И несть им числа... - Джон Барнс

Нам с Хелен достались смежные комнаты, дверь между которыми при желании можно было открыть, что мы не замедлили сделать. Заказали еду в номер — к счастью, гастрономические вкусы агента Хелен Пердида почти полностью совпадали с пристрастиями преподавателя Хелен Пердида — так что получилось, что я хоть немного знал об этом человеке, — а потом быстро приняли Душ по отдельности. Я был готов завалиться в постель и соснуть часок, ибо до встречи оставался еще час, как вдруг раздался стук в дверь, соединявшую мою комнату с комнатой Хелен.

— Я не одет, — ответил я.

— Отлично.

Что-то в интонации, с которой это было сказано, заставило меня мгновенно распахнуть дверь. Хелен влетела, и я сразу заметил, что на ней не было ничего, кроме пары атласных перчаток и туфель на шпильках. В руках она несла два моих галстука; я и рта не успел раскрыть, как, резво подскочив ко мне, она связала мне руки и ноги за спиной, так что лодыжки оказались привязанными к запястьям. Сунула кляп из собственных трусиков, связанных с чулками, перевернула на живот и со словами: «Ты плохо себя вел», шлепала меня до тех пор, пока слезы не брызнули у меня из глаз.

Все это время я пытался выплюнуть кляп и объяснить Хелен, что мне все это не нравится, что, как бы она ни поступала с тем Лайлом, которого знала, я во многом от него отличался. Я хотел по крайней мере сказать ей, что она отбила мне весь зад, что мне такое не по душе, так что пусть прекратит подобные забавы. Я дергался и кричал, невзирая на кляп, задыхаясь и со страхом думая, что еще придет ей в голову со мной сделать.

Хелен повернула меня на бок, и я стал неистово трясти головой, стараясь сказать «нет, я так не хочу, мне не нравится», но она одарила меня улыбкой, от которой мурашки побежали по коже, сняла одну туфлю, очень нежно — к моему удивлению — вставила тонкий каблук в мой анус и принялась двигать им взад-вперед. Я думал, что меня сейчас вырвет: из-за кляпа дыхание сделалось горячим и зловонным, живот и грудная клетка судорожно вздымались, нос заложило от слез.

Тем временем Хелен завернула мой пенис в одну из этих атласных перчаток и несколько раз медленно провела по нему рукой вверх-вниз. Никогда в жизни у меня не было столь сильной эрекции.

Она опрокинула меня на спину; наверное, это могла бы быть хорошая позиция для любителей йоги, но давление на плечи, лодыжки, локти, запястья и коленки было таким нестерпимым, что я опять закричал, давясь слезами и слюнями. Мой пенис, судя по всему, существовал отдельно от хозяина: он бурно реагировал на движения атласных перчаток, и Хелен, вскочив на кровать, опустилась на него.

Она скакала на мне, казалось, целую вечность, и, хотя каждая клеточка отзывалась невыносимой болью, а грудь раздирали рыдания, никогда прежде я не испытывал удовольствия более сильного. Трижды она дрожала и дергалась, сотрясаясь в оргазме, тогда как я боролся и потел; наконец все осталось позади — мой живот конвульсивно сжался, как будто мне дали кулаком под дых после десятимильной пробежки, — и я кончил.

Хелен слезла с меня, обтерлась влажной салфеткой, затем обмыла мои покрасневшие гениталии. Я хотел, чтобы она меня развязала, но, судя по всему, время еще не пришло: она следовала своему расписанию. Перевернула меня на бок и развязала путы; я вывалился из веревок, как тряпичная кукла, не способный пошевелить ни рукой, ни ногой. Повернув меня к себе, она отвязала чулок и вытащила его вместе с трусами изо рта. Я начал было говорить, но она наклонилась и подарила мне крепкий, сильный и долгий поцелуй.

Когда она закончила, а я в изнеможении лежал рядом, способный только дышать, с болью во всем теле, она сказала:

— Ты был действительно хорошим мальчиком. Лучше у нас не бывало.

— Я никогда этим не занимался… — ответил я. — Никогда. Не думал, что ты такое вытворяешь.., я в такие игры не играю. Это был не я.

— А чей тогда член стоял?

Я повернулся на бок, подальше от нее.

— Я не говорю, что не реагировал на твои действия.

Но это не имеет ничего общего с моими желаниями. Я сказал, что не занимаюсь подобным. Не хочу делать такие вещи. — Я отполз на край кровати, надеясь убраться подальше от Хелен.

— Если мы останемся живы, ты сам предложишь мне заняться этим через несколько дней.

Я ненавидел противную уверенность ее голоса.

— Меня не волнует, что ты проделывала с тем, другим Лайлом. Не желаю, чтобы то же самое было со мной.

А если ты думаешь, что занималась этим со мной, сначала спроси меня.

Она рассмеялась, и это была, с одной стороны, Хелен, а с другой — что-то меня в ней пугало, — я ни на йоту не продвинулся в познании ее сущности.

— Позволь сказать тебе кое-что еще, крошка Лайл. Ты сейчас уснешь так сладко, как не спал многие годы. Я знаю, что твое тело реагирует таким образом. Что касается меня — кажется, это всегда делало мой глаз острее, а реакцию — быстрее. Следующие несколько дней я буду быстрой, точной и расслабленной. Что бы ты сейчас ни думал, мой плаксивый кобель, нам обоим теперь лучше.

Согласишься ты со мной или нет, но тебе это понравилось, маленький блудник.

С этими словами она так сильно сжала мои яйца, что меня чуть не вырвало: я взвизгнул от боли. Смеясь, как на Рождество, Хелен вытянулась подле меня.

Я подумал: «Странно — как я мог спать рядом с тем, кто внушал мне такой ужас» — и это было последней мыслью перед тем, как я уснул. Когда она разбудила меня, оставалось пятнадцать минут до начала встречи. Я не смотрел на Хелен и попросил ее выйти из комнаты, пока я буду одеваться. Она опять надо мной посмеялась, и на этот раз ее смех понравился мне еще меньше. В нем было больше пугающего и все меньше от настоящей Хелен.

Ифвин начал разговор с двусмысленной фразы:

— Я провел очень много времени, размышляя, каким образом расскажу всем вам об этом, и даже теперь я вовсе не уверен, что выбрал верный путь. Знаю, что вам любопытно знать, кто я такой, как смог проведать о том, что собираюсь вам сейчас рассказать, как и почему я занялся проектом, к которому прошу всех вас присоединиться, — но я специально не стану удовлетворять ваше любопытство в течение какого-то времени, ибо мое объяснение станет намного более осмысленным, если я предварительно снабжу вас необходимыми знаниями. Надеюсь, я весь окутан таинственностью?

— Весь, — ответил я, ибо все остальные сохраняли молчание.

— Что ж, хорошо, тогда мое понимание механизма работы человеческого мышления не совсем ошибочно.

Надеюсь, позднее я смогу все прояснить, но на данный момент это должно быть окутано тайной. Начнем с того, что ваши подозрения, Лайл и Хелен и другие, по поводу интерпретации Многих Миров и некоторых других вопросов по большей части оказались верными. Люди, информация и объекты действительно несколько десятилетий назад начали пересекаться с другими мирами, как вы их назвали — или линиями времени, историями, последовательностями событий, в зависимости от термина, какой вы предпочитаете, — и это стало причиной расхождений в воспоминаниях, полных случайных нарушений причинности, замеченных вами, и появления новой культурной нормы, в соответствии с которой люди избегают любых дискуссий по поводу прошлого, даже своего собственного. Кто-нибудь из вас выяснил, при каких условиях случаются подобные вещи или что их вызывает?