Оборотни - Эдди Шах

— Слишком поздно. Мы стары. Люди вчерашнего дня.

— Но мы обладаем знаниями.

— Сегодня все дети ими обладают. Наши знания — это то, что они изучают по своим учебникам в начальной школе. Молодые смогут прорваться к новым горизонтам. Они не представляют, что большинству из нас было только двадцать, когда мы работали в Пеенемюнде.

— Германия в нас нуждается. Именно поэтому для нас расчищают путь к возвращению.

— Увы, это не так.

— Чего же мы ждали все эти годы? Получить эти проклятые послужные списки из наших файлов и прибыть домой, не стыдясь, что нас назовут нацистами? К черту все это! Когда-то мы гордились, что нас называли нацистами. Раса господ! А теперь из-за того, что они переписали историю, мы стыдимся самих себя.

— Вы сделали ошибку, отправившись в Канны, — предостерег Гуденах.

— Мы всегда туда ездим. Каждый год. Кушман и Гроб тоже там были.

— Но это заставило американцев наблюдать за вами.

— Поймите, убийца целился в меня. Нажал на курок. Именно за мной он и охотился, — сказал Триммлер в свою защиту.

— А вы уверены в этом?

— Конечно. Если бы это не сорвалось, меня теперь бы здесь не было.

— Но кому же понадобилось вас убивать?

— Я этого не знаю. Неужели это просто мое воображение? Может быть, он просто хотел нас ограбить, но у него не получилось?

— Теперь это уже не имеет значения. После смерти Вилли они нас больше не хотят.

— Кто это говорит? — Триммлер внезапно встревожился.

— Фрик.

— А что же Гроб?

— Он напуган. Боится за себя.

— «Призраки Луцы». Это была мечта. Путь к возвращению.

— Фрика это не волнует. Если нам и суждено вернуться, то на свой страх и риск.

— Негодяи.

— Это новый порядок, Хайнрих. Может быть, мы сами виноваты, и теперь нам придется за это расплачиваться. Нам следовало бы вернуться домой раньше, в те давние дни, когда Германия только оправлялась от войны.

— Но они не хотели нам этого позволить.

— Несмотря ни на что, нам следовало пытаться.

— Мне все равно. Я все еще хочу домой.

— Я тоже, Хайнрих. Я тоже.

— Тогда так и сделаем.

— Вы понимаете, что они используют против нас наше прошлое, а это значит, что появятся израильтяне и другие и начнут за нами охоту. Вы хотите стоять в стеклянном ящике, как Эйхман?

— Он был убийцей. Мы же — ученые, — отклонил эту мысль Триммлер.

— Для них нет разницы.

Триммлер немного подумал, прежде чем ответить.

— Если мы предоставлены сами себе, тогда нам нужно отправиться домой и все посмотреть самим. Поговорить с Гробом, поговорить с Фриком. Лицом к лицу. Надоело, Альберт, я хочу быть дома. Ездили вы когда-нибудь снова в Пеенемюнде или в Нордхаузен?

— Однажды. В Пеенемюнде. Там все по-прежнему. Здания, установки для запуска ракет. Гнилые и ржавые, но все на месте.

— Мне очень хотелось бы это увидеть. Послушайте, когда конференция закончится, давайте встретимся там. У меня будет свободное время. Я приеду у Германию. Прежде всего в Нордхаузен.

— Я еще не располагаю вашей западной свободой.

— Не говорите мне, что вы не можете вернуться в Россию через Германию. В эти-то дни?

— Ну, допустим, — согласился Гуденах.

— Встретимся в Нордхаузене. В гостинице «Куротель», около металлургического завода.

— Это не так просто.

— Через… — Триммлер немного подумал, — семь дней. Конференция завершится через три дня, а затем у нас будет достаточно времени, чтобы устроить свои дела и встретиться.

— Не знаю. А что же Гроб?

— Да ничего. Мы ему позвоним и попросим, чтобы он нас встретил. Если захочет. Он-то в Германии. Это мы в изгнании, Альберт! Давайте покончим с разговорами и пожеланиями, что нам делать. Давайте сделаем. Глупо, если мы не сделаем этого теперь…

— Хорошо. Давайте делать. Завтра же решим.

— Через семь дней. Я буду ждать вас.

— Посмотрим.

Они еще раз запили свои печали и горести, опорожняя постепенно бутылку со шнапсом.

— Фрик и другие, — сказал Триммлер. — Мы сделали все это возможным, а они хотят выбросить нас на свалку.

— Так принято в этом мире, мой друг.

— Так не принято. Во всяком случае, мы с этим не должны мириться. Все было нацелено на наше возвращение. Деньги и все остальное. Надо исправить положение именно в этом смысле.

Триммлер покинул номер 1589 полчаса спустя. Он не совсем твердо держался на ногах и на этот раз воспользовался лифтом, чтобы попасть на восемнадцатый этаж. Разумеется, он не видел, как из номера 1591 вышел Эдем, прослушавший этот разговор в соседней спальне, дверь которой ему пришлось взломать.

Через пятнадцать минут Такер связался с ЗДА в его доме в Джорджтауне и представил своему начальнику полный отчет о происшедшем.

Двадцать минут спустя на телефон-секретарь Новака поступило указание позвонить ЗДА.

— Где вас черти носят так рано утром? — спросил его ЗДА. — Я звонил вам и домой, и на работу.

— Играл в покер. С приятелями. Собираюсь уходить, — ответил Новак.

— О’кей. Не отвечайте мне. Но я хочу, чтобы вы ушли оттуда, когда я закончу говорить, и передали все нашим друзьям. Понятно?

— Понятно. — Новак знал, кого он подразумевает под «нашими друзьями». Он внимательно слушал, когда ЗДА передавал ему отчет Такера о разговоре двух ученых. Когда он закончил, Новак сказал: — Я тотчас это передам.

Повесив трубку, он откинулся на спинку дивана и потрогал свой пенис, который тотчас же стал подниматься. На Новаке были только носки, один ботинок и рубашка.

— Два валета, — сказал Зорге, заглядывая в свои карты. Он был одет соответствующе.

Мэри Моникер захихикала и бросила свои карты на стол.

— Два очка, — сказала она, встала и сбросила бюстгальтер.

— Позволь, ты не видела мою руку, — запротестовал Новак.

— Я предпочитаю видеть вашу руку только на моей попке.

Мужчины рассмеялись.

— Это из компании. Они хотят связаться с нами, — обратился Новак к Зорге. — Дело продвинулось.

— И может подождать, — сказал Зорге.

— Естественно. Надо закончить игру.

— Хорошо. Что же было у вас на руках?

Новак перестал дрочить себя, взял лежавшие около него карты и положил их на стол вверх картинками.

— Три короля. Вы выиграли, — сказал Зорге.

— Не совсем. При этой игре выигрывают все.

Франкфуртское отделение «Дейли ньюс»

Франкфурт

Редактор новостей проводил утреннюю летучку, когда раздался звонок телефона.

— Миклер на проводе, — сказала секретарша, сообщив по селектору о важном событии. — Новое нападение террористов. Взорвана бомба в «Гравенбрух Кемпински» в Неу-Изенбурге.

— Вот дерьмо! — выругался редактор новостей, — Подключите его. — Он прикрыл трубку рукой и сказал находившимся в комнате: — Отложите все. И приготовьтесь перекраивать все страницы. — Затем рявкнул в трубку: — Что там случилось?

— В Неу-Изенбурге произошел большой взрыв. Вызваны пожарные из центра города. Это крупное происшествие. Мой корреспондент сказал по телефону, что, по его мнению, взорвана бомба. Говорил еще что-то о Звездах Давида и других лозунгах, намалеванных на стенах.

— Где вы теперь?

— В машине. Еду туда.

— А фотограф?

— Со мной.

— Сколько же вам добираться?

— Двадцать минут. Мне повезло. Я ехал на брифинг в полицию, когда получил…

— Позвоните снова, как только приедете. И держите меня в курсе дела.

— О’кей.

Но редактор новостей уже положил трубку, спеша повидаться с Главным.

— Могла быть и бомба, — сказал он своим подчиненным, открывая дверь. — Приготовьте запасную группу при Миклере.

И оставьте линию связи открытой исключительно для него. А все остальное располагайте так, как мы решили утром.

Главный проводил запланированную встречу с местным политическим деятелем, когда позвонил секретарь и сказал, что редактор новостей просит срочно принять его. Он положил трубку, извинился и вышел из кабинета. Это был солидный человек, скорее полный, чем здоровый с широкими покачивающимися бедрами при коротких ногах. Никто не считал его выдающимся журналистом и даже хорошим редактором, но он делал все, что говорил ему владелец газеты. По правде говоря, он был липким приспособленцем, который бесстыдно использовал пост редактора в своих собственных целях.

— Извините, что потревожил вас, — сказал редактор новостей.

— Рад, что вы это сделали. Он меня уже замучил. Политиканы всегда плачутся. — Главный наслаждался проявлением своей значительности перед подчиненным сотрудником.

— Есть сведения, что взорвана бомба в Неу-Изенбурге.

— Опять все тот же Гамбург.

— Возможно. Мы получаем информацию о некоторых «ости», желающих восстановления коммунистического государства. Очевидно, они получают значительную поддержку со стороны, включая «Красную бригаду».