Никто не узнает - Татьяна Никандрова

Где ты была? Почему не отвечала на звонки? О чем думаешь? Чего хочешь? Зачем издеваешься над мной?

Я должен, просто обязан задать эти вопросы, ведь они мне целый месяц покоя не дают. Но я какого-то черта молчу. Слушаю ее слегка учащенное дыхание, раздающееся в трубке, и млею от одного только факта, что она находится на том конце провода.

Боже, какой же я жалкий.

— Богдан, слушай, — Карина первая выходит из нашего обоюдного оцепенения. — Ты мне больше не звони, ладно? Этот номер скоро обслуживаться перестанет. Я… Я уезжаю в другую страну… Скоро… Так что лучше нам прекратить общение.

— Как уезжаешь?! — не поверив собственным ушам, я впиваюсь в корпус телефона до боли в пальцах. — Куда? Когда?

— Это… Это все неважно…

— Как неважно-то?! — взрываюсь я. — Я названиваю тебе долбанный месяц, а ты не можешь просто взять и по-человечески объясниться? Почему делаешь вид, что между нами ничего не было? Будто это просто игра, прихоть какая-то… Я всего лишь прошу быть со мной честной! Или для тебя это невыполнимая задача?

— В Штаты, Богдан, я улетаю в Штаты! С Олегом! — она повышает тон в ответ, не сумев проигнорировать мой упрек. — Навсегда, понятно? Вот тебе честность! Доволен?

Это удар ниже пояса. Аж искры из глаз полетели.

— Когда? — почти беззвучно спрашиваю я, до соленого закусывая нижнюю губу.

— Завтра, — так же негромко отзывается она. — Прости меня. Если сможешь, конечно…

Пип-пип-пип.

Руки дрожат, и пепел на конце сигареты стремительно сыпется на землю. Я разбит, и, кажется, уже ничто не способно склеить меня воедино.

Несколько секунд я отупело гляжу в одну точку, а затем с размаху заряжаю телефоном об асфальт.

Как больно, сука! Как же больно…

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍Глава 43

Карина

— Здравствуйте, — произношу я, приближаясь к стойке регистрации в аэропорту.

— Добрый вечер! Ваш паспорт, пожалуйста, — лицо девушки-агента озаряется профессионально-вежливой улыбкой.

Протягиваю ей документ, и она принимается сосредоточенно вбивать мои данные в компьютер.

Воспользовавшись небольшой паузой, поправляю прическу и оглядываюсь по сторонам. Ощущения, конечно, странные. Нет ни тоски, ни пробирающего до мурашек трепета… Будто мозг до сих пор не понимает, что я улетаю из России не просто на пару дней, а на несколько долгих лет. Даже привычного волнения перед полетом не испытываю.

Олег уехал еще неделю назад, а я немного припозднилась, чтобы успеть завершить начатые дела и договориться об удаленном взаимодействии с издателями.

— Поставьте, пожалуйста, багаж на ленту, — инструктирует сотрудница аэропорта, и я послушно водружаю чемодан на указанное место.

С собой у меня только самое необходимое. Многочисленную одежду, обувь, личные вещи и прочий нажитый скарб я уже отправила в Штаты через транспортную компанию, так что тащить тяжесть на себе нет никакой нужды.

— Вот ваш посадочный талон. Всего хорошего!

Забираю документы со стойки и, поправив на плече сумку для ручной клади, направляюсь к воротам, чтобы пройти контроль и предполетный досмотр.

— Карина! — неожиданно раздается за спиной, и мои ноги буквально приклеиваются к полу.

Одно лишь слово, произнесенное до боли знакомым, обволакивающим пространство голосом, и все мои эмоций, вмиг всколыхнувшись, сжимаются в точку, чтобы секундой позже хлынуть по венам обжигающим кипятком. Тут и смятение, и радость, и страх, и недоумение, и шок — меня вот-вот расплющит под толщей навалившихся переживаний.

Медленно, будто боясь спугнуть почудившееся виденье, я оборачиваюсь, и дыхание, споткнувшись, обрывается. Смотрю в бездонную, мучительно-родную синеву глаз Богдана, а в груди снежным комом нарастает чувство надвигающейся потери.

Господи… Как же я, оказывается, скучала! По прямому требовательному взгляду, по густым, сомкнутым на переносице бровям, по губам, по рукам, по татуировкам… По нему целиком скучала!

— Что ты здесь делаешь? — интересуюсь я, даже не стараясь придать голосу спокойствия. Он насквозь пропитан паникой и дрожит. — У тебя ведь тур…

— Не уезжай, Карин, — парень делает несколько шагов мне навстречу, и его руки ложатся на мои плечи. — Пожалуйста, не уезжай.

— Я… Я не могу, — судорожно мотаю головой из стороны в сторону. — У меня уже билеты куплены. И Олег ждет…

— Прекрати! Прекрати выдумывать причины! — он встряхивает меня как тряпичную куклу, вынуждая замолчать. — Ты ведь знаешь, что мы созданы друг для друга? Знаешь. Я люблю тебя. Очень люблю.

— Богдан, не нужно… — силюсь вставить хоть слово, но парень не обращает на мой лепет никакого внимания.

— Ты ошибку совершаешь, неужели не чувствуешь? Хочешь поступить правильно, но по факту делаешь только хуже. Кому от твоего «правильно» легче-то станет? — Богдан ловит мой мечущийся взгляд своим острым и пронзительным. — Думаешь, мне? Да ни черта, Карин! Я без тебя погибаю. Дышать не могу, задыхаюсь. Или, может быть, ты хочешь сделать одолжение мужу, к которому давно остыла? Да нахрен ему это не сдалось! Людям любовь нужна, а не одолжения, понимаешь?

Мне хочется заткнуть уши, чтобы не слышать этих слов. Прекрасных и вместе с тем ранящих в самую глубь души. Нет, я знала, что будет тяжело и невыносимо горько… Но не так. Не до такой степени.

— Это ты сейчас, сейчас так говоришь! — в приступе бессильной ярости я вырываюсь из его ладоней. — А пройдет время, и ты возненавидишь меня за то, что я отняла у тебя будущее! За то, что не дала шанса испытать настоящее семейное счастье! Знаешь, Богдан, дети — это правда замечательно… Это целый мир, бесконечная вселенная, и очень скоро в твоей жизни появится девушка, с которой вы будете хотеть одного и того же.

— Да твою ж мать! — рычит Богдан, хватаясь за волосы. — Ты вообще меня слышишь?! Мне ты нужна, Карин! Ты, а не какие-то гипотетические дети! Ну не хочешь ты рожать, да и хрен с этим… Не рожай! Клянусь, ни на чем настаивать не буду!

Перед глазами — мутная пелена, а в груди — черная дымящияся дыра. Больно, черт подери. Очень больно. Но я должна быть сильной. Должна справиться с этим жестоким испытанием. Не ради себя — ради него.

— Хватит, — я сглатываю и в течение нескольких секунд пытаюсь восстановить сбившееся дыхание. — В твоем возрасте совершенно нормально думать, что каждая любовь — последняя. Я тоже так считала, когда выходила замуж. Но на деле молодость очень склонна к преувеличениям. Если я останусь, то первое время между нами действительно все будет замечательно. Но потом… Потом начнется быт. Новизна чувств притупится, и ты станешь жалеть о том, что связал свою жизнь со мной, стареющей и бездетной. Ты молод, популярен, успешен. Перед тобой открывается такое