Женщина, которой я хотела стать - Диана фон Фюрстенберг

– Позвони мне через пару дней, – ответил он.

Так в моей жизни появился Дик Конрад. Ему было 39 лет, у него за плечами был огромный опыт в продажах, и он находился в поисках нового бизнеса, куда бы мог вложиться. Он рискнул и согласился стать моим партнером за оклад 300 долларов в неделю и 25 %-ную долю в компании. Мне показалось, что недельное жалованье и 25 % от того, что стоит ноль, – это пустяки. Мы ударили по рукам. Я вложила в нашу новую компанию 750 долларов, Дик – 250, и мы заключили договор аренды шоурума на 7-й авеню. Мы были в деле!

Я заказала для Дика несколько мужских рубашек из джерси Ферретти, чтобы он смог понять и на себе прочувствовать уникальность ткани. Он оценил ее. Дик знал лучших байеров специализированных магазинов и лучших универмагов страны и обзвонил их всех. Все они прибыли в наш новый шоурум по адресу 7-я авеню, дом 530, и сделали заказы. К концу 1972 года наша оптовая выручка достигла отметки в 1,2 миллиона долларов.

С Ферретти по-прежнему работалось непросто, и тем не менее он великодушно согласился дать нам четырехмесячную отсрочку по выплатам, что давало нам возможность отправить заказы и получить деньги от продаж, перед тем как нам надо было платить ему. До того, как мы пришли к такому соглашению, в какой-то момент мы настолько задержали выплаты, что мне пришлось пойти в ломбард напротив Нью-йоркской библиотеки и заложить кольцо с бриллиантом, подаренное Эгоном и моим отцом на рождение Татьяны. (Я выкупила его спустя четыре недели с сумасшедшей комиссией.)

Среди самых первых фасонов, которые мы выпустили, были простое и идеальное платье-майка, мое любимое платье-рубашка и свободное платье-колокол, которое было доступно в коротком и длинном варианте и стало очень популярным. Потом появился топ с запа́хом, что-то вроде топа, который носят балерины во время репетиций, в комплекте с такой же юбкой. Их моментально раскупили. Но настоящий прорыв случился, когда я увидела по телевизору Джули Никсон Эйзенхауэр, которая выступала с речью в защиту своего отца, президента Ричарда Никсона, во время Уотергейтского скандала. На ней был комплект из топа с запа́хом и юбки. Я задумалась: «Что, если соединить топ и юбку и превратить их в платье?» Так родилась идея создания платья с запа́хом.

Поначалу разработка этого фасона оказалась не такой уж простой задачей. Мне хотелось, чтобы у него был широкий пояс, который бы визуально уменьшал талию, юбка, скроенная по косой, и декольте, открывающее грудь настолько, чтобы это было сексуально и при этом не выходило за рамки приличий. А еще я хотела, чтобы у платья были воротник и манжеты жесткой формы, в точности как у исходной модели топа. Мы с Бруной часами стояли перед раскройным столом на фабрике в пригороде Флоренции и возились с бумажными выкройками, пытаясь сложить кусочки пазла воедино. Нам помогала Сью Файнберг – дизайнер из Америки, прошедшая обучение в Италии, – я наняла ее на должность управляющего производством и дизайном на фабрике Ферретти. Большую часть времени мы с ней проводили голышом, примеряя на себя образцы, над которыми трудились за раскройным столом, чтобы проверить, как они сидят. Наконец один сел идеально.

Т/72 – номер, присвоенный первой модели платья с запа́хом от Дианы фон Фюрстенберг, которое было выпущено в 1974 году. 40 лет спустя эта модель все еще продается. Конечно, платья-халаты существовали и до этого. Это классический фасон – платье, которое запахивается без помощи пуговиц и молний, как кимоно. Но эта модель отличалась тем, что была сделана из джерси. Ткань повторяла изгибы тела, подчеркивая все его достоинства, была невероятно мягкой и удобной и одновременно облегала фигуру, словно вторая кожа.

Платье с запа́хом дебютировало в 1974 году на нашем с Эгоном совместном показе в отеле Pierre. Мы с ним к тому времени уже расстались, и Эгон ушел из банка, чтобы стать дизайнером мужской одежды. На показе он представил коллекцию рубашек, тоже сшитых из тканей Ферретти. Для платьев с запа́хом я выбрала два анималистических принта: змеиный и леопардовый. Я хотела, чтобы в моих платьях женщины чувствовали себя сексуальными и изящными, словно кошки, и, судя по всему, не прогадала. Эти платья и расцветки вызвали такой ажиотаж, что скоро их можно было увидеть на улицах всех городов Америки. Благодаря маленькому платью с запа́хом стоимость, в которую оценивался мой бизнес, выросла в семикратном размере.

Конечно, Ферретти был на седьмом небе от счастья. К концу 1975 года производство вышло на уровень более 15 тысяч платьев в неделю. Его фабрика под Флоренцией работала на нас на полную мощность. Ферретти поверил в меня, и я более чем оправдала его ожидания. За пять лет на наших заказах его фабрика заработала свыше 35 миллионов долларов.

Все это без бизнес-плана, без какого бы там ни было анализа рынка, без фокус-группы, без пиар-менеджера, без рекламного и брендинг-агентства. Все, что у меня было, – это замечательная идея, талантливый производитель, который вкладывал душу в качество своей продукции, и амбициозный специалист по продажам, который верил в меня и отправлял на встречи с покупателями в универмаги по всей стране. Магазины обожали, когда к ним приезжала настоящая молодая принцесса, выпускающая удобные и сексуальные платья, которые были по карману большинству женщин. Во время этих встреч я забегала в примерочные и показывала женщинам, как нужно завязывать пояс платья и чувствовать уверенность в себе и своем теле.

Но это было только начало. Глядя на то, как благодаря этим новым платьям женщины стали верить в себя и свою красоту, я сама обретала все больше уверенности и, как следствие, ощущала себя все красивее. Я излучала то, что продавала, – непринужденность и гармонию в самоощущении себя. Мы стали одним целым с платьями и тем, что они символизировали. Тогда я этого еще не понимала, но я превратилась в бренд.

Темпы роста компании были головокружительные. Я не успела оглянуться, как у меня в штате было почти сто человек, включая сотрудников склада, который мне пришлось снять на 10-й авеню для хранения тысяч экземпляров прибывающих из Италии платьев. Маленькое платье с запа́хом в одночасье завоевало весь мир, а я бежала вслед что есть мочи, пытаясь угнаться за ним. Со всех сторон сыпались новые возможности, но я была молода и мне не хватало опыта и компетенций, чтобы оценить их, так что я едва ли была способна разобраться и решить, какие предложения принять и зачем.

Когда еще в 1973 году ко мне стали обращаться разного рода