Сводный Тиран - Вероника Царева

деревянные двери перед собой, желая, чтобы она вошла в них. Я не знаю, куда она пошла и где она сейчас. Что, если ей так больно, что она больше никогда не захочет меня видеть? Черт, я даже не могу обижаться на нее, если она так поступит. Я виноват. Я так виноват.

Вспоминая слова, которые я говорил, угрозы, то, как я брал ее тело. Я сжимаю свою больную руку в кулак, моя физическая боль напоминает мне об эмоциональных страданиях, которые я причинил ей. Я хотел бы взять всю ее боль и сделать ее своей. Я бы с радостью сделал это, если бы мог.

Но я не могу. Единственное, что я могу сделать сейчас, это обеспечить ее безопасность и счастье в будущем. Я защищу ее от моего отца и любого другого, кто попытается причинить ей страдания. Я защищу ее от себя, если придется.

В моей груди пустота от отсутствия ее рядом. Я изо всех сил пытаюсь наполнить легкие воздухом, но я не в силах сделать полный вдох. Смогу ли я когда-нибудь снова дышать? Почему я так себя чувствую? Такое ощущение, что я потерял часть своей души. После того как мы занялись сексом в первый раз, я понял, что для меня больше не существует других девушек, Лера завладела мной, такого не было больше ни с кем.

Пожалуйста, пусть с ней все будет хорошо.

Мне все равно, если она никогда больше не заговорит со мной, если она скажет, что ненавидит меня до глубины души, все, чего я хочу, это чтобы она вернулась в этот дом. Так долго я хотел, чтобы она исчезла из моей жизни, а теперь, теперь я не могу представить себе без нее, теперь я мечтаю, чтобы она была здесь, со мной. Мое сердце начинает гулко биться о ребра.

И тут меня осеняет: все те чувства, которые я испытывал к ней, ненависть, смешанная с потребностью, с тем, что я считал похотью. Но это не было… это не было похотью, которую я чувствовал. Это было что-то другое, что-то совершенно иное. Это было…

Звук подъезжающей машины отвлекает меня от моих мыслей. Встав, я подбегаю к огромному окну, выходящему во двор, и мой и без того ускоренный пульс подскакивает до придела, когда я вижу машину Анны Алексеевны. Пожалуйста, будь внутри. Пожалуйста. Я никогда в жизне не хотел чего-то больше. Если ее нет в этой машине, то шансов все исправить станет на много меньше. Анна выходит со стороны водителя, и я задерживаю дыхание, когда появляется фигура Леры, выходящей со стороны пассажира. Мои колени подгибаются от облегчения, которое пронзает меня насквозь. Я чувствую, как невыносимый груз сваливается с меня.

Она здесь. Она в безопасности.

Я все исправлю. Я не могу вернуть назад все слова, которые я сказал, все вещи, которые я сделал, но я могу загладить свою вину перед ней. Я просто должен найти способ заставить ее поговорить со мной.

— Они здесь?

Голос отца доносится до моего уха, и внутри меня вспыхивает гнев.

Я хочу разбить его лицо, вновь накричать на него, но сейчас мне нужно сосредоточиться на Лере. С отцом я всегда успею разобраться.

— Да, — выдавливаю я из себя. Я бы предпочла, чтобы он вообще не разговаривал с Лерой, но он должен извиниться. Я не хочу, чтобы она о чем-то беспокоилась. — Помни, что я тебе сказал, подыгрывай, или ты мне больше…

— Я помню, — прерывает меня отец. — Я помню.

Входная дверь открывается, и передо мной появляются Лера с мамой. Взгляд Анны метается между мной и отцом, а затем остановился на каплях крови, блестевших на полу.

— О Боже, Костя, что это? — спрашивает она, делая шаг ко мне, а я отмахиваюсь от нее, прежде чем она успевает начать корчить из себя добрую мачеху.

Мне ничего не нужно ни от нее, ни от моего отца. По моему мнению, они оба обманщики.

— Я в порядке.

Я поднимаю руку, подношу ее к груди, прежде чем позволить себе посмотреть Лере в глаза. Мои внутренности болезненно сжимаются, и когда я набираюсь смелости и смотрю на нее, мне кажется, что кто-то ударил меня в живот.

Ее прекрасные голубые глаза наполнены глубокой печалью. Она душит меня, обволакивает, вцепляется в сердце тисками. Оно сжимается и сжимается, и я чувствую, что у меня начинает кружиться голова.

Это сделал ты. Ее лицо бледное, она быстро моргает, как будто борется со слезами.

— Я… мне нужно сделать домашнее задание. Я пойду, — объявляет она и направляется к лестнице, торопливо поднимаясь через ступеньку. Я хватаюсь за грудь, чувствуя себя так, будто из нее вырвали клок. Я заслужила это. Я сделал это. Растоптал ее. Заставил ее сбежать.

— Нам нужно поговорить, — говорит Анна Алексеевна моему отцу, который поворачивается и направляется к своему кабинету.

Он отстраняется от нее так же, как и от меня. С той лишь разницей, что она следует за ним, как потерявшийся щенок.

— Не о чем говорить, дорогая. Это все в прошлом. Теперь все в порядке.

Его тон натянут, и пока они отдаляются друг от друга, я делаю свой шаг, направляясь вверх по лестнице в ее спальню.

Я уверен, что она не хочет меня видеть. Даже сам я не хочу видеть себя, но я должен извиниться. Я должен сказать ей, как мне жаль. Когда я дохожу до ее двери, я смотрю на нее, пытаясь успокоить свое неровное сердцебиение. Мне не терпится, и руки тянутся сами, я берусь за дверную ручку. Она легко поворачивается и с легкостью открывается.

Она даже не закрыла ее. Либо она сдалась, либо ей уже все равно. От одной мысли о том, что я мог потушить тот внутренний свет, который она излучала, у меня сводит живот и ноет в груди. Я перевожу взгляд на кровать, где она сидит, подтянув ноги к груди и плотно обхватив их руками. Как будто она обнимает себя.

Она даже не поднимает глаз, когда я вхожу в комнату и закрываю за собой дверь. И даже когда я подхожу к кровати и сажусь на ее край.

Глава тридцать седьмая

Он…

— Мне жаль, Лера. Я разочаровал и тебя и себя. Я… я сделал тебе больно, но я не…

Я даже не заканчиваю мысль, потому что все было не так. Я хотел причинить ей боль, но только потому, что считал ее причиной своей