Квадраты шахматного города - Джон Браннер

Только изнутри можно было оценить истинные размеры поселения. За двадцать минут мы отошли далеко от входа. Мрачная обстановка и затаенная злоба обитателей этого муравейника стали сказываться на моих нервах. Мы шли по совсем темному проходу, только фонари полицейских освещали нам путь. Навстречу, низко опустив голову, прошла женщина в крестьянском платке. Она несла корзину. Я остановился и посмотрел ей вслед. Никогда не смогу простить себе этого!

Энжерс заметил мой взгляд и проследил за ним.

– Господи! – тихо сказал он. – Это же жена Брауна! Она появилась здесь неспроста, значит, и он где-то тут!

19

Энжерс произнес эти слова по-английски. Полицейские не сразу поняли его. Он обрушил на них поток грубой брани. Я не представлял себе, что этот всегда уравновешенный, подчеркнуто корректный англичанин способен на подобные всплески.

– Не стойте же как истуканы! – взорвался он. – Это жена Брауна! Взять ее, быстро!

Наконец до них дошло. Двое полицейских нырнули в темноту. Раздался крик. Через минуту они вернулись, держа с двух сторон за руки сеньору Браун. Она сопротивлялась, платок ее съехал на плечи.

– Так, значит, это вы? – злобно проговорил Энжерс, направив луч карманного фонарика ей в лицо.

Она отвернулась от слепящего света.

– Где твой муж? – злобно крикнул он.

Сеньора Браун бросила на Энжерса холодный взгляд.

– Не знаю, – спокойно ответила она. – Его здесь нет.

Мне показалось, что именно в этот момент она узнала меня и вспомнила, кто я такой. Я почувствовал на себе взгляд ее черных полных ненависти глаз. Я отвернулся, не желая быть соучастником дальнейшего.

Энжерс вынул пистолет и медленно снял его с предохранителя, щелчок гулко отозвался в тишине.

– Ну ладно, – проговорил он, не спуская глаз с сеньоры Браун. – Отправляйтесь туда, откуда она вышла; он может оказаться именно там.

Полицейские послушно отпустили сеньору Браун. Она не двинулась с места. Энжерс направил на нее пистолет, но сеньора Браун лишь усмехнулась.

Однако, когда полицейские устремились в проулок, она вся напряглась.

– Энжерс, – тихо сказал я, – вам должно быть стыдно за свое поведение.

Не глядя на меня, он сухо и равнодушно ответил по-английски:

– Браун разыскивается за убийство. И вам это известно. Если он здесь, мы не можем дать ему скрыться.

Женщина не понимала, что он говорит, но напряженно следила за тем, как вооруженные полицейские обшаривают светом фонарей жалкие лачуги. Когда они добрались до места, где проулок раздваивался, Энжерс жестом приказал сеньоре Браун следовать за ними. Она не повиновалась, но после очередной угрозы пистолетом уступила и пошла за полицейскими.

Я потащился следом.

Полицейские громко спорили, куда следует идти. Энжерс, оторвав на секунду взгляд от своей жертвы, приказал им:

– Идите направо, идиоты! Ведь слева нет настила!

Действительно, в левом проходе настил был сломан. Полицейские направились по правому проходу. Я заметил облегчение в мимолетном взоре женщины, когда она увидела, куда пошли полицейские. Я промолчал. Я надеялся, что, никого не найдя здесь, полицейские откажутся от дальнейших поисков.

Они уже почти скрылись из виду, когда Энжерс снова пригрозил своей жертве, приказав следовать за ними. Она пошла вперед, Энжерс за ней, а я чуть было не двинулся следом, когда почувствовал, что слева, в провале, что-то шевельнулось.

Из темноты показалась огромная рука.

Удар должен был прийтись Энжерсу по затылку. Но этого не произошло. Возможно, нападающий оступился или Энжерс инстинктивно почувствовал опасность и дернулся в сторону. И все же ему задело левое плечо.

Он быстро повернулся и выстрелил в темноту. Пуля наповал сразила Брауна.

Подбежали полицейские; из уст женщины вырвался страшный протяжный крик. Я бросился прочь.

Мне удалось выбраться из подземелья прежде, чем весть о случившемся достигла обитателей трущоб и они обрушили свой гнев на незваных гостей. Только это спасло меня от участи, которая выпала на долю Энжерса и полицейских.

Бледный как полотно, с окровавленным лицом выбрался он на поверхность. Один полицейский волочил ногу. С головы до пят они были облиты нечистотами. Я не стал спрашивать, где жена Брауна, вероятнее всего, она осталась рядом с убитым.

Полицейские не обращали на меня никакого внимания. Один из них направился к машине и, связавшись с управлением, запросил подкрепление. Энжерс, прижимая платок к лицу, говорил, что на сей раз Сигейрасу несдобровать – он укрывал убийцу.

– Пока вина не доказана, человек считается невиновным, – возразил я ему.

Он посмотрел мне прямо в глаза.

– Нет, – проговорил он. – Ошибаетесь. Согласно нашим законам, как и в Кодексе Наполеона, бремя доказательства невиновности лежит на обвиняемом.

Из подземелья стали появляться люди, они с ненавистью следили за нашими действиями, дети швыряли в машины комья грязи. Тогда один из полицейских трижды выстрелил в воздух, и все скрылись.

Послышался вой полицейских сирен.

Я поднялся по склону к станции, сел на монорельсовый поезд и поехал в сторону Пласа-дель-Сур. Никто не сделал даже попытки меня остановить.

Я двигался машинально. Только позже в моей памяти всплыли какие-то обрывочные сцены той поездки. Я не в состоянии был осмыслить случившееся, я мысленно топтался на месте, словно поднимаясь по эскалатору, идущему вниз. А перед глазами стояло лицо сеньоры Посадор, которая повторяла, что независимо от моего желания во всех городских событиях мне отводилась немаловажная роль.

Достаточно важная, если я оказался виновен в смерти человека.

И что меня дернуло на это посещение трущоб? Не остановись я и не посмотри вслед сеньоре Браун…

На Пласа-дель-Сур было немноголюдно. Я пересек площадь и вошел в отель.

В холле, как обычно, зажав в пальцах незажженную сигарету, сидела Мария Посадор. По-видимому, она была не одна: на шахматном столике стояли два бокала. Сердито сдвинув брови, она читала какое-то письмо.

Я подошел к ней, она холодно кивнула.

– Полагаю, вам не безынтересно, – я не узнал собственного голоса, – что они нашли Толстяка Брауна.

Она резко выпрямилась в кресле.

– О черт! Где?

– В трущобах Сигейраса, где же еще?

– Я-то полагала, что он в безопасности где-нибудь за границей! Что они с ним сделали?

– Энжерс убил его.

Я увидел, как мгновенно изменилось выражение ее лица. Оно застыло, глаза остановились.

– Конечно, – прошептала она, – конечно, этого следовало ожидать. – Рука ее смяла сигарету.

Я промолчал. Она поднялась и, кинув мне, пошла к выходу.