Польские крылатые гусары - Радослав Сикора

отборных, так, чтобы турки видели, что не только у них мы можем позволить себе купить лошадей, но и у нас есть свои кони»[561].

Твардовский, который был участником этого посольства, подчеркнул таким образом желание князя Збаражского доказать туркам, что, вопреки их мнению, поляки имеют собственных лошадей. И при этом такими, которыми могут гордиться. Как же они выглядели? Из следующей части произведения мы узнаем, что

Шли десять польских конных на подбор одетых,

В золотых уборах и дорого вышитых попонах

Золото с конских грудей текло с бунчуков

И золото пенилось на их удилах[562].

Вот и все, что написал Твардовский. Полтора века спустя, в 1783 году, сообщалось: «Конь польский роста среднего, однако сильный, складный, быстрый в беге, в работе неистощимый, в еде умеренный, а в связи с этим весьма подходящий для снесения военных работ и невзгод […] очень сильно уменьшилась численность чистокровных польских лошадей, которых последние домашние потрясения [Барская конфедерация и первый раздел Польши] едва ли не полностью уничтожили»[563].

Скок и галоп.

В эпоху гусарии у поляков была собственная терминология конского хода. Часть данных терминов (шаг, рысь, карьер) существует и сегодня. Однако другие были или забыты (например, большая рысь), или вытеснены чужеземной терминологией. Таким термином является старопольский «скок», который заменило слово «галоп». Это слово стали использовать в Польше во второй половине XVII века, сперва абсолютно случайно. Например, в 1668 году Ян Собеский писал: «[…] это был великолепнейший конь, нога ни одного холопа его не коснулась, я его использовал для быстрой дороги галопом, который у него был особенно хорош»[564].

Со временем использование слова «галоп» становилось все более частым, а слово «скок» встречалось все реже. В первой половине XVIII века Кампенхаусен еще использовал оба данных термина: «[…] в хорошей кавалерии запрещается во время преследования скакать галопом или скоком, отчего в эскадроне смешиваются ряды, преследовать необходимо только мелкой рысью [легкой рысью], или сильной иноходью или очень маленьким галопом […]»[565].

Однако уже вскоре, в 1754 году Бенедикт Хмелёвский писал: «Поскольку кони по своей натуре выучены ходить легкой рысью, рысью, иноходью, галопом и карьером»[566].

О породе польского коня в XVI–XVIII веках писали только иностранцы из тех государств, где это слово уже использовалось. К цитированному ранее Брюсу можно добавить рожденного в Албании переводчика восточных языков Антонио Лукаша Крутте, служившего при дворе польского короля. 27 декабря 1777 года он писал о скакуне чистой польской породы из стада гетмана Ксаверия Браницкого, который вместе с конской сбруей стоил 1500 дукатов[567].

Уже давно идет дискуссия, существовала ли порода польского коня. Подобных сомнений не было у родившегося в 1790 году Станислава Лышковского, на глазах которого данная порода погибла. Она исчезла как в результате военных разрушений – особенно во время Барской конфедерации, в период войн 1792 и 1794 годов, разделов Польши и наполеоновских войн[568], а также в результате разведения других пород[569].

В то время как Лышковский писал свое произведение (тридцатые годы XIX века), слово «порода» только входило в польский язык. А писал он так: «В Таблице I атласа изображен семилетний конь нашей польской породы, которая, возможно, в результате смешивания и добавления к ней иных чужих пород подверглась определенным изменениям; однако остаются еще в ней по большей части черты ее первоначальной родовитости. Фигура польского коня была всегда довольно стройной, сильной, дерзкой, голова хорошо приспособлена к шее; также прекрасные уши, только боковые части челюстей у него обычно несколько широкие, загривок и шея умеренные и гибкие, закругленная, достаточно широкая грудь; хребет прямой, таз очень плоский, прекрасный, покатый, хвост хорошо отогнут; положение ног сильное и пружинистое, копыто не слишком маленькое и твердое; наконец, польские кони всегда ассоциировались со стойкостью, смелостью и чрезвычайной выносливостью как в бою, так и в других предприятиях и трудах, большой понятливостью, кротостью и верностью своему хозяину. Несмотря на частичную порчу наших польских пород как путем неподобающего процесса разведения и смешения с иными породами, так и в связи с плохим уходом за ними и запущенностью, ей можно было бы легко вернуть ее первоначальную чистоту и хорошие качества при старательном выращивании, поскольку порода эта является стойкой к холоду и иным неудобствам и выращивание ее с жеребенка требует меньше усилий и стараний, чем выращивание иных пород лошадей»[570].

Важно, что Лышковский также объяснил, что именно следует понимать под термином «порода»: «Породой называют родовитость какого-либо домашнего животного или же происходящий от изначального рода облик, постоянно проявляющийся в близких и дальних его поколениях»[571].

В 1842 году, три года спустя после издания «Руководства по разведению и ветеринарии для помещика…» («Poradnik hodowli i weterynaryi dla ziemianina…») тот же автор опубликовал свою очередную книгу, в которой подробно написал о породе польского коня, называя его также польским благородным конем. К этой характеристике он добавил ряд новых деталей. Он объяснил, что кони польской породы имели небольшую голову («голова у него относительно небольшая, хорошо приспособленная к шее»[572]), стоили дорого, использовали их как для верховой езды, так и для тягловой работы[573]. Он отличал их от литовского мерина (который был самым лучшим и самым сильным литовским конем), жмудина («он обладал головой, сидящей на толстой шее, живыми глазами, прямым хребтом, сухими и тонкими ногами и рекомендовался для верховой езды»[574]) и коня с Украины. Этот последний был обладателем сухой и относительно длинной морды, тонкой шеи, длинного корпуса, высоких ног и узких ушей. Хоть и не слишком красивый, он был очень вынослив в работе и скачке, удовольствовался кормом даже плохого качества – зимой питался травой, откопанной из-под снега[575].

Поддержание чистоты породы связано с планированным разведением. К XVI–XVIII векам относятся источники, доказывающие, что именно подобное планированное разведение лошадей и имело место в Речи Посполитой. Около 1580 года Станислав Сарницкий писал, что, выбирая лошадь, необходимо руководствоваться по крайней мере тем, чтобы она была из «стада доброго, известного»[576], то есть происходила из хорошего, задокументированного рода. Например, именно так делал умерший в 1621 году гетман великий литовский Ян Кароль Ходкевич. В 1631 году его бывший секретарь и товарищ по Хотинской экспедиции Шимон Старовольский писал о Ходкевиче: «Он внимательно следил за родословной благородных лошадей»[577]. Позднее, в 1705 году, конюший