Осколки турмалина - Анна Николаевна Ольховская

оставалось больше года. Теперь же ему, уже взрослому дядьке, хотелось защитить и меня нынешнюю, и то воспоминание обо мне.

Но – нельзя. Потому что я сама должна защищать.

– Как думаешь, они узнают меня, если видели в Олд-Оукс?

– Никто тебя не узнает, кроме меня. Когда ты пойдешь туда?

– Завтра утром, еще до первой группы туристов. Мне кажется, так безопасней. Если меня примут, я успею там освоиться за день. А если они почуют неладное, они вряд ли решатся напасть, зная, что вот-вот начнут прибывать автобусы с любителями старины. Скорее, меня просто выставят вон, и я вернусь к тебе. Видишь? Ничего сложного.

Я хотела успокоить его, а заодно и себя. Показать, что у меня все под контролем, мне ничего не угрожает. В опасности Джордан и Эмили, а у меня все будет хорошо при любом раскладе, я обязательно вернусь живой!

На самом деле, никакой уверенности в этом не было.

Глава 13

То ли я ни у кого не вызываю опасений, то ли с безопасностью у них не очень, а попасть внутрь оказалось проще, чем я предполагала. Правда, ничего секретного и уж тем более противозаконного мне не показывали.

Меня приютили, признав во мне бедную путницу из Украины Наталью. Почему Наталья? Никакого принципиально важного ответа тут нет, просто имя, которое пришло на ум, достаточно популярное, чтобы сразу давать наводку на Восточную Европу. Почему Украина? Я умею изображать только славянский акцент, а на Россию лучше лишний раз не указывать – если Хост помнит, откуда родом предки Тэмми, он будет осторожен.

Я могла бы вообще отказаться от образа иммигрантки и изображать местную, но это слишком рискованно. Меня бы обязательно начали расспрашивать, откуда я, нашлась бы другая жительница городка, названного мной наобум, и поймала бы меня на лжи. Да и потом, уроженцев бывшего СССР жалеют по умолчанию: о стране мало что знают, много выдумывают, а нас воспринимают чуть ли не узниками лагерей. Не очень умными, надо сказать.

В общем, я была почти такой же идеальной кандидатурой для «Дороги домой», как наркоманка или алкоголичка. Но это не значит, что меня сразу же посвятили в тайны секты или представили Хосту. Считалось, что я – часть дружного коллектива фермы, хотя намеки уже звучали странные. Мне всеми силами давали понять, что здесь не просто коллектив – семья! Меня поддержат, поймут, защитят. Мне больше не обязательно куда-то идти и что-то искать, я нашла свой дом родной и все такое. Я улыбалась, кивала и благодарила на ломаном английском.

Но и смотреть по сторонам я не забывала. Новичкам на ферме было очень просто. Работу поручали нехитрую, никакого образования (и даже сложной мыслительной деятельности) не требовавшую. Я, например, подметала двор. Кормили много и часто. Спальни тоже были приличные – мне уже показали. Одежда, новое постельное белье – все, что угодно! И конечно, постоянное заверение в том, что ты нужная, важная, любимая.

Это очень грамотная техника. Она порождает не только желание остаться, но и искреннюю преданность. Кто-то отсюда уйдет, это понятно. Но тем, кто останется, рано или поздно расскажут про секту. Точнее, слово «секта» никто здесь не использует. Новичков будут приглашать в истинный дом или в семью.

В том маленьком сообществе, куда допустили бедную иммигрантку Наталью, каждый был сам по себе. Я не видела здесь ни постоянных пар, ни семей, ни детей. Зато мне очень быстро удалось выяснить, что соседняя ферма принадлежит тем же хозяевам, что и музей. Получается, влияние «Дороги домой» в этом регионе было куда сильнее, чем я ожидала! Соседняя ферма занималась в основном выращиванием табака, но были там и кукурузные поля – эффектный фирменный знак американской глубинки. Кукуруза выше человеческого роста. У нас такая редко вырастает.

Кукуруза служила естественным забором между фермами. И все же, поднявшись на верхний этаж этномузея, я могла разглядеть соседний участок. Вот там как раз были дети – и довольно много. Но они бегали свободно и помогали взрослым. Похищенным сестрам такое вряд ли позволили бы.

Первая ночь прошла абсолютно спокойно. Даже когда уезжали туристы, люди на ферме оставались милыми, как пряничные человечки. Я не сомневалась, что среди этой блаженной толпы есть и искренние лохи, считающие ферму своим домом, и рекрутеры секты, присматривающиеся к новичкам. Поэтому я вела себя смиренно и лишних вопросов не задавала.

Большой минус сразу был только один: мне сложно было связываться с Владом. Свой смартфон я оставила ему, себе купила дешевенький мобильник с новым номером. Но даже по нему я не могла постоянно звонить, потому что это вызвало бы подозрения – я ж потерянная душа с другого континента! Приходилось довольствоваться короткими, с минуту, разговорами и объяснять, что это я своей родственнице в Нью-Йорк звоню. Тоже из Украины. Тоже несчастна. Да-да, обязательно приглашу сюда.

Терпение давалось мне непросто. Если я хотя бы на секунду представляла себе, что может происходить с девочками, мне хотелось бросить все и бежать туда, на другую ферму. Сломать замки, выцарапать кому-нибудь глаза, если придется, и просто увести оттуда детей! Но слабоумие и отвага помогают не всегда. Точнее, они почти никогда не помогают. Нужно или действовать умно – или вообще ничего не делать.

Мое терпение было вознаграждено неожиданно быстро: уже через два дня меня перевели на ферму. Сначала такая поспешность меня насторожила. Что если моя маскировка раскрыта и меня ведут на казнь?! Но нет, причина оказалась проще и банальней, а главное, безопасней для меня.

На табачной ферме было куда больше работы, а в этномузее был переизбыток новичков. Поэтому тех, кто считался «лучшим материалом» для секты, поспешно переводили во внутренний круг.

Скажу честно, рисковали они не сильно. Если бы я действительно была той, кого изображала, я бы уже поддалась их очарованию. Одиночество, бесправное существование, постоянные гонения – так себе опыт. После этого было весьма приятно оказаться рядом с людьми, которые вроде как тебя любят. Даже если они на самом деле не любят.

Все успешные секты умеют правильно подбирать жертв, в этом их секрет. Они чувствуют любую слабину, очень точно ее измеряют и используют. Поэтому не следует думать, что их адепты – это сплошь дебилы, которые ничего о жизни не знают. Гениям тоже бывает больно – настолько, что становится уже все равно. Так, гениальность не защитила Эндрю Мартина от постигшей его судьбы.

Тут важнее не ум, а сила воли, принципы, уверенность в себе. Важную роль играют и близкие люди: если у тебя они есть, новые тебе не очень-то