Шарль Перро - Сергей Бойко

Казначейство Франции распущено. Вместо него введены генеральства. Каждое из них имеет закрепленного за ним интенданта, который подчиняется непосредственно Кольберу.

И все это — в 1665 году! И почти в каждом из этих мероприятий самое активное участие принимает Шарль Перро.

Как государственный секретарь по культуре он внимательно следит и за писателями, сожалея, что у самого нет времени взяться за перо. Он замечает, как расцветает талант Жана Расина — в 1665 году тот пишет пьесу «Александр». Эта пьеса поставлена труппой Мольера в Пале-Рояле.

Начиная с 1665 года сам Мольер ставит целую серию комедий, обличающих современных ему врачей-невежд и шарлатанов.

Николя Буало пишет «Диалог героев романов» и серьезно занимается вопросами теории литературы.

Признанный мэтр французской литературы Жан Шаплен неожиданно сам оказывается героем пародии. Николя Буало, Жан Расин, Жан де Лафонтен, Фурютье, используя некоторые сцены из трагедии Пьера Корнеля «Сид», сочиняют пародию «Шаплен растрепанный», чем глубоко обижают старого поэта. Они же создают еще одну пародию — «Кольбер взбешенный», которая, однако, не трогает первого министра, ибо доказывает, что его реформы попадают в цель.

Переживает ли Шарль свое творческое молчание? Безусловно. Но это вынужденное молчание: работа в Лувре отнимает у него все свободное время.

Одно из событий этого года сильно его опечалило: умерла Катрин де Вивонн, маркиза де Рамбуйе, хозяйка когда-то самого престижного литературного салона в Париже.

Присутствовал Шарль и на похоронах Гильома Ботрю, графа Серрана, старинного друга королевы, государственного советника, члена Французской академии. При дворе говорили, что в нем угас один из последних представителей того ума, который так хорошо тешил короля Генриха IV и добрую королеву Медичи, но который должен был выйти из моды при более важном и более лицемерном дворе Людовика XIV.

1666 год

Год начался смертью королевы-матери. Она скончалась в среду 20 января 1666 года в пятом часу утра. Этой смерти ожидали все, и более всех сама Анна Австрийская, ибо ее жестокая мучительная болезнь началась еще 27 мая прошлого года и продолжалась почти восемь месяцев.

Король легко и без видимых переживаний перенес смерть своей матери. С тех пор как он вышел из-под ее опеки, между ними часто происходили ссоры; однажды, когда мать попыталась сделать ему замечание насчет его преступной любви к девице Лавальер, он, рассердясь на нее более, чем когда-либо, забылся до такой степени, что воскликнул:

— Я не нуждаюсь ни в чьих советах! Я уже в таких летах, что могу жить своим умом!

Анна Австрийская имела и хорошие, и худые качества правительниц: упрямство в политике, слабость в любви. Не согласившись удовлетворить страсть Бекингема, прекраснейшего и великолепнейшего вельможи своего времени, она отдалась Мазарини, за которого даже вышла замуж. Но при всем том сердце матери осталось неизменным в любви к детям: ее сын всегда был для нее королем, и, подобно прекрасным мадоннам Микеланджело или Перуджино, она среди опасностей, грозивших ему, пеклась о нем с заботливостью, похожей на благоговение.

Шарль нередко сталкивался с королевой-матерью, знал ее и веселой, и грустной, и кокетливой, и злопамятной. Он искренне переживал ее смерть, ибо это была мать его любимого короля!

…Что делал наш герой в минуты грусти и тягостных раздумий? Он гулял по Парижу или Лувру, а дома уединялся в своем кабинете и читал либо Плутарха, либо любимого Монтеня, либо новые книги своих современников.

Дом, который он купил себе в Париже, был роскошным, ибо сановник, придворный не мог себе позволить жить в бедном доме. Первый этаж был предназначен для большой и малой столовых, кухни и комнат для прислуги. Второй — для хозяина дома.

Самой роскошной была приемная зала — огромная, с очень высоким потолком, подчеркнуто торжественная. Она была перегружена скульптурой, орнаментами, парадной мебелью: здесь были украшенные искусной резьбой серванты и буфеты, полные столового серебра, кресла, диваны, пуфы, бронзовые с позолотой канделябры.

По стенам всех комнат были развешаны разрисованные тарелки, блюда, картины, оружие, головы животных, убитых на охоте и превращенных в чучела.

Шарль до сих пор не был женат. Он один проживал в огромном доме. Его окружали лишь слуги. Чтобы обслужить своего господина, им нужно было пересечь несколько комнат, ибо так были устроены дома XVII века. Самому Людовику в Версале, чтобы посетить покои мадам де Монтеспан, приходилось проходить через комнату предыдущей фаворитки мадам де Лавальер. Так и в домах Шарля, в каких бы он ни жил, по моде века все комнаты, передние, салоны, галереи, спальни располагались последовательно одна за другой, причем дверные проемы закрывались либо тканью, либо ковром: дверей не было.

Не было и туалетов, и поэтому и хозяину, и его гостям (даже просителям, которые нередко подолгу ждали приема) приходилось справлять нужду в горшок, а нечистоты слуги порой выливали в окна, отчего улицы представляли собой настоящие клоаки, и окна старались без нужды не открывать, чтобы в дом не проникло зловоние.

И с реки Сены, и с каналов тоже не веяло свежестью, ибо они принимали в себя все, что людям угодно было им доверять. Нечего и говорить, что все это относилось и к Лувру, где Шарль работал.

У Шарля, как мы уже говорили, было много разных дел. Одним из самых главных он считал написание истории Людовика XIV. Этот труд был поручен членам Малой академии, и дело более или менее продвигалось до тех пор, пока по рекомендации аббата Бурсе и Жана Шаплена в нее не был принят Шарпантье.

В своих «Мемуарах» Шарль Перро пишет:

«Чтобы облегчить дело, я предложил способ, заключавшийся в том, что когда Шарпантье заполнит маленькую тетрадь, то эта тетрадь должна быть отправлена Кольберу в пакете. Пакет ляжет на его стол вместе с другими бумагами, которые он беспрерывно получает, так что чтение этой тетради отвлечет его от чтения других писем, а отмечая на полях или под строчками то, что нужно добавить, и зачеркивая то, что можно исключить, он не будет специально затрачивать время на эту работу.

Кольбер одобрил замысел, но Шарпантье ни за что не хотел его понять. Он хотел, чтобы Кольбер поставлял ему материалы и посвящал его в секретные дела, чего он не сделал, да у него и не было времени. Дело, таким образом, на этом и остановилось…»

Шарль пытался убедить коллег, что необходимо продолжать работу над историей короля, однако его советам не вняли. И случилось то, что и предрекал Шарль Перро: написание истории передали в другие руки. Мадам де Монтеспан выбрала для этого Жана Расина и Николя Буало-Депрео.