Эпоха Древних - Замиль Ахтар

– Я не возложу на тебя такое бремя.

– Бремя? – Я рассмеялся. Какое же это было облегчение. – Я жажду крови, как никогда. Думаешь, мне не нравилось то, чем я занимался от заката до заката? Думаешь, я не радовался, отправляя столько душ в самый холодный ад? Это моя величайшая радость. И я хочу еще.

Она посмотрела на меня так, будто впервые увидела.

– Как ты можешь говорить такое, Кева? Даже святой Хисти сражался только ради защиты. Завоевывал, только когда ему приходилось это делать.

– Ты удивлена? Отец учил меня одному – убивать врагов. Я не смогу не получать от этого удовольствия. Оно почти божественное. По крайней мере, сейчас, когда я точно знаю, что нет иного пути. Не важно, куда я пойду, все дороги заканчиваются кровью.

Я встал, прошел мимо заплаканной Рухи, не скрывая своей наготы, и вернулся в шатер, где завернулся в колючее верблюжье одеяло и лег, намочив все вокруг. Мне не нужна была одежда. Темные доспехи и сабля, вот и все украшения, которые я желал. С ними я наконец смогу убить всех злых людей. Конечно, медленно. Я буду уставать. Но я могу убивать, пока все они не встретят справедливый конец. А у тех, кого защищает само зло, вроде Сиры, я могу убить всех, кого они любят и кто любит их. Я способен сделать их жизнь тюрьмой из боли, как они поступили со многими людьми.

В шатер вошла Рухи и опустилась на колени возле постели, глядя на меня. На кровавых рунах на ее лице блестели слезы, словно алмазы.

– Ты видела Кинна? – спросил я.

Она покачала головой.

– Я не могу видеть невидимое. Но я видела, как он принес тебя сюда, пока ты спал.

– Я часто забываю об этом, – проворчал я.

– Тебе нужна одежда? – Как безразлично она это произнесла. В ней не осталось духа. И все же она пыталась помогать хотя бы в мелочах.

– Думаю, да.

Рухи пошла к маленькому сундуку в углу и вынула белый кафтан длиной до лодыжек.

– Это подойдет?

Я кивнул.

Она бросила кафтан на мой ковер и снова села. Бедная девочка. Я накинулся на нее со своими яростными догмами. Ей не нужно было слышать о моей жажде крови. Она верующая. В Писании Хисти много утешающих слов. Они куда лучше подойдут для смягчения ран, чем моя желчь.

Я знал это выражение лица. Смотришь в землю, рот приоткрыт. Глаза забывают моргать, и потом удивляешься, почему они сухие. Я видел этот пустой взгляд у многих людей на всех войнах, в которых участвовал. Шок, вот так просто. От него нет иного лекарства, кроме времени.

Я и сам был в шоке, об этом говорила пустота в груди. Хорошо. Не чувствовать – самое большое милосердие.

Снаружи донесся топот верблюжьих копыт. Мгновением позже в шатер вошел бледный мужчина в черном одеянии абядийского пастуха.

– Что ты здесь делаешь? – спросил я Хуррана.

– Я помешал?

Мы с Рухи покачали головами.

– Пустыню прочесывают йотридские и силгизские охотники, – сказал он. – Наши разведчики заметили их в нескольких милях отсюда.

– Наши разведчики? – усмехнулся я.

– Кева, я здесь, чтобы помочь абядийцам обрести безопасность.

– У тебя была возможность помочь. Если бы ты убедил свою семью поддержать Кярса, Сира не набралась бы такой смелости. Десять тысяч кашанских хазов твоей семьи могли бы прийти сюда и встать на ее пути. Ничего этого не случилось бы. Но ты, корыстолюбец, поступил наоборот.

Хурран положил в рот изюмину, а потом бросил мешочек с изюмом на мою постель.

– Ты прав. Что я могу сказать? Я провел шесть лет в тюрьме и не знал, на что способна Сира. А во время переговоров в Зелтурии я поступил как любой разумный человек. Торговался.

– Торговался? Мы предложили твоему брату второй и третий по могуществу пост в Аланье! Ах, так тебя оскорбило то, что ты ничего не получил для себя, да, Хурран?

– Возможно, – пожал плечами он. – Я не стал бы этого исключать. Может, я и гнил в темнице шесть лет в собственном дерьме, но я все же первенец Мансура. У меня есть гордость.

– Гордость. Лучшего яда не купить даже у кашанского торговца змеями.

Я сбросил одеяло и натянул белый кафтан, который Рухи оставила на полу.

– Кева, Хурран пытался помочь нам, – сказала Рухи, не глядя на меня. – Он сделал все, что мог, чтобы спасти как можно больше людей. Он не совсем дурной человек.

– Я и не говорил, что он совсем дурной, просто он не такой особенный, каким себя считает. Шесть лет в тюрьме не пошли ему на пользу.

– А какую пользу они должны были мне принести? – спросил Хурран, наблюдавший за тем, как я одеваюсь.

– Для начала ты мог бы научиться скромности.

Он ухмыльнулся.

– А она нас спасет, скромность? Был ли Темур Разящий скромным?

– Если ты взялся подражать ему, у тебя плохо выходит.

– Как я уже сказал, я пытаюсь помочь абядийцам.

– Так помогай. Или тебе нужна благодарность? Нужно, чтобы поэты воспевали тебя, как воспевали Темура?

Хурран устало вздохнул. Конечно, я нагрубил ему, но я был в дурном настроении, и не без причин, а мягкое лицо этого человека доставило бы удовольствие моим кулакам.

Не то чтобы я собирался его ударить.

– Как я уже сказал, отряды силгизов и йотридов грабят, убивают и захватывают в рабство всех абядийцев на своем пути. Тебе и всем в этом оазисе нужно отправиться в более безопасное место.

– Я не собираюсь убегать от каких-то йотридских и силгизских ублюдков, – рявкнул я. – Я выпотрошу их всех.

– Я говорил с Рухи, – ответил Хурран. – Но ты один, Кева. Даже с помощью колдовства тебе не защитить всех абядийцев в Аланье.

– Сира пытается уничтожить всех нас? – Рухи всхлипнула. Шок больше не мог сдерживать печаль. – Почему?

– Спроси у скорпиона, почему он жалит.

Я усмехнулся так же ядовито, как этот воображаемый скорпион.

Хурран сказал:

– У Сиры и союза силгизов и йотридов есть причины, чтобы хотеть очистить эти пески от абядийцев. Во-первых, это дает их всадникам цель, и общая цель позволяет двум племенам сблизиться и забыть старую ненависть ради новой. Во-вторых, торговые семьи абядийцев на протяжении многих поколений копили огромные богатства, а жили по большей части как нищие. Учитывая плачевное состояние Кандбаджара и ненасытность силгизов и йотридов, Сира, скорее всего, испытывает большую нужду в золоте и драгоценностях.

– Ты прочитал много книжек? – ухмыльнулся я.

– А чем, по-твоему, я занимался в подземелье? У нашего врага множество разных