Маленький грязный секрет - Юлия Резник

мне был не по силам. А ведь я его даже не чувствовала. А ведь я думала, что, в отличие от Ивана, не страдаю от чувства вины. Но оно сидело внутри и незаметно меня подтачивало.

Иван вышел позже. Сел рядом со мной на скамью. Накрыл руку.

– Поминальная неделя, Маш. На кладбище надо бы съездить.

– Конечно. Хорошо. Да!

И поехали. И нет. Стыдно не было. Убрались, в четыре руки выщипали траву. Наверное, каждый из нас о чем-то своем говорил с Игорем. Я прошептала, что не злюсь на него. И прощаю. Потому как он, может, тоже там, на небе, испытывал стыд, что так со мной поступал…

Цветы с собой не несли, чтобы лишнего мусора не было. На могиле у Игоря живые росли. Вот-вот чайные розочки должны были зацвести. Я сама высадила кусты. Темно-бордовые одуряюще пахучие чайные розы.

А через несколько дней мы повенчались. И в руках у меня был уже букетик ландышей. Иван волновался, как все пройдет. Не станет ли мне плохо от духоты и густого аромата ладана. Зря… Я наоборот, как будто впервые за долгое время дышала всей грудью. Свеча в руке плавилась, язычок пламени колебался. Батюшка монотонно читал псалтырь. А венчальные короны над головами блестели как чистое золото. И ничего не смущало. Даже то, что на нас поглазеть сбежалось полдеревни. Так что нам, не планирующим никакого, в общем-то, торжества, пришлось в авральном режиме что-то из города заказывать, чтобы угостить народ.

Устала просто кошмарно. Хотя в целом беременность мне давалась легко, и до этого дня я как коза скакала, чем иногда доводила Ивана до ручки. Тот, будь его воля, держал бы меня в кровати, обложив подушками. Я же на месте усидеть не могла. У меня начался период гнездования. То мебель перетаскивала, то отмывала все и шторы перестирывала. И не объяснить было Сергеевне, что у меня нет претензий к ее работе. Просто самой хочется…

В спальне заволновалась, будто мне первый раз предстоял. Когда Иван принялся с меня фату снимать, задрожала.

– Устала?

– Немного. Ноги гудят. Отекли даже в балетках.

Иван раздел меня до белья. Красивого. Невинно-белого. Вздувшийся живот подчеркивал кружевной пояс. У Ивана резко обозначились желваки на щеках. Он был на грани… А я такими вот шалостями его все сильнее подталкивала к черте. Но мой муж держался. Скатал с одной ноги чулок, размял стопу, пальчики, даря моим отекшим ступням блаженство. Я постанывала от удовольствия. А уж когда он стал облизывать пальцы…

– Вань… Ну ты что делаешь?

– Я? Люблю свою жену…

Он переплел наши руки. На его дубленой загорелой коже блеснул простой золотой ободок. Мои пальцы в его руках казались совсем маленькими и тонкими до прозрачности.

– Я тоже тебя очень люблю.

– Муж…

– Муж, – улыбнулась я, покивав. – Иди уже ко мне. Хочу тебя так сильно…

Моя рука скользнула к его ширинке. Он ее перехватил. И, клянусь, я своим ушам не поверила, когда он сказал:

– Забыла? У меня обет.

Вспорхнула ресницами. Открыла и закрыла рот.

– А… кхм… венчание его никак не отменяет?

– Нет. Но ты не волнуйся. – Покровский сдвинул в сторону мои трусики и облизнулся. – Тебе понравится брачная ночь.

Глава 25

Ходила я хорошо, да. Но к сорок первой неделе даже мой аккуратный животик стал казаться непомерно большим. Я вся извелась. Ложные схватки случались со мной регулярно, из-за чего мне все время приходилось быть на стреме. Но что толку, если ничего не происходило?! И главное, мой врач ничего не рекомендовал, кроме как…

– Вань, ну, может, ну его – обет, а? – заискивающе взглянула на мужа. Мы как раз возвращались с очередного приема домой.

– Маш…

– Это же не я у тебя прошу. Это врач рекомендует! – нервы сдавали. – Так и скажи, что просто меня не хочешь! Что я безобразна и отвратительна…

Наверное, я переигрывала. Но, блин… Знал бы он, как меня достало ходить огромной, как гора! Лето было, душно. По конец у меня началась изжога, отчего я могла до утра провертеться с бока на бок, да так и не уснуть. И вообще люди же не слоны. А у меня была сорок вторая неделя.

– Мария, ну что ты несешь? У меня стояк нон-стопом последние месяцев пять, – зло хмыкнул Покровский.

– Тогда трахни меня уже, наконец! – заорала я, с психом выскакивая из машины. Сидящая на яблоне галка испуганно вспорхнула с дерева. Я добежала до крыльца, делая вид, что не слышу окриков мужа. Вдохнула поглубже и… остыла так же быстро, как до этого закипела. От собственной истерики было стыдно. Потому что Иван от чистого сердца старался. Он действительно думал, что этим вносит свой вклад в общее дело. Да, кому-то это могло показаться глупым, но многие ли на месте моего мужа смогли бы вот так себя ограничить? Понятно ведь, что воздержание давалось ему нелегко. Особенно когда мне было невмоготу… Когда я приходила и свое просила, каждый раз испытывая его терпение на прочность. Да он пять кубов дров перерубил за это время. Ага, как герой Адриано Челентано. И три скирды сена перетаскал с места на место. И вообще, мы, наверное, на пару с ним будем смеяться, вспоминая этот период жизни. А пока было вот вообще не смешно.

Обернулась. Иван разговаривал с кем-то по телефону и бросал на меня хмурые взгляды из-под густых бровей. Смотрела на него и облизывалась. Покровский был просто невыносимо горяч. Я кошкой мартовской об него терлась, когда он домой с полей приезжал. Взмокший, солнцем пропитанный… Пахнущий рожью, пряностью диких трав, свежим потом… Мой! Только мой… Мр-р-рм. Я облизнулась и шагнула к нему. Иван как раз закончил свой разговор.

– Извини, вела себя как истеричка, – шепнула, обвивая мужа за пояс. Коснулась губами его плеча, не доставая выше, но так нуждаясь в этих ласках, прикосновениях, поцелуях… – Прости. Я на самом деле очень горжусь твоей силой воли. И могу понять, для чего это все. Правда, могу, Вань.

Покровский наклонился, провел носом по моему виску, приглаживая влажные от испарины прядки. Август был в разгаре. Пряно пахло пыльцой, деревенской густой землей и домом… А еще моим мужем. Любка говорила, что у меня нет любимого типажа мужчины – так вот, черта с два его