Сага о Хродвальде (СИ) - Добрый Владислав

— Даже женщины! — еще громче закричал Торвальд, и внезапно подбежав к Гудфриду сорвал с его лошади небольшой треугольный щит, какой носили южные всадники.

— Эй, Бабушка! — крикнул Торвальд — А сможешь попасть в эту штуку?! — и высоко подбросил щит Гудфрида в воздух. Амма спокойно вышла из строя. Она не торопилась, но делала все быстро. Стряхнула с руки щит, который ей только мешал, перехватила поудобнее свой гарпун, и резко метнула его.

Гарпун ударил в центр щита Гудфрида с оглушительным треском. Бабуля тюленебоев могла пробить точным броском своего гарпуна череп тюленя с двухсот шагов. Щит Гудфрида, искусно сделанный с изгибом, обитый железом, был прочнее. Но и расстояние до него было меньше. Гарпун пробил его насквозь, и щит упал на землю, разбрасывая вокруг себя обломки. Свита короля замерла. Всадники вдруг осознали, что находятся слишком близко к этой седой женщине, которой из задних рядов уже передали новый гарпун. Торвальд воспользовался секундной заминкой, и нагнал короля, обогнув Гудфрида и охранника, и громко сказал:

— Посмотри еще раз король! Покупая преданность этих людей, ты покупаешь не просто ярость опытных воинов, но ты покупаешь двенадцать сильных и опытных дружин, сплавленных вместе кровью битв и потом весел! Эти воины смогут убить твоих врагов!

Торвальда оттеснили от лошади короля, и всадники начали понукать своих лошадей, убираясь прочь от строя северян. Гудфрид задержался, но лишь для одной фразы:

— Король Света услышал тебя. О своем решении он сообщит тебе позже!

Всадники не торопясь, стараясь сохранить лицо, ехали прочь. Хродвальд подошел к Торвальду. Тот приобнял брата за плечо, и сказал:

— Что это вообще значит?

— Что эти люди хотят нас обмануть — ответил Хродвальд.

— Но они даже не пытаются нас обмануть, они выставили свое презрение к нам как флаг, и трясут им. И говорят бессмыслицу! Ты меня услышал, Хродвальд? — Торвальд все больше распалялся.

— Услышал — хохотнул Хродвальд — И даже увидел.

— И я тебя услышал. Вот и поговорили! Да что он несет, этот Гудфрид? Зачем говорить такую нелепость? Он не верит что у меня есть уши? “Я тебя услышал”! Так можно сказать рабу, в ответ на просьбу которую ты не будешь выполнять! Так можно сказать врагу! “Не смей убивать меня! Слышишь?” — передразнил Торвальд манеру речи южан, и посмотрел на свои руки — И вот тогда я скажу, “Я тебя услышал, Гудфрид!”.

Продолжать этот разговор братья не стали.

С того времени прошло шесть дней, и план короля Светы стал понятен. Не давая северянам достаточно еды и топлива, ограничивая их свободу на острове, и не выпуская вверх по реке, король сбивал цену.

И это даже могло бы сработать. Если бы у Светы было больше воинов. И больше кораблей. И больше дозоров. Скьёльдунги оказались на острове на неделю раньше чем Хродвальд с братьями, и потому они уже нашли выход. Простой и надежный. Скьёльдунги брали лодки поменьше, перетаскивали их по тем протокам, где не было постов охраны, потом поднимались на них вверх по течению. И нападали на подданных короля. Пара украденных овец, и даже одна корова, здорово помогали им подержаться. Но если говорить честно, то Хродвальд понимал короля Свету — северяне не стоили своих денег. Они были слишком плохо вооружены. У большинства не было даже нормального оружия, только маленькие охотничьи луки из которых хорошо бить утку или зайца, но никак не одоспешенного человека. А у многих и вовсе только дротики с каменными наконечниками. Да, были ещё мечи из плохого железа, больше похожие на уродливые ножи. Но и те далеко не у всех.

Как только Торвальд понял хитрость короля, а сделал он это быстро, Большие Объятия тут же включился в игру. Нужно было просто проявить терпения больше, чем мог бы проявить терпения король. Конечно, играть честно Торвальд не стал. Однажды ночью, вместе с Вальдгардом, Торвальд и его люди перетащили по земле за заграждение два драккара. Полночи Торвальд и Вальгард шли на веслах, а потом высадились и разграбили всё, до чего смогли добежать. И успели вернуться еще засветло. Один драккар, полный добра, провели в море обратно. Привезли они и много скота. Только быков было три штуки. Их сразу же освежевали, и начали жарить на огромных кострах из бревен. Торвальд с Вальдгардом разобрали несколько хижин на топливо для костров, и в ближайшие пару несколько дней голод северянам не грозил.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

На следующий день король Света пригласил вождей наемников в свой дом. Это был большой дом, видный даже с реки. И он находился прямо в сердце королевства, Великом Утруке. Предводители северян собрались, и потянули жребий, кто пойдёт на встречу.

Ведь могло случиться так, что король Света зол, и хочет крови, и тогда пошедшие в Утрук не вернутся. Значит, надо было оставить нескольких, которые бы смогли повести людей за собой, и отомстить.

Торвальд вызвался идти к королю сам. Главным над своим войском он оставил Вальгарда. Больше он не хотел с собой никого брать, но Хродвальд твердо сказал, что тоже пойдет. Хродвальд не боялся идти. Ну, может разве только немного. Молодой ярл взял с собой Айвена, и решил, что нужно положиться на удачу, и хоть раз посмотреть такой огромный город поближе. А с Хродвальдом вызвались идти Клепп и, конечно, Алкина.

Веслолицый и Нарви отказались. Как сказал Нарви, их заставляет беспокоиться такое количество южан вокруг. Живых и не связанных. Хродвальд сказал, что это очень мудрый довод, и даже почти передумал идти сам, но его неожиданно начали уговаривать сходить в город Клепп и Айвен. Проявлять осторожность теперь, показалось ярлу неприличным, и он согласился.

До города они доплыли на большой лодке, которую пропустили, слегка приспустив сеть. С Торвальдом было еще шестеро ярлов. Не один из конунгов, кроме Торвальда, на юг так и не пришел. Правда был Хакон Черный, который не захотел присоедениться в изгнании к своему сыну Эгилю Черному. Но все же, его сын был изгнан самим Брагги. И видимо, присоеденившись к южному походу, Хакон хотел показать что поступки его сына, это только его поступки. Хакон мог бы стать над всеми северянами, ведь не было в Браггиленде викинга, который бы не знал о его делах. Но зная его повадки, остальные люди сторонились Хакона. Да и сами люди Хакона никогда не отходили далеко от драккара, опасаясь за свою жизнь — много людей жаждали виры от Хакона. И большинство желала взять её не серебром, но кровью. Хродвальд даже удивился, что никто еще не попытался напасть на людей Хакона. Видно рассказы о нем были достаточно страшны чтобы удержать даже самых отчаянных. Но Хродвальд удивился вдвойне, когда хакон пришел на совет вождей, и заявил что идет в город вместе с Торвальдом. Всего желающих посмотреть на короля, а скорее на Утрук, собралось почти два десятка. Они вошли в порт Утрука на своей лодке, и удивление накатило на Хродвальда как большая волна на драккар. И заполнило его до краев. И, хотя Хродвальду иногда казалось, что удивление уже заполнило его полностью, и новое в него не поместится — все же оно пребывало.

Огромные причальные дороги, выдающиеся прямо в море, на каменных опорах. Гигантские сараи для добра торговцев, высотой немногим меньше Большого Чертога Брагги, десятки пузатых торговых кораблей, которые одновременно разгружались, и загружались.

И люди. Десятки и десятки людей. Может, даже сотни. И все эти люди были такими разными! Конечно, не всякий может отличить тюленебоя от скьёльдунга, но уж точно легко увидеть, если у человека в роду был южанин.

Эти же люди отличались друг от друга, может даже больше! Совсем разные лица, цвет волос, глаз! Такая разная одежда! Хродвальд подумал, что живя тут, уйдет не меньше чем три дня, чтобы со всеми перезнакомиться. Да и как же тогда запомнить все имена?

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Примерно между портом и главной площадью Хродвальд так устал от мельтешения таких разных людей вокруг, и множества диковинок, что перестал замечать и понимать происходящее. Дальше он помнил лишь урывками.

— Вот! Вот о чем я говорил тебе! Камни в грязи! — говорил Клепп, показывая на землю большой центральной площади, которая, словно стена, была заложена камнем.