Нарисованные воспоминания - Лони Флауэрс

как ему сказать. Взгляд его зеленых глаз смягчается, пока он наблюдает за мной, терпеливо ожидая услышать кое-что сокровенное, личное, которое я рассказывала лишь нескольким людям. Я смотрю в сторону и делаю глубокий вдох, чтобы наполнить легкие уверенностью, прежде чем высвободить мою печаль наружу. Сейчас или никогда, скоро я узнаю, что он на самом деле думает обо мне.

Я поворачиваюсь к Дрю и поджимаю ногу под себя, наклоняясь телом в его сторону.

— Это было летом, перед отъездом Джесса в колледж. У него оставался лишь месяц, после которого ему нужно было переезжать в квартиру неподалеку от Гарвардской школы права.

— О, ух ты, Гарвард. Твой брат был умным, — хвалит Дрю.

— Да, очень. Он собирался вступить в страшный, семейный бизнес. У него хорошо получалось участвовать в дебатах, он увлекался всеми этими судебными штуками по телевизору, что казалось странным, учитывая остальное, в чем он был хорош. Он любил помогать другу на работе с машиной его отца. Наш отец никогда бы добровольно не испачкал руки, когда можно заплатить кому-нибудь. В школе он играл в командах по футболу и бейсболу. Джессу не нравилось надолго запираться в своей комнате. Не знаю… он никогда не был ботаником, какими представляют люди большинство юристов, знаешь ли. Так или иначе, отец был в восторге, что мой брат выбрал себе такую профессию.

— Да, я понял. Пойти по стопам отца и добиться успеха, — соглашается Дрю.

— В любом случае, мне было шестнадцать и не нравилось, что Джесс уезжал. Мы большую часть времени были неразделимы, и самым легким способом показать, что я расстроена, было сердиться по каждому пустяку. Это глупо, я знаю. Но меня это не остановило от того, чтобы вести себя как ребенок, особенно в тот день, когда он погиб. В этот день он ездил туда-сюда от нашего дома в дом друга, таскал коробки с вещами, которые хотел взять с собой в их квартиру. В тот вечер у меня был урок пианино. Обычно меня забирал отец, но он задержался в тот раз на работе и сказал мне, что не сможет приехать. Я могла попросить маму забрать меня, но ее не было дома. Я сильно разозлилась и закатила истерику, пока Джесс не согласился подбросить меня. Я так четко помню тот день. На небе ни облачка; было жарко и влажно, как и каждый, обычный летний день в Джорджии. Мы жили примерно в пятнадцати километрах от города в сельской местности вдали от автомагистрали. Я кричала на Джесса, жаловалась, что опаздываю, и что у всех в семье всегда есть более важные занятия, когда дело касается моих увлечений. Мы кричали друг на друга, пока ехали по дороге, никто не обращал внимания на дорогу. Плюс сельской части города заключается в том, что не так уж много машин. Но она привлекает ничего не подозревающих животных из лесов и полей в районе. Было невозможно упустить из виду двух оленей, которые стояли прямо за поворотом на дороге. Я не помню удара, только рывок машины. Когда я пришла в себя, то услышала шипящий шум, дым из двигателя, я полагаю. Помню, как посмотрела в сторону Джесса и мгновенно вскрикнула, когда увидела его окровавленную шею и лицо. Его голова безвольно свисала в окно, а шея опиралась на уплотнитель. Я все дергала и дергала за ремень безопасности, но никак не могла расстегнуть его. Поэтому потянулась и сумела схватить его за руку. Он не сдвинулся с места. Я снова и снова кричала его имя, но он был без сознания, и все мои усилия были бесполезными. Вещи из машины были разбросаны повсюду, и я не могла отыскать свой телефон, чтобы позвонить и вызвать помощь. Все, что я могла делать, это держать Джесса за руку и молиться, чтобы он проснулся и поговорил со мной. Я сказала ему, насколько жалею, что вела себя как ребенок и спорила с ним. Я умоляла его не идти пока в колледж, потому что думала, что не смогу окончить школу без него. Но он не отвечал мне. Он уже умер, и я знала, что он никогда больше не поговорит со мной.

Я задыхаюсь, когда закрываю глаза, чувствуя, как по щекам текут слезы. Я не говорила об этом уже долгое время, и воспоминания сейчас вызывают более сильные эмоции, чем я представляла у себя в голове. Дрю прижимает меня ближе к себе, в свои объятия, что только ускоряет поток моих слез, превращая их в рыдания. Он целует меня в макушку и проводит рукой по спине, пытаясь успокоить.

— Мне жаль, Лили. Мне очень жаль, что тебе пришлось пройти через это. Я не могу представить ту боль, которую тебе пришлось испытать.

Он держит меня, пока я сама не отстраняюсь, чтобы обуздать свои эмоции и протереть глаза.

— Это было давно. И хочется думать, что мне станет лучше, но такое ощущение, что это всегда будет тяжело.

— Я буду рядом в любое время, когда буду тебе нужен, — говорит Дрю, печально улыбаясь.

— Для меня это очень важно, — отвечая, я откидываюсь на диван.

— Получается, два оленя причини всю эту боль? Обычная авария превратилась в ужасную. — Он говорит со мной, но больше про себя…

— В отчетах полиции говорится, что машина один раз перевернулась, прежде чем въехать в ограждение с его стороны машины. По их оценкам машина восемь километров ехала с превышением скорости, и они выписали отцу штраф.

— Ты серьезно? Это довольно низко.

Я останавливаюсь, чтобы не окунуться в еще один срыв.

— Вскрытие показало, что он истек кровью до смерти, когда оконное стекло разорвало артерию в его шее. Единственное мое утешение, что он был без сознания, когда умер. И не почувствовал боли.

— Ох, Лили. Я даже не знаю, что сказать. Мне так жаль.

И мне тоже. Хотя меня и успокаивает мысль о том, что он не чувствовал боли, я думаю о том, сколько еще тот день будет преследовать меня. Когда я смогу больше не чувствовать вины, когда захочу возобновить мои уроки на пианино? Когда переживу тот факт, что именно я начала ссору в тот день? Последний разговор с моим братом был наполнен криками и резкими словами. И я не знаю, получится ли у меня когда-нибудь рассказать Дрю остальную часть истории.

Что он скажет, когда узнает, что именно я была за рулем в тот день? Это я убила своего брата! Я не знаю, смогу ли рассказать Дрю, что на