Путанабус. Две свадьбы и одни похороны - Старицкий Дмитрий

— Извини меня, Жора, за то, что я плохо о тебе думала.

— Это когда же? — удивился я такому обороту.

— Да всегда.

Она помолчала и добавила:

— Думала, что ты очередной столичный кобель. Из зазнаистых холуев новых русских.

Немного подумав, ответил ей предельно серьезно:

— А за что прощать? Я действительно столичный кобель. Разве что только внеочередной.

Хмыкнул на этом месте и продолжил:

— И действительно работал на новых русских, потому как сам — хоть и высокооплачиваемая, но все же наемная рабочая сила.

— А разве ты не буржуй? Ты же богатый был! — В тоне Бисянки действительно слышалось удивление.

— Нет, Таня, ты не права. Буржуй не определяется богатством. Буржуй — это тот, кто извлекает прибыль из принадлежащей ему собственности. И тут что олигарх, что бабушка с двумя квартирами, одну из которых она сдает внаем, — оба буржуй. По определению. А наемный рабочий — это тот, кто просто продает свою рабочую силу — руки или знания, без разницы, и получает за это деньги в зависимости от квалификации. Где-то так, если объяснять на пальцах.

— Но вы ведете себя, как буржуи, — утверждала девушка.

— Вот именно — КАК, — сделал я акцент. — Просто, Таня, нам много платят настоящие буржуи. Мы, как писал Карл Маркс,[195] рабочая аристократия, которой создаются буржуазные условия жизни для обеспечения ее лояльности хозяевам. Но это ничего не меняет. Меня так же можно в одночасье выбросить на улицу, как и слесаря с завода. Просто потому, что хозяину так захотелось. А вот у бабушки вторую квартиру по закону не отнять. Неважно, сколько человек получает в заработок или какой извлекает доход, главное — каким способом он это делает.

— Понятно, но я не об этом хотела говорить, — тут девушка на секунду замялась. — Я пришла сказать тебе, Жора, спасибо за вчерашнее. Ты нас всех спас.

Я улыбнулся. Было приятно слушать похвалу из ее уст.

— Только благодаришь меня за это ты одна.

— Они просто не понимают, какая опасность над нами висела. И не понимают, что ты вчера совершил подвиг.

— Так уж и подвиг. Я бы без вашей поддержки даже на ноги не встал бы.

Бисянка не обратила внимания на мою реплику.

— Между прочим, за такое раньше ордена давали. А девчата? Не суди их строго — они еще маленькие.

Вот так вот. И это сказала чуть ли не самая младшая фифа нашего отряда. Почему-то это утверждение снайперши меня слегка возмутило.

— Танечка, у меня бабка в шестнадцать лет на войну пошла. Добровольно. В Сталинград. Сначала зенитчицей была на счетверенном «максиме».[196] На переправе! Потом — снайпер. Восемь фрицев. Медаль «За отвагу». Она младше их была.

— Это было совсем другое поколение, Жора. Другие люди. Это я по деду сужу. У него, кстати, счет — сто тридцать шесть фрицев.

— На то он у тебя и герой, — согласился с ней.

— Да, герой, — спокойно подтвердила Таня и снова замолкла.

Потом, приблизительно через минуту непрерывного рождения милиционеров,[197] под шелест крыл тихих ангелов, она заговорила снова, все также не поворачиваясь ко мне:

— Девочки пока только играли в войну, как в страйкбол.[198] Воевали по серьезному вчера только трое. Ты, я и Дюлекан. Мы втроем полбанды уделали. Других бандюков надо Гале записать на счет, как пулеметчице. Остальные только патроны тратили.

— Танечка, ты к ним излишне строга. В машины же они попали. И неплохо их раздербанили.

— Я и говорю — страйкбол, — настояла на своем Бисянка. — Стрелять надо было во врагов, а не в машины, которые сами по себе хороший трофей. Дорогой трофей. Особенно ТУТ.

Пора пришла разъяснениями политики партии давить всех мелких жаб в округе, чтобы не возбухали.

— Нет, Таня, даже если эти джипы достались бы нам целыми и невредимыми, то я бы их все равно уничтожил. Они слишком приметные, и по ним бы нас быстро опознали. С непредсказуемыми последствиями. Так что не жили богато — нехрен начинать.

Таня встала, повесив винтовку на плечо.

Я задрал голову, чтобы увидеть ее лицо. Красивое лицо перворожденной из зачарованного леса. И не захотел почему-то отпускать ее без вопроса. Чтобы просто постояла рядом со мной еще минуточку.

— Ты считаешь, что я зря девчат хвалил?

— Нет, не зря, — Таня слегка улыбнулась одними уголками губ. — Они все достойны похвалы, хотя бы за то, что не сбежали после первого выстрела.

И Бисянка ушла, оставив меня одного. Сильно озадаченного. У меня даже всякий кураж разбираться с бандитскими бумажками пропал. Захотелось просто растительного отдыха, только чтоб никто не поливал и не окучивал.

Новая Земля. Плоскогорье между территорией Ордена и Южной дорогой.

22 год, 33 число 5 месяца, пятница, 15:01.

До обеда все отдыхали. И к этому занятию никого не надо было принуждать. Только дежурные периодически проверяли эфир. Пока было тихо.

На обед сварили гороховый супчик из костей и обрезков от хамона (одновременно с хороших кусков стейки с него срезали и приберегли на перекус в дороге). Вкусно получилось. Не хуже, чем у Саркиса. Хотя давно мною подмечено, что еда, приготовленная на открытом огне, на экологически чистых дровах да на свежем воздухе всегда вкуснее по ощущениям той, что готовили в городе. А тут суп-пюре с лучком, с картошечкой и качественными копченостями. С добавкой имбиря и перчика. Ложку проглотишь.

На второе были макароны с тертым сыром и кетчупом.

И кофе на десерт, сваренное по-варшавски[199] в большом котелке. Даже сухое молоко не испортило восхитительный вкус новоземельного кофе, которое мы припасли специально для таких случаев в молотом виде, потому как кофемашина потребляла сразу зерна.

А потом, лениво переваривая обед под байки и анекдоты, закончили этот пикник и стали перекладывать груз в багажниках на крыше, потому как он на местных ухабах самостоятельно переместился до неприличного вида и опасной конфигурации.

Все пришлось размещать заново. В том числе и укрепить каждый предмет веревками за бортики, хотя бы по периметру багажников. Увязать и уложить внутри этих периметров трофеи. Количество вещей значительно увеличилось, в отличие от мест для их размещения. Да и тары не прибавилось. Играли в увлекательную игру «пятнашки», только с габаритным весом под девичьи матерки. В этом они совсем меня перестали стесняться.

Один ящик с гранатами занесли в автобус на всякий пожарный случай. Это из трофеев. Свои ящики с патронами также снесли с крыши вниз, ближе к месту их возможного потребления.

Долили воды из ручья в опустевшие баки от «clear water». Ручей тут был чистый с обалденно вкусной водой.

Стирали носки и белье. А то когда еще выдастся столько свободного времени.

Меня обслужила Наташа Синевич. Сама, добровольно, без каких-либо намеков с моей стороны. Я так все свое грязное белье по дороге в пакетик складывал, пряча его в оружейную сумку, в расчете постирать все сразу потом, в более цивилизованных условиях.

Она подошла и сказала:

— Давай твое грязное, постираю.

И постирала, заслужив внеочередной поцелуй, от которого глаза ее шалым блеском брызнули.

Из остальных девчат никто подобным вниманием ко мне не озаботился. Даже по определению сверхзаботливая Ингеборге.

Вообще Наташка на поверку оказалась очень скромной девицей и в разборки местные не лезла. Не выступала без причин. А на меня, как я заметил, украдкой все чаще поглядывала задумчиво, но видно, все ждала от меня «действий» вне гаремной очереди. А может, и просто внимания. От такой красивой девахи я ожидал большей испорченности и меньшей порядочности. А она даже ни разу не выматерилась, в отличие от остальных. Не врала она, что не путанила. Нет в ней млядского налета, ни грамма.