Два года на северной земле - Николай Урванцев

Долина речки Матусевича уже в 1–2 км от начала превращается в ущелье, настолько узкое, что ехать по нему совершенно невозможно, тем более, что оно в значительной степени забито рыхлым снегом, а сверху по бортам нависают солидные снежные карнизы, грозящие обрушиться. Поэтому пришлось искать более спокойное боковое ответвление, которым и вышли на главное русло километрах в восьми от начала речки. Здесь тальвег имеет метров сто ширины и врезан метров на сто ниже окружающей водораздельной равнины. Борта образуют отвесные скалистые обрывы до 40–50 м высотою, представляя непрерывный геологический естественный разрез, настолько интересный, что оказалось совершенно необходимым сделать остановку для пешего изучения не пройденного верхнего участка.

Разбили палатку, но собак не отпрягали, так как поедем дальше сразу же после окончания осмотра.

Сейчас, в полуденные часы, под защитой склонов солнце пригревает уже сильно. На южной стороне снег тает, журчат ручьи, а кое-где уже появились лужи талой воды. Еще день-два и на речке выступит вода, а снег, в долине стает, обнажив камни так, что движение на санях окажется невозможным. Мы, кажется, попали сюда во-время. Нужно спешить, времени остается в обрез, чтобы успеть проскочить на восточную сторону.

В противоположность спокойному залеганию свит, наблюдавшемуся ранее, здесь породы дислоцированы чрезвычайно сильно. Известняки, мергеля и доломиты с прослоями гипсов собраны в чрезвычайно сложные, прихотливо изогнутые, опрокинутые складки, великолепно наблюдаемые в береговых склонах. Во всех породах наблюдается раздробление вплоть до перетертости в порошок, так что местами получается беспорядочное месиво из обломочного материала, в котором ни отдельных пластов, ни их слоистости различить уже невозможно. Мощность перетертой раздробленной зоны — тектонической брекчии превышает местами 30 метров. Вверх по речке, благодаря тому, что общее падение свит идет здесь на запад, можно проследить, как постепенно складчатость затухает и мы незаметно переходим в область слабо складчатых пестроцветных толщ западного берега земли.

Русло речки в верховьях образует узкую щель, по которой с трудом можно пробраться даже пешком, так как оно сплошь завалено гигантскими валунами. Продольный профиль образует уступы и водопады, теперь еще, впрочем, замерзшие, а сверху склонов на высоте 30–40 м над головою висят огромные снежные надувы, грозящие обвалом.

Около полуночи, закончив осмотр, тронулись немедленно дальше. Километрах в двух справа в нашу речку падает довольно значительный приток. Среди вынесенного обломочного галечно-валунного материала в русле этого притока найдены довольно крупные куски красного железняка. Недостаток времени, однако, не позволил отправиться на поиски самого месторождения. Берега сложены круто, местами вертикально поставленными пластами вишневокрасных мергелей с прослоями зеленых, что придает всему ущелью весьма оригинальный колоритный характер.

Долина речки, по которой едем, постепенно расширяется, но затем вдруг, километрах в шести отсюда, снова превращается в узкий мрачный гигантский коридор, пробитый в толще плотных массивно-слоистых известняков. Их твердость, значительное сопротивление размыву и выветриванию обусловили такой узкий характер ущелья. Известняки поставлены на голову и содержат остатки фауны кораллов, морских лилий и брахиопод, по которым можно установить силурийский возраст толщи.

У начала ущелья зимние пурги надули огромную застругу, перед которой, как перед плотиной, скопилось уже довольно много воды, набежавшей за день из речки сверху. Через нее пришлось перебираться вброд. Процесс таяния снега идет необычайно интенсивно, прямо на глазах.

Проехав ущелье, через несколько километров выезжаем в озеровидное расширение долины, шириною километра в два, являющееся началом фиорда Матусевича. Лагерем стали на одном из островков, уже почти свободном от снега, так что палатку поставили на сухую землю. И собаки и люди были очень утомлены, так как находились в работе непрерывно более полутора суток, поэтому, наскоро поев, все немедленно повалились спать мертвым сном.

Встали уже вечером. За день кругом произошли разительные перемены. Снег на островке, где стоим, совершенно исчез, так что сани очутились на земле, на льду озера появилась вода отчасти за счет местного таяния, а отчасти набежавшая из речки. Сегодня там, пожалуй, уже не проехать, так что мы успели проскочить во-время. Кругом летают чайки, слышно пение пуночек и гук полярной совы. Началась весна.

Ночью тронулись в путь дальше вдоль южного берега фиорда. Ширина его здесь не более 3 км, береговые склоны высотою 250–300 м, сложенные толщей мергелей и известняков, имеют плавные, сглаженные ледником очертания.

Разбросанные кое-где скалистые острова имеют вытянутую форму и асимметричный профиль «бараньего лба», указывая этим, что исчезнувший ледник двигался здесь на восток. На одном из островков на высоте 24,1 м от поверхности льда фиорда найден старый полуобкатанный прибоем позвонок кита, свидетельствующий, что еще очень недавно уровень моря был значительно выше современного. Таким образом, возникновение узкого каньона речки, как бы пропиленного в тальвеге древней ледниковой долины на глубину 70—100 м, находит свое объяснение в весьма быстром здесь понижении морского уровня и, как следствие, интенсивном размыве русла водою.

Вскоре на льду замечаем ряд трещин, идущих поперек всего фиорда, это указывает, что приливо-отливные колебания морокого уровня докатываются даже сюда.

Несколько дальше фиорд оказался заполненным мертвым ледником, представляющим язык купола, расположенный внутри острова в его северо-восточной части. На северный склон этого купола мы взбирались у мыса Ворошилова в предыдущий маршрут.

Сглаженные, полуобтаявшие за много лет края глетчера незаметно сливаются со льдом фиорда, что указывает на отсутствие движения ледника и постепенное его исчезновение вследствие продолжающегося таяния.

Берег фиорда, вдоль которого едем, постепенно становится круче и, наконец, превращается в почти отвесную скалистую стену до 300–400 м высотою. Бесчисленные каменистые уступы, образовавшиеся вследствие морозного выветривания поставленных на голову филлитов и кварцитов, дают прекрасное убежище и гнездовья тысячам люриков и чаек. Их немолчный гомон несется сейчас отовсюду, но скалы столь высоки, что сидящих птиц можно различить, да и то с трудом, лишь в бинокль. Уже в первую поездку с заброской продовольственного депо птиц здесь было настолько много, что Журавлев окрестил гору «Базарной». Сейчас же количество их, в связи с прилетом новых стай, выросло в несколько раз.