Чужой для всех - Rein Oberst

— Вы нам очень помогли сержант Дедушкин, — удовлетворенно отметил в разговоре офицер. — Спасибо вам. Однако почему вы держали эту информацию в тайне и не доложили нам сразу?

— Вера моя любимая сестра и я боролся за ее моральную чистоту как мог, я об этом говорил вам, — с волнением добавил Миша. — Она моя боль и трагедия. А кому охота рассказывать об этом. Никто не спрашивал, вот и не говорил. Вере и так достается от односельчан. Она почти не выходит из дома бабки Хадоры, чтобы не слышать в спину очередное оскорбление. А ее дочку фашистской байстручкой называют.

Миша глубоко вздохнул. — Все это тяжело слышать и видеть.

— Хорошо. Я больше не буду теребить ваши больные душевные струны. Но это полдела. Теперь об основном. Смотрите, уже Журавичи проезжаем.

Мишу настолько отвлек разговор офицера отдела Смерш армии, что он да же не заметил как они въехали в районный поселок. Его родной районный поселок Журавичи, где он до войны подрабатывал в Загсе, где когда-то в больнице лежал его отец. Ему мимолетно вдруг вспомнилось, как он привел сюда в первый раз шестилетнюю Катюшу, и как она в слезах после смерти отца блудила по поселку, а затем самостоятельно пришла домой. Как это было давно…

Глядя, как они свернули с центральной улицы на проселочную дорогу, у него до боли защемило в сердце. Он едет домой…

— Сколько километров отсюда до вашего дома Михаил?-

— Километров двенадцать будет, если напрямки. А по проселочной дороге все пятнадцать.

— Тогда Николай останови машину у тех кустиков. Разомнемся.

— Это правильно. — Водитель, немного проехав вперед, сбавляя скорость, плавно нажал на тормоза у обозначенного ориентира. — Приехали товарищи. Остановка, — и весело улыбаясь, он повернул голову назад. — Можно оправиться товарищ старший лейтенант?

— Можно женщину, можно потаскушку, можно козу, — смеясь, проговорил офицер, а в армии разрешите.

Засмеялся и Миша над шуткой «особиста». Хотя ее слышал раньше несколько раз. От этого смеха ему стало легче. Все же тяжелый и неприятный состоялся разговор.

— Отойдемте сержант, — офицер закончил смеяться и предложил ему выйти из машины и сам направился к небольшому пригорку с кустами орешника.

За ним последовал и Михаил.

— Теперь об основном, — повторил второй раз свою фразу старший лейтенант госбезопасности, размяв затекшие ноги. — Я видел, что вы обратили внимание на плотность охраны шоссе, выставленной от Довска в разные стороны, особенно к линии фронта.

— Да я заметил это. Только не понял, зачем столько противотанковых артиллерийских расчетов и пехоты скрывавшейся вдоль дороги.

— Скажу вам прямо, — посерьезнел офицер. — То, что вы сейчас услышите, является секретной информацией. Она разглашению не подлежит.

Офицер достал портсигар и открыл его. Вытащил из-под резинки папиросу.

— Берите, закуривайте.

— Спасибо товарищ старший лейтенант, но я не курю.

— Серьезно? — удивился офицер.

— Не привык еще.

— Как хотите. — Контрразведчик постучал папиросой по запястью руки, выбивая из мундштука возможную табачную пыль, и с наслаждением закурил. Затем сделал глубокую затяжку и, выпустив дым, начал говорить.

— Четыре дня назад на одном из участков фронта в зоне ответственности нашей армии врагу удалось скрытно заслать в глубокий тыл диверсионную группу в составе танкового взвода. Диверсанты наделали много шума и большой беды. Я не буду объяснять вам, что этому способствовало, каковы причины и кто виноват. Разбирательство покажет. Это вас не касается. Скажу только то, что вы должны знать. Руководителем группы, как сейчас я уверен после беседы с вами, является немецкий офицер Франц Ольбрихт. Нам удалось выяснить, что диверсанты направляются через Довск, в сторону линии фронта. Немцы в определенное время, будут пытаться создать им коридор для прорыва. Но по дороге как мы предполагаем, и я стал в этом уверен после беседы с вами, враг пройдет через поселки Заболотное и Поляниновичи.

— Как вы думаете зачем? — офицер сделал новую затяжку папиросы.

Миша слушал внимательно офицера и уловил логику его мышления. Поэтому он без промедления ответил.

— Видимо для встречи с Верой.

— Молодец сержант. Понимаете с полуслова. Да Франц Ольбрихт направляется к Вере.

Отсюда ваша задача.

Если врагу удастся пробиться через наши заслоны, что я сильно сомневаюсь в этом и мы его не уничтожим, то он окажется уже сегодня в поселке Заболотное. Если это произойдет, вы должны нам дать знать, что враг появился у вашего дома. Не вступая в бой, не раскрывая себя, только дать знать, что это он Франц Ольбрихт. К соседнему дому, что справа от вас, мы провели полевой телефон. Сейчас там никто не живет. Хозяйка умерла еще в 42 году, а сын служил в полиции, партизаны его казнили.

— Это хата Абрамихи, я знаю об этой семье.

— Ну и прекрасно. Ничего не бойтесь. Только дайте нам знать. Мы сами попытаемся взять командира группы в живых. Это дело за нами.

В Поляниновичах также устроена основательная засада. Будут работать несколько снайперов, на случай если диверсанты попытаются уйти пешим ходом.

Вопросы есть?

— Как я появлюсь в поселке.

— Очень просто. Мы вас подвезем еще километров десять, а дальше доберетесь пешком. Вот возьмите, — офицер достал из внутреннего кармана отпускной билет на трое суток. Вы отпускник и радуйтесь отпуску. Порадуйте свою мать и сестер. Вещмешок с продуктами возьмете в машине. Вере ничего не говорите. Вы меня поняли?

— Так точно товарищ старший лейтенант.

— А если он не появиться в поселке?

— Появиться! — резко отреагировал контрразведчик на вопрос Миши и, прищурив глаза, далеко выбросил щелчком докуренную папиросу. — Обязательно появиться, если мы ему позволим. И последнее, — он сурово посмотрел в глаза Михаила.

— Помните, вы выполняете очень ответственное задание. Настолько ответственное, что его провал сулит вам самые жесткие меры в отношении вас и вашей семьи, за связь с немцами в годы оккупации.

Миша вздрогнул от этих слов, напряг скулы, но промолчал…

Глава 21

Гауптманн Ольбрихт и лёйтнант Эберт, в сопровождении двух панцершютце, осторожно и бесшумно подкрались к краю смешанного леса. Кто-то из танкистов наступил на сухую ветку и раздался треск. Все замерли. Ольбрихт медленно повернул голову назад и в упор посмотрел на солдата. «Осторожнее Курт» — говорили его строгие, уставшие глаза. Но вокруг стояла тишина. Только слева, где должна была быть проселочная дорога, до них донеслась слабая гортанная русская речь.

— Т-с-с, — приложил он палец к губам. Затем аккуратно отодвинул ветку густого кустарника и, направил свой взгляд вдаль, через мощный тридцати кратный цейсовской бинокль. С каждой секундой его лицо, становилось мрачнее. Он заскрипел зубами. Грубый шрам, шедший от правого уха, натянулся как канат и, готов был от напряжения лопнуть.

— Что там господин гауптманн? — нетерпеливо и взволнованно дышал ему в спину командир взвода.

— Плохо Карл, — отнял глаза от окуляров бинокля Ольбрихт. — Мы вышли правее Довска, как и задумали, но и здесь нас ждут. Слева поселок Болотня. Прямо вдали шоссе Пропойск-Рогачев. Его мы ни как не минуем и оно патрулируется. Я думал, что русских перехитрил, но они сейчас оказались более предусмотрительны. Одно мы сделали правильно, это то, что не поддались соблазну продвигаться ночью по шоссе Гомель — Могилев, а без промедления и отдыха устремились по второстепенной дороге мимо Чечерска на Кормы. Мы выиграли время и только этим можно объяснить, что до сих пор на нас не вышли русские.

Возьмите, посмотрите, сами Карл, — Франц передал командиру взвода бинокль.

— Спасибо господин гауптманн.

Эберт напряжено и внимательно стал изучать обстановку. Ольбрихт ему не мешал. Через несколько минут он оторвал глаза от бинокля и с тревогой проронил: — Боя не избежать. Я уверен, нас ждет здесь не только пехота, но и что-то еще тяжелее. Что будем делать, господин гауптманн?

— Сейчас возвращаемся назад. У меня появилась одна идея, но о ней я расскажу позже. Нужно кое-что проверить. Всем кругом. Первым идете вы. Замыкает гефрайтер Зигель.

Небольшая группа немецких разведчиков осторожно и тихо двинулась назад к танкам, которые тщательно замаскированные, находились в двух километрах от них. В пути к лагерю Франц два раза останавливался, прислушивался, выходил к лощине, подбиравшейся к краю леса, и группа вновь продолжала движение. Прибыв на базу, он подозвал к себе Эберта.

— Скажите господин лёйтнант, вы ловили, когда ни — будь рыбу?

— Рыбу? — На Ольбрихта смотрели удивленные глаза офицера.

— Да, рыбу?