советской власти со стороны тайных заговорщицких организаций монархистов». А тянется она – из «центральных органов» антисоветской эмиграции («куда рядом с еврейскими банкирами входят и царские генералы», вместе), – и «целая система приводных ремней ведёт оттуда к нашим заводам», отчего и понятна нам «классовая, а не национальная природа огульной противоеврейской агитации в СССР». – «Необходимо уяснить всей массе, что сеяние противоеврейских настроений по существу является попыткой подготовки контрреволюции. Надо, чтобы масса подозрительно настраивалась против каждого, кто будет проявлять… сочувствие антисемитизму… Надо, чтобы в таком человеке масса видела или тайного контрреволюционера», или «передаточный рупор… тайных монархических организаций» (ведь всюду же – заговоры!); надо, «чтобы в сознании широких рабочих масс слово „антисемит“ приобрело то же значение, что и слово „контрреволюционер“[659].

Всё – насквозь просвечено и названо: и контрреволюция, и белогвардейщина, монархисты и белые генералы, и «подозрительность против каждого, кто…».

Да если кому осталось неясно, то революционный трибун разъясняет и добавочно: «Пути борьбы» с антисемитизмом – «ясны». Как наименьшее – это проводить на предприятиях открытые разбирательства и заседания «народного суда по антисемитским делам». «Разъяснение для отсталых, репрессии для актива». «Нет никаких оснований не применять приведенный выше закон Ленина»[660].

А по «закону Ленина» (тому самому, от 27 июля 1918), совершенно верно: предлагалось «ставить активных антисемитов «вне закона», т е. расстреливать – уже за одну погромную агитацию», а не только за прямой погром[661]. Закон поощрял всякого еврея заявлять о полученном национальном оскорблении. – Но вот, сетует поздний автор: «акт 27 июля» не был затем включён в «Собрание Законов и Распоряжений Правительства», никак не отразился в уголовном кодексе 1922, а в уголовном кодексе 1926 хотя и была статья о «возбуждении национальной вражды и розни», но не было «специальных статей об актах антисемитизма». – Но жаловаться на то неосновательно. Ибо статьи 59-7 Уголовного Кодекса («Пропаганда или агитация, направленные к возбуждению национальной или религиозной вражды или розни») было совершенно достаточно, чтобы давать срок, а накладывала статья: при массовых волнениях – и конфискацию имущества, а «при особо отягчающих обстоятельствах» (например, классовое происхождение) – и расстрел. Статья эта основывалась на Положении о преступлениях государственных 26 февраля 1927 года, которое «расширило понятие „возбуждения национальной вражды“, приравняв к нему и „распространение или изготовление и хранение литературы“[662].

Хранение литературы! Как нам знакома эта формулировка! Это же – из родненькой нашей 58-10…

В 1926—1930 издавали много брошюр об антисемитизме, а 19 февраля 1929 «наконец «Правда» посвятила ему передовую статью»: «Внимание борьбе с антисемитизмом»[663].

И в постановлении ЦК КП Белоруссии в 1929 указывалось: при проявлениях антисемитизма «не учитывается их контрреволюционный характер», и судебные органы должны «борьбу с проявлениями антисемитизма… ещё более углубить, привлекая к ответственности не только конкретных носителей национальной вражды, но и их вдохновителей»[664].

И в том же 1929 секретарь Центрального Комитета Комсомола Рахманов высказал: «что самое опасное в наших условиях – есть скрытые антисемиты, которые скрывают свой антисемитский душок»[665]. Кто знает советский язык (а кто из советских его не знает?), понимает: надо пресекать – подозреваемый образ мыслей. (Как не вспомнить тут Григория Ландау, сказавшего о своих оппонентах-евреях: они «подозревают или обвиняют в антисемитизме… всевозможные круги окружающих нас народов… Всякого, кто неодобрительно отзывается о евреях, они признают явным антисемитом, а всякого, кто этого не делает, – антисемитом скрытым»[666].)