Главная профессия — разведка - Всеволод Радченко

Черкашин пришел в номер Варварива часов в десять вечера. Этажом выше, в номере с техникой прослушивания находился наш заместитель начальника управления «К», куратор операции. Разговор затянулся до четырёх утра. Представьте, сколько всего наговорили. Начальство не захотело слушать запись бесконечной беседы, и плёнку вручили мне для внимательного прослушивания и составления краткого резюме. Судя по записи беседы, Черкашин сразу занял агрессивную позицию, заявив, что Варварив — пособник фашистов, скрывающий этот факт от американцев, и особенно от Госдепартамента США, где он успешно делает свою карьеру. Варварив возмущённо всё отрицал, грозил скандалом, подчёркивал свою дипломатическую неприкосновенность и т. д. А Черкашин сменил гнев на милость и вскоре начал намекать, что огласки можно избежать и полюбовно разрешить этот щекотливый вопрос. Варварив не поддавался. Наконец, исчерпав угрозы, Черкашин затронул тему угрозы семье, оставшейся на Украине, и особенно сестре. (Мы толком ничего не знали о сестре, и, как я понимал, вообще не было полной уверенности в виновности Варварива: тот ли это человек, служил ли он у немцев). Примерно по истечении часа, явно владея собой, и после упоминания о семье и сестре, Варварив поменял тактику. Он сказал, что никогда не принимал участия в борьбе против партизан, нигде не служил, так как был ещё слишком молод, и наконец сообщил, что его сестра уже давно живёт в США. Заявив это, он как бы признал, что был при немцах на Украине. Это ободрило Черкашина, который тут же прямо предложил Варвариву «помогать нам», т. е. сотрудничать с КГБ. Варварив зацепился за слово «помогать» и неоднократно повторял, что «всей душой всегда стремился помогать своей первой родине, в частности, в рамках культурного обмена и вообще в сфере работы ЮНЕСКО». Подходы Черкашина о каком-либо сотрудничестве с КГБ явно результатов не давали, да и он, видимо, не был готов как-то конкретно закрепить и уточнить вопрос помощи КГБ. Дело забуксовало. Вроде бы и проблески положительных результатов забрезжили, но что за этим стоит, было непонятно. Куратор операции, который слушал весь этот бесконечный разговор и по сценарию мог появиться для закрепления вербовки, заходить не стал, явно почувствовав ненадежность успеха. Разошлись собеседники довольно лояльно, как казалось. На следующий день Варварив появился на утреннем заседании, но вскоре сотрудники наружного наблюдения сообщили, что он отправился в аэропорт и первым самолётом вылетел в Москву. Почти в это же время наши товарищи из Москвы сообщили, что американское посольство направило в наш МИД очень жёсткую ноту с протестом. В ней указывалось, что была проведена провокация в отношении дипломата Соединённых Штатов во время его участия в международной конференции. Говорилось с возмущением о неправомерности действий и т. д., и т. п… МИД, видимо, на самом высоком уровне (по-другому и быть не могло), выразил своё недовольство, сказав, что «во время, когда Советский Союз ищет возможности улучшения обстановки в мире», такой выпад неуместен. Американская пресса как могла громко расписала «новые злодеяния КГБ». Мы тут же огрызнулись разоблачительной статьёй. Указание получил и сам Крючков, который занял позицию защиты чести мундира. В дело вмешался ещё и первый зампред Андропова, весьма влиятельный Цынёв. Зампреда возмутило, что вся «скандальная», по его словам, операция проходила без его ведома. Он был главным куратором Следственного управления КГБ, откуда поступили первичные материалы, и должен был знать, что происходит. Цынёв потребовал подробного доклада и грозил наказанием виновных, т. е. Управления «К». Докладная Цынёву был послана, очень подробная, и составлена так, я думаю, что понять из неё никто ничего не мог, даже люди, которые были в курсе дела. Возникла угроза, что виновников скандала потребуют «на ковёр», и последствия могут быть непредсказуемыми и задеть службу разведки в целом. Крючков поступил просто: он отправил и Черкашина, и его начальника — куратора операции — в командировку в Берлин на две недели. Оба наши товарища «работали с Берлином» и имели там достаточно вопросов, что оправдывало их отъезд. Две недели — оптимальный срок, чтобы спустить такой скандал «на тормозах». Американская пресса пошумела два-три дня и, не получив новых сенсаций по делу, утихла. У Цынёва запаса гнева хватило примерно на неделю. Прошло две недели, и вопрос закрылся сам собой. Но, как в том анекдоте: «ложки нашлись, а осадок остался».

Судьба позднее вознаградила Черкашина сполна, сведя его с двумя самыми значительными агентами на ниве контрразведки. Несколькими годами позднее этой скандальной истории, работая замом резидента разведки в Вашингтоне, он сумел привлечь в ряды КГБ крупнейшего в истории американской и нашей разведок агента, американца Олдрича Эймса. Эймс, имевший доступ ко всем делам по Советскому Союзу, передал нам всю агентуру, в том числе американских агентов в нашей разведке и в разведке Генштаба (ГРУ). Он сообщил о ряде крупных операций ЦРУ в СССР. Но и это ещё не всё. Черкашин сумел привлечь к работе ещё одного важного «источника», сотрудника спецслужбы США Роберта Ханссена, работавшего над анализом всей информации по работе против СССР. В его распоряжении были материалы не только ФБР, но и ЦРУ.

Одним из направлений моей работы во внешней контрразведке было руководство с позиций Центра деятельностью наших резидентур по линии KP в странах Латинской Америки. В этих странах были представители внешней контрразведки, как правило, в составе совсем небольших групп, а иногда и вовсе один-два, максимум три человека и офицер безопасности.

Кстати сказать, система работы офицеров безопасности, введенная в конце 70-х годов, сначала в крупных странах, а затем распространившаяся на все страны, где имеются наши посольства, себя полностью оправдала. Она послужила дополнительным связующим звеном между нашей службой и советскими послами и руководителями советских учреждений за рубежом, но это только одна сторона вопроса. Основная же часть нагрузки на офицеров безопасности ложилась в области контрразведывательной защиты наших учреждений и советских граждан. Офицеры безопасности, как правило, поддерживали контакты с местными спецслужбами и, как показала практика, находили с их представителями общий профессиональный язык.

На офицеров безопасности легла также не очень благодарная работа по разным происшествиям с участием советских людей: начиная от различного рода несчастных случаев, кончая мелкими кражами в магазинах. Таким образом, в каждой стране американского континента помимо вопросов, связанных с работой внешней контрразведки, необходимо было заниматься многочисленными вопросами, возникающими в работе офицеров безопасности. В связи с инспекционными поездками либо с конкретной необходимостью по нашей работе я побывал во многих странах этого континента, что само по себе было чрезвычайно интересно. Во многих отношениях это другой, очень занимательный мир со своим укладом жизни и специфическим мышлением.