Тайна жаворонка - Фиона Валпи

Без Алека в душе Флоры образовалась пустота, которую она боялась заполнить сомнениями и страхами. Возможно, именно поэтому она так стремилась себя занять. Помимо вечерних концертов, она нагрузила себя дополнительными обязанностями, добровольно обслуживала не только машины скорой помощи на базе, но и двигатели на небольших лодках. У нее быстро обнаружилась способность возвращать к жизни даже самые запущенные двигатели, покрытые грязью и солью. Концерты и работа, дружба с другими Ренами и офицерами ВМС – вот что занимало её время в отсутствие Алека. Кроме того, ей приносило удовольствие ощущение себя и своего голоса. Но понравится ли Алеку эта её новая сторона? Флора вновь подумала о леди Хелен, которая всегда казалась ей бледной тенью той женщины, которой она могла бы стать. Неужели Флора, если выйдет замуж за Алека, тоже станет его тенью?

Когда он снова появился в дверях домика смотрителя, к этому чувству добавилось ощущение, что Алек стал более осторожным, менее уверенным в себе, в то время как она сама – сильнее, самодостаточнее. Он держался так, будто сомневался, хорошо ли его примут, и она тут же обняла его и поцелуем заверила, что всё в порядке и она по-прежнему его любит. Просто им обоим требовалось немного приспособиться к тому, чтобы снова быть вместе, сказала она себе. Она снова попыталась отогнать воспоминание о его лице, потемневшем от гнева, когда он колотил кулаком в стену конюшни. Всякий раз, когда в её памяти всплывало это лицо, она представляла себе лицо сэра Чарльза, и этот образ пугал её сильнее, чем вспышка злости Алека.

Однако чем больше времени они проводили вместе, гуляя по берегу или среди холмов, тем становилось легче. И ещё легче – в компании Майри, Роя, Бриди и Хэла, чьё счастье было таким заразительным.

Перед тем, как отправиться на танцы, три пары прогулялись до залива Слагган и, расстелив коврики, улеглись среди прибрежного тростника на краю золотистого пляжа в форме полумесяца. С этого ракурса пришвартованные в озере корабли были скрыты за полоской земли, что позволяло на час или два забыть о неотвратимом отбытии конвоя.

Рой и Хэл делились историями о новых переходах через Атлантический океан, которые привели их в Портсмут и Ливерпуль.

– Было немного странно находиться так близко к вам и в то же время так далеко от вас, – сказал Рой.

Хэл ухмыльнулся.

– Мы пытались получить пропуска и узнать, сможем ли мы запрыгнуть в поезд и смотаться сюда хотя бы на день. Но у нас не было никаких проездных документов, поэтому нас развернули, прежде чем нам удалось даже выйти из порта.

Они гордились тем, что управляли «Патриком Генри», одним из недавно построенных кораблей «Либерти», которые американцы выпускали в рекордно короткие сроки для замены кораблей, потерянных в результате атак противника.

– Он был спущен на воду самим Рузвельтом, – гордо заявил Хэл.

– А кто такой Патрик Генри? – спросила Бриди, задумчиво пожёвывая тростник.

– Парень, который сказал: дайте мне свободу или смерть. Эти новые корабли принесут свободу Европе, – заверил Хэл, затем сорвал цветок армерии приморской и протянул его Бриди: – Для вас, моя леди.[8]

Рассмеявшись, она вплела цветок в свои тёмные кудри, и розовые лепестки подчеркнули румянец её щёк, яркий от ветра и солнца. Флоре подумалось, что она такая красивая потому, что она счастлива. Все они сегодня счастливы. Но тут Флора посмотрела в лицо Алека, лежавшего рядом с ней на клетчатом коврике. Приподнявшись на локтях, он смотрел, как солнечный свет играет на воде залива. Даже сейчас в его лице было что-то мрачное, спрятанное за улыбкой, которую Алек тут же натянул, заметив, что Флора на него смотрит.

Его эсминец только что вернулся с патрулирования северного прохода между Оркнейскими и Шетландскими островами.

– Как оно там? – спросил Рой. Какое-то время Алек молчал, не желая омрачать сегодняшний день воспоминаниями о войне. А потом стал рассказывать о неземных пейзажах, которые ему довелось увидеть: Оркнейские острова с их бледными пляжами и зелёными полями; крутые скалы Шетландских островов, высившиеся над волнами, словно крепости, суровые и неприступные; Исландия с её ледяными вулканами и удивительными пляжами, где чёрный песок. Он рассказал о последнем арктическом конвое, вышедшем из Рейкьявика в начале лета.

– Конвой был огромный, почти сорок кораблей, да и путь был длиннее – на этот раз до Архангельска. Мы знали, что это рискованно, но надеялись, что поскольку проход ближе к северу, будет полегче, – объяснил он и на какое-то время умолк, невидящим взглядом глядя на волны, лижущие песок. – Но это оказалась катастрофа. Конвой заметили, и на нас напали немцы. Мы были готовы к бою, но тут из Адмиралтейства в Лондоне пришла команда, приказывающая эскорту повернуть назад. Я до сих пор не могу понять их логику. Все были убеждены, что это неправильное решение. То, как мы оставляли корабли – одно из самых страшных моих воспоминаний. Мы знали, что как только мы их покинем, подводные лодки и Люфтваффе приблизятся, чтобы их уничтожить.

Он отвернулся, но Флора заметила, что его лицо исказилось болью. Воспоминания были слишком тяжёлыми. Она сжала его руку, переплела его пальцы со своими, уводя его прочь из того мрачного дня сюда, к мягкому осеннему солнечному свету, исцеляющему своим сиянием. С трудом справившись с собой, он нежно и благодарно сжал её ладонь и покачал головой, словно пытаясь избавиться от образов, запечатлевшихся в его памяти.

– Мы потеряли двадцать семь кораблей и сотни людей. Они были уничтожены немецкими самолётами и подводными лодками. В итоге до Архангельска добрались только одиннадцать кораблей. Тогда было принято решение остановить поставки боеприпасов до конца лета. Итак, мы потратили последние несколько месяцев, патрулируя западные районы арктического моря, пытаясь остановить немецкие суда, пробравшиеся с востока, чтобы атаковать конвой. Мы знали, что «Тирпиц» – один из их самых больших линкоров – спрятан в одном из норвежских фьордов, и не хотели рисковать.

– Я оценил это, приятель, – сказал Хэл. – Когда мы были там, на переправе, было приятно знать, что вы, флот, у нас за спиной.

Остальные тактично сменили тему, почувствовав, как Алеку тяжело её обсуждать. Но Флоре показалось, что тени вокруг них сгустились и что, если внимательно прислушаться, в тишине волн на песке слышится печальное эхо криков заблудших душ. Она придвинулась чуть ближе к Алеку, пытаясь своим телом закрыть пропасть, которая, казалось, угрожала снова разделить их, и они оба молчали среди оживлённого разговора других влюблённых.

В тот вечер на танцах Флора крепко обнимала Алека, пока аккордеон играл последний вальс. Когда она исполнила «Любовную