Рецепт идеальной мечты - Анна и Сергей Литвиновы

– Вы врете… – пробормотал профессор.

– Святой истинный крест, глубокоуважаемый товарищ Васин, – весело проговорил журналист. – Уголовное дело по статье сто тридцать второй, часть первая УК России. От трех до шести лет строгого режима. Следователи уже вовсю собирают показания. Так что на родине, любезный Николай Петрович, вас ожидают крупные неприятности.

Профессора стала бить дрожь – словно он, а не Дима только что выбрался из ледяной воды.

– Лжете! – выкрикнул он.

– Да нет же! Не далее как сегодня мне об этом сообщили срочной почтой.

– А вы-то?.. Вы-то тут при чем? Вам-то что за дело до меня?

– Можете считать меня консульским работником. – Дима пожал плечами. – А можете, если хотите, вашим добрым ангелом. А на самом деле я журналист. Служу в Москве, в газете "Молодежные вести". Специальный корреспондент. И сюда прислан специально по вашу душу.

– Вы – грязный альфонс!

Дима расхохотался.

– Альфонсы, мой дорогой грязный сплетник, это мужчины, которые берут с дам деньги за определенные услуги. Я же, видит бог, не получил от госпожи Шеви ничего. Кроме удовольствия. А вы, товарищ Васин? Что вы получили от вашей хозяйки? Сколько? И – за что?

– Это не ваше дело!

– Слушайте, Николай Петрович, ну что вы ершитесь? Я же вам доброе дело делаю. Вот предупредил вас, что вам нельзя сейчас ни в коем случае возвращаться в Россию. Ведь арестуют! К уголовникам в камеру посадят.

А они знаете, как относятся к любителям несовершеннолетних!.. У-у!

– Я не понимаю: вам-то какое до всего этого дело? Зачем вы преследуете меня? То врываетесь ночью в мою комнату! То теперь проникаете на территорию чужого частного владения!

– А вы что, Николай Петрович, не понимаете, что рукописи и книги, над которыми вы работаете здесь, у госпожи Шеви, – краденые? Вы что, не читали русских газет об ограблении в Историко-архивной библиотеке?

Может быть, библиотечных штампов на книгах не видели?

– К-какие книги? – Васин отвел глаза. – Я… Я разбирал записи деда госпожи… Переводил…

– Знаете, Николай Петрович, я ведь человек незлобивый, но за вранье могу и в глаз засветить. Прямо сейчас. А уж по возвращении в Москву я лично готов дать против вас показания. И милиция навесит на вас – помимо растления малолетних – еще и соучастие в ограблении. Нехорошо, нехорошо: доктор филологии, а государственную историческую библиотеку грабите.

– Совершенно не имею представления, о чем вы говорите.

– Николай Петрович! Скажу вам без ложной скромности: я в Москве человек влиятельный. И если я замолвлю за вас словечко – никакого дела против вас не будет. Ни по растлению, ни по книгам. Обещаю вам. А в обмен на эту мою помощь – серьезную помощь! – мне нужно только одно. Расскажите мне, пожалуйста, чем вы занимаетесь здесь, у госпожи Шеви. Над чем вы здесь работаете? Где книги из Исторички?

Под Диминым напором Васин отступал все дальше и теперь оказался спиной к гранитной балюстраде, ограждавшей обрыв. Венчик его седых волос светился словно нимб на фоне серого неба и черной поверхности залива.

– Ну! – наступал Дима. – Ну, говорите!

Профессор мелко-мелко затряс головой. На его лице выступили, несмотря на прохладную погоду, капли пота.

– Ну, говорите же!

– Я не могу.. По условиям контракта!.. Это коммерческая тайна…

– Профессор, вам же тюрьма светит! Понимаете – тюрьма! Ну!.. Ну, говорите же!

– Я.., я… – начал профессор. – Я переводил.., икомментировал…

Вдруг он осекся и отчаянно выкрикнул:

– Я вам не верю!.. Почему я должен вам верить!

– Я обещаю вам, Николай Петрович, – твердо сказал Дима. – Я клянусь вам. Памятью моей мамы – и всем самым святым. Клянусь. Я помогу вам. И все у вас будет нормально. Я обещаю. Ну, говорите!..

Профессор – показалось Диме – на что-то решился.

С шумом выдохнул воздух и открыл рот – но в этот момент его ослепила яркая вспышка электрического света.

Он непроизвольно поднял руку, защищаясь.

– Shut up! <Заткнись! (англ., разг.)> – прокричал по-английски чей-то мужской голос.

Дима обернулся. На расстоянии двадцати шагов от них появилась маленькая мужская фигурка. В одной руке он держал мощный фонарь, в другой – винтовку.

Это был Пьер, верный секретарь мадам Шеви.

Пьер перевел свет фонаря на лицо Димы. Ухмыльнулся. Произнес с издевочкой:

– Здравствуйте, сэр! – И добавил устало:

– Парень, ну что ты опять здесь делаешь? Ведь тебе уже не раз сказано: хозяйка не принимает.

– Извини, Пьер, – спокойно объяснил Дима. – Я купался и сбился с курса.

– Убирайся.

– Мы так интересно беседовали с моим земляком.

Он настоящий интеллектуал. Можно, мы закончим?

– Убирайся!

Пьер решительно повел дулом винтовки.

– Профессор, – тихо, одними губами произнес Дима, отвернувшись от фонарного луча, – запомните мой здешний телефон: пять пять пять пятнадцать восемьдесят. Это мобильник, он всегда при мне. Повторите номер.

– Пятьсот пятьдесят пять пятнадцать восемьдесят, – тихо повторил, отворачиваясь от света, несчастный Васин.

– А ну заткнитесь, профессор! – рявкнул Пьер. – А ты, парень, давай на выход! Ты нарушил чужую частную собственность. Я могу стрелять без предупреждения!

– Извините, профессор, мне пора, – тихонько проговорил Дима и крикнул Пьеру:

– Может, вызовешь мне такси?

– Пошел! – гаркнул секретарь.

* * *

Дима отмахал пешком – в сторону от залива, по спящим богатым кварталам, наверное, километра три.

Улицы были совершенно пустынны. Пару раз он видел издалека гуляющих собаководов. Один раз ему встретился безумный полуночный джоггер в майке "Montana smoke jumpers" <"Пожарные-парашютисты штата Монтана".>.

Кое-где на проезжей части и на подъездных дорожках отдыхали машины. Проехала пара запоздалых "таун-каров".

В белых особняках, отделенных от проезжей части деревьями, спали, или занимались любовью, или смотрели телевизор.

Слава богу, Полуянов ни разу не наткнулся на полицейский патруль. Вид целеустремленно вышагивающего человека в стране всеобщей автомобилизации всегда вызывает подозрение. Тем более ночью и в белом квартале.

Всю дорогу Дима думал о том, как он невезуч. Он чуть не погиб в ледяной воде, он почти расколол старика-профессора – и облом. Выполз этот Пьер, будь он неладен… Второй раз он, кажется, стоял на пороге той тайны, что связывала американку Полу Шеви и русские рукописи, – и опять пролетел.

Но не только это беспокоило Полуянова. Было что-то еще. Что-то досадное, язвящее душу. Нечто такое, что он в усадьбе Полы то ли видел краем глаза, то ли слышал краем уха… Это воспоминание тихонько, подспудно терзало его всю дорогу. Что же это было? Он никак не мог вспомнить…