Под необъятными небесами - Карло Аурьемма

— Ты что, действительно хочешь попробовать? — Спрашивает удивлённая Лиззи.

— Но… если все его жуют, должно быть он не так ужасен.

До сих пор мы всегда отказывались попробовать бетель, но здесь я чувствую себя обязанным, составить компанию Даоне.

Очищаю свой орех руками, Даона делает это зубами, и отправляю его в рот целиком, не заметив, что девушка пытается сказать, чтобы я попробовал сначала небольшой кусочек.

У меня тут же встают дыбом волосы по всему телу. Во рту вдруг образуются литры слюны. Гляжу на Даону, ища помощи. Она смеётся, обнажая зубы, которыми продолжает жевать орех и листья сдобренные известью. Пытаюсь подражать ей, делая вид, что ничего не происходит, но с каждым движением мои рецепторы испытывают новую травму и потоки слюны заполняют рот. Мне кажется, что у меня течёт изо рта, о том, чтобы проглотить это, не может быть и речи. Да и кто знает, что случилось бы с моим желудком. Я вскакиваю на ноги, отхожу подальше и начинаю выплёвывать на землю розоватую жидкость, продолжаю в течении нескольких минут и постоянно оказываюсь со ртом полным слюны. Даона, со своего места продолжает смеяться, сплёвывая на землю и забрызгивая ноги Лиззи красными брызгами. И хоть той это не нравится, мы в гостях и приходится строить хорошую мину при плохой игре.

На обратном пути Даона ведёт нас другой тропинкой, которая должна быть короче, мальчик уже убежал вперёд к пироге и ждёт нас у кромки воды. Вода отошла и последние пятьдесят метров были невыносимы. Подражаю Даоне и снимаю обувь, стараясь позабыть всё, что читал о червях и тропических паразитах, которые проникают через подошвы ног и заражают все органы.

Мы проваливаемся. Сначала по колено, потом по самый пах, в полужидкой грязи, которая скользить меж пальцами ног. Большие пузыри газа лопаются то здесь, то там. Девушка, идущая впереди, кажется не испытывает никаких трудностей и постоянно останавливается, ожидая нас, с улыбкой, которая становится всё более неуверенной. Наконец мы добираемся до кромки воды, ещё двадцать метров и глубина (40 см.) становится достаточной для пироги. Когда мы все залезаем в пирогу, она погружается по самый срез бортов. Даона, видимо чувствует себя виноватой, за то, что затащила нас в эту переделку, и хочет скорее увезти отсюда, не обращая внимания на то, что пирога не может выдержать всех.

Достаточно лёгкого движения, чтобы она накренилась. Я инстинктивно переношу вес на другой борт. Это ошибка, пирога начинает раскачиваться с борта на борт, черпая воду при каждом крене. Мальчишка отчерпывает как сумасшедший половинкой кокосового ореха. Лиззи, вдруг, теряет контроль и начинает хохотать.

Даона с удивлением смотрит на неё широко раскрытыми глазами, не понимая, что здесь смешного.

— Наверняка она рехнулась от того, что я затащила их в это место.

Отталкиваясь веслом, она толкает пирогу, чтобы как можно скорее уйти отсюда. Но мы, мёртвым грузом, продолжаем болтаться тудасюда по скользкому, круглому дну пироги. Колебания становятся всё шире и шире, пока — плюх…, мы снова оказываемся в воде, вернее в грязи, по самую шею. Лиззи не перестаёт хохотать, Даона смотрит на нас с выражением ужаса на лице и на ощупь собирает обувь, вёсла, мачете и прочее, что оказалось в воде. Когда все вещи собраны, пирога в воде по самый срез борта.

— Понадобится час, чтобы отчерпать её половинкой кокоса. И перевернуть мы её не сможем, она очень тяжёлая. — изрекаю я.

Однако, нет. Даона начинает энергично раскачивать пирогу вдоль продольной оси, вперёд — назад, создавая в ней волну, которая выплёскивается наружу, каждый раз, когда доходит до оконечности.

И, через несколько мгновений пирога сухая.

На этот раз на борт поднимаются только трое, я остаюсь в воде, держась за корму и стараясь не думать о крокодилах. Даона выглядит убитой. Мне хотелось бы объяснить ей, что в целом, для нас это было развлечением, но это уже философия, труднообъяснимая на пиджин.

Даона сама разряжает обстановку.

— Likem rab? — спрашивает она.

— Конечно! — отвечаем мы хором.

Она исчезает среди мангров и возвращается с четырьмя большими крабами, насаженными на мачете — два нам и два себе. И снова улыбается.

14. Острова пряностей.

Движущийся луч света освещает лодку как днём. Он не похож на свет маяков, стоящих на побережье, в нём нет периодичности и ритма. Он движется хаотично. Резко приближается, почти проскочив «Веккиетто», меняет направление, удаляется, возвращается с противоположной стороны. Иногда он движется низко, над самой поверхностью воды, временами приходит высоко, выше краспиц и теряется в темноте воды, в деревне, расположенной в глубине бухты.

Мы находимся на острове Тарангам, Пулау Пулау Ару (архипелага Ару) восточных Молукк, тех, что когда то назывались Островами Пряностей.

Лодка стоит на якоре посреди ферм по выращиванию жемчуга и шарящий в темноте луч, это прожектор охранной вышки. Здесь нельзя находится, так как японцы, владеющие концессией на эти воды, не желают видеть здесь посторонних. Но у нас есть что-то вроде пропуска, выданного начальником порта Ару, главного острова, и японцы, хоть и неохотно, позволили нам остаться.

Когда мы были на Ару, Ангела — преподаватель английского языка в школе, представитель лютеранской церкви, директор детского сада для детей рыбаков, а также жена начальника порта с помощью жестов и англо — индонезийского словаря дала нам понять, что японцы не продают жемчуг, так-как отправляют его весь в Японию.

— Но, если вам удастся провести хотя бы одну ночь вблизи ферм, без жемчуга вы не останетесь. — закончила она с многозначительным видом.

Едва мы подходим к острову, навстречу нам выходит деревянная шаланда с трескучим подвесным мотором и двумя охранниками в штопанной униформе, которые сразу требуют поменять курс и уйти отсюда. Но письмо и печать начальника порта, представляющее нас как журналистов, собирающихся писать о жемчугах Молукк, возымели действие. Нам позволено встать на якорь и сойти на берег, чтобы вручить письмо напыщенному желтокожему толстяку с раскосыми глазами, который, естественно, не говорит по английски.

Его помощник, который в детстве жил в Соединённых Штатах, переводит ему слово за словом, три раза. Ему явно не хочется оставлять нас здесь, но письмо… После долгих дискуссий он сдаётся.

— Сорок восемь часов, и при сходе на берег вас будут сопровождать.

Но нам больше и не нужно. И вот теперь мы здесь, под лучом прожектора, который зажёгся ещё до наступления темноты и теперь шарит в воздухе вблизи нас.