Практические занятия по русской литературе XIX века - Войтоловская Львовна

В них много сказано о самом поэте, о разных периодах его жизни: «В разны годы под вашу сень, михайловские рощи, являлся я». Вернувшись в Михайловское спустя десять лет, Пушкин вспоминал, каким он был в каждое из прошлых посещений. Сначала, когда «веселым юношей, беспечно, жадно я приступал лишь только к жизни…» Или потом, когда михайловские рощи приняли к себе «усталого пришельца», которого «борьбой неравной» истомили «судьба и страсти». «И горькие кипели в сердце чувства». В эту пору, в 1824 г., в период продолжающихся гонений, поэт горько сетовал на преследования, чувствовал себя оскорбленным, оклеветанным. Вспоминая в Михайловском об этом периоде, поэт говорит о том, к чему приводило недоверие: «всяк предо мной казался мне изменник или враг». Он настойчиво искал, и это отчетливо видно по черновикам, единственно точного слова для выражения своих чувств и мыслей. Он заменял одни стихи другими, создавая новые строки, зачеркивал их. Возник и мотив одиночества, о чем говорят следующие строки: «Я был один. Мои младые годы… Я был ожесточен»; «Утрачена в бесплодных испытаньях была моя неопытная (?) младость и бурные кипели в сердце чувства и ненависть и грезы мести бледной».

Как можно понять путь исканий поэта? Прежде всего, следует обратиться к изучению черновиков стихотворения. Они помещены в академическом издании Сочинений А. С. Пушкина (т. 3, ч. 2; с. 995—1008). Стихотворение редактировал Н. В. Измайлов. В повседневной вузовской работе мы обычно и ограничиваемся материалами академического издания. На этом материале строится и дальнейший разбор стихотворения[270]. Читая черновики по академическому изданию, мы видим, что в окончательный текст, помимо приведенных выше строк, не внесены и многие другие, например о спасительном вдохновении:

Но здесь меня таинственным щитомСвятое вдохновенье осенило,Поэзия, как ангел (утешитель), —Спасла меня, и я воскрес душой.

Не включены в него и проникновенные строки черновика, посвященные няне, хотя эти стихи едва ли не лучшее из всего, сказанного о ней Пушкиным.

Сопоставляя основной текст с черновиками, мы видим, что Пушкин стремится избегать в окончательном тексте конкретных Описаний отдельных периодов своей жизни. Внимательное и Углубленное проникновение в замысел стихотворения «…Вновь Я посетил» показывает, что поэт говорит только о важнейших моментах своей жизни, о том, что приближает ее к жизни других людей, делает понятной и близкой каждому. Тема стихотворения очень широка: она посвящена вечным законам жизни, бдинаково подчиняющим себе и человека и природу. Поэт размышлял об этом в Михайловском:

И сам, покорный общему закону,Переменился я.

Медленный, раздумчивый, величавый и спокойный пушкинский белый стих придает этим словам особую значительность, воплощает неумолимую силу закона развития, нерасторжимую связь времен. Именно о времени и его необратимости говорится с первых же строк стихотворения:

…Вновь я посетилТот уголок земли, где я провелИзгнанником два года незаметных,Уж десять лет ушло с тех пор…

О времени говорит и «опальный домик»:

…Вот опальный домик,Где жил я с бедной нянею моей.Уже старушки нет…

В этом стихотворении Пушкин отводит большое место природе. Характерно, что многие из черновых отрывков, посвященные природе, вошли почти целиком в основной текст стихотворения.

Вот холм лесистый, над которым частоЯ сиживал недвижим — и гляделНа озеро, воспоминая с грустьюИные берега, иные волны…Меж нив златых и пажитей зеленыхОно, синея, стелется широко…

Этот холм дал возможность поэту сказать, что не только человек, но и все живое покорно течению времени. С холма открывалась памятная с юности картина: скривившаяся мельница, одиноко плывущий по озеру рыбак, его убогий невод… Широкий горизонт, огромное пространство, воздух, простор. Ничто не стесняет мысль поэта, «…никто не мешает нам думать, думать до того, что голова закружится» (16; 48).

Белый безрифмованный пятистопный ямб хорошо передает глубину раздумий поэта. Стихотворение «…Вновь я посетил» отличается также своей астрофической интонацией, характерной для элегического раздумья, спокойно–грустного тона. Интонационные особенности стихотворения позволяли поэту выделить нужные слова и придать этим колорит всей картины. Обилие переносов и выделений слов давали возможность автору не только выделять, но и разнообразно подчеркивать то или иное слово или выражение. Так, например, в приведенных выше словах о холме Пушкин подчеркнул интонацией слова: «с грустью», которые придали окраску его воспоминаниям [271].

Сокровенные мысли о жизни, о прошлом, настоящем, будущем как‑то сами собою срослись для него с этой поднимающейся в гору дорогой, с этими тремя соснами, которые

Стоят — одна поодаль, две другиеДруг к дружке близко, — здесь, когда их мимоЯ проезжал верхом при свете лунном,Знакомым шумом шорох их вершинМеня приветствовал.Мы слышим их «знакомый уху шорох».

Как же этого достигает поэт?

«У настоящего поэта всегда рядом — и вместе — со смысловой темой есть и музыкальная. Когда мы следим за пушкинскими аллитерациями, мы словно идем по следу его пера, словно находим какие‑то музыкальные подтверждения его чувства и мысли, подтверждения их истинности»[272], — говорил С. Я. Маршак. И все же — «это все только догадки. Да и кто скажет вам точно, как рождается музыка стиха?»[273] По мнению С. Я. Маршака, все особенно выразительные аллитерации всегда «невольные», «непосредственные», как и рифмы, в которых тоже «нет ничего хуже нарочитости». Особенно трудна инструментовка белого стиха. «В нем необходимо найти достойную замену рифме, которая очень разработана в русской поэзии, а это нелегко».

Об аллитерациях стихотворения «…Вновь я посетил» С. Я. Маршак в той же беседе говорит следующее: «В пушкинском стихотворении «…Вновь я посетил» — в одном из самых зрелых и совершенных его стихотворений — более чем в восьмидесяти процентах строк (я подсчитал) вы услышите звук «п» и ударную гласную «о». Разумеется, нет никаких сомнений в том, что Пушкин не занимался специальным подбором слов на «п» и на «о», смешно даже представить его за таким занятием, но это не случайность: вникая в эти аллитерации, думаешь, что «п» пришло в эти стихи как тихий звук — все стихотворение очень тихое, что сочетание «п» и «о» из слова «покой». Ведь покоем пронизано все это стихотворение»[274].

Покой, о котором здесь говорит С. Я. Маршак, это не спокойствие, а глубокое раздумье. Раздумье одновременно и спокойное и грустное. Это почувствовал еще Гоголь, прочитавший стихотворение впервые: «Удивительная простота и такая тихая и вместе глубокая грусть, что я даже не в силах был переписать, мне так сделалось грустно» (XI, 109). Эти слова написаны Гоголем 3 сентября 1837 г., когда светлая грусть, окрашивающая пушкинское стихотворение, сливалась в сознании Гоголя с его тоской о потере поэта. Гоголь не мог тогда ощутить философской проникновенности стихотворения. А между тем эти стихи были созданы в часы высоких размышлений. Подобной широты и осознанной ясности нет, как нам кажется, ни в предшествующих, ни в последующих стихах Пушкина на эту тему.

Все чувства, мысли, образы поэта подняты здесь на огромную лирическую высоту, которая создается одновременно и большой философской мыслью и звучанием пятистопного безрифмованного ямба.

…Прошло десять лет, и те же сосны знакомым шумом ветвей вновь приветствуют поэта.

Но около корней их устарелых(Где некогда все было пусто, голо)Теперь младая роща разрослась,Зеленая семья; кусты теснятсяПод сеныо их, как дети. А вдалиСтоит угрюмый их товарищ,Как старый холостяк, и вкруг негоПо–прежнему все пусто.

Закон жизни — ее обновление. «Младая роща» во «…Вновь я посетил» является образом новой жизни, пришедшей на смену прежней. Пушкинская роща не шумит еще, а скорее шелестит и шепчет. Шипящий звук «ш» сменяется свистящим звуком «с», повторяющимся в этих 6 строках 14 раз, сопровождающие его звуки «з» и «щ» усиливают этот шелест.

Сожаление вызывает у поэта стоящий вдали, «как старый холостяк», «угрюмый их товарищ» — одинокое дерево. Оно не подчинилось вечному закону обновления жизни, и вокруг него «по–прежнему все пусто». Поэтому оно угрюмо и одиноко[275]. Пушкин радостно встречает молодое поколение и шлет ему привет. Он выносит слова: «Здравствуй, племя» в отдельную строку, обращая их не только к роще, но и к людям.