Доктор Яд. О том, кто тихо убивал молодых женщин, пока все боялись Джека-потрошителя - Дин Джобб

Полицейские подтвердили показания Мак. Лейтенант Стил и сержант Рем рассказали об уклонениях Крима после ареста и описали, как нашли письмо Мак, драгоценности и бумажник Фолкнер в его офисе. Труд, однако, достиг некоторого успеха, добившись положительных показаний от медицинских свидетелей обвинения. Теодор Блутхардт – врач округа Кук, проводивший вскрытие, – считал, что травмы Фолкнер были делом рук «невежественного и безрассудного человека», и признал, что «детоубийство в основном практиковалось женщинами». Фрейзер – врач, которого вызвали перед смертью Фолкнер, – согласился с тем, что травмы, по-видимому, появились из-за «неуклюжей работы» любителя.

Адвокат Крима, Альфред Труд, добился оправдательных приговоров для «большего числа убийц, воров и негодяев, чем любой другой ныне живущий адвокат в Чикаго» (авторская коллекция)

Труд вызвал полдюжины свидетелей, чтобы они дали показания о хорошем характере Крима, в том числе бизнесмена, который много лет знал его отца, но главным свидетелем стал сам его клиент. Присяжным показали его дипломы и лицензии, подтверждающие годы учебы, проведенные в Канаде и Великобритании с целью получения «глубоких знаний в области медицины». Ни Криму, ни Труду не пришлось напоминать присяжным, что Чикаго наводнен шарлатанами, которые обещали чудесные исцеления и использовали в своих интересах больных и отчаявшихся. Примером был доктор Фриц, другой врач с Уэст-Мэдисон-стрит, который рекламировал себя как величайшего врача современности и лечил бешенство, прикладывая «бешеный камень» к укусам животных. Газеты переполняла реклама «Радикального лекарства Сэндфорда», «Масла из горных пород» и других смесей для борьбы с головокружительным множеством заболеваний – от ревматизма и ожогов до опухолей, «церебральных застоев» и плохого настроения. В 1880-х годах государственный совет здравоохранения и Медицинское общество штата Иллинойс вели широко освещаемую войну с шарлатанами, продавцами змеиного масла и нелицензированными практикующими врачами, разоблачая и преследуя самых злостных преступников. Крим с его эдинбургской лицензией и другими документами казался – как утверждал Труд – одним из самых квалифицированных врачей в городе.

Крим спокойно изложил свою версию событий. Ему поручили осмотреть Фолкнер после аборта, и он сделал все, что мог, чтобы спасти ее.

Он объяснил, что не знал о проколах в ее матке и полагал, что женщина страдает от заражения крови. Он обвинил Мак в том, что та подставила его, чтобы свалить на него вину за свою грубую работу. Развернув анатомические рисунки, он, по словам репортера, «в очень откровенной манере» проиллюстрировал присяжным процесс родов. Предъявив лекарства, изъятые из его кабинета и квартиры Мак – «их было достаточно, чтобы открыть небольшую аптеку», согласно другому сообщению прессы, – Крим объяснил состав и свойства каждого из них. Зал суда наполнился смехом, когда он открыл несколько бутылочек и попробовал содержимое на вкус. Обнаружение кошелька и драгоценностей Фолкнер в его кабинете объяснялось тем, что после ее смерти Мак отдала ему «безделушки», как он их назвал, на хранение.

Ингэм использовал перекрестный допрос, чтобы обсудить противоречивое прошлое Крима. Крим отрицал, что покинул Лондон, что в провинции Онтарио, из-за женщины, найденной мертвой возле его кабинета. Его «никогда прежде не арестовывали за преступление ни в одной части земного шара», – сказал он, тщательно подбирая слова. Также он добавил, что «никогда в жизни не делал абортов», уверенный, что никто в зале суда не слышал имени Флоры Брукс.

В своем заключительном заявлении Труд обвинил полицию в попытке подставить невиновного человека. Сержант Рем, по его словам, «натаскивал» Мак, и было бы «чудовищно», если бы присяжные поверили ее истории, а не показаниям «уважаемого врача, против которого никогда не выдвигалось никаких обвинений». Крим, высокообразованный и опытный врач, «стоявший на самой верхней ступени науки и образования», никогда бы не провел дилетантскую операцию, которая убила Фолкнер. Более того, затем Труд решил испытать судьбу. Он понимал, что, если присяжные усомнились в рассказе Крима, они могли осудить его за убийство. «Тут не может быть полумеры, – прогремел он, – потому что доктор Крим либо невиновен и должен быть оправдан, либо виновен в таком убийстве, которое мог совершить только обманщик, шарлатан и знахарь, и его следует повесить». У нескольких присяжных, тронутых эмоциональным порывом адвоката, на глазах выступили слезы.

Затем Ингэм поднялся на ноги. Ему еще не исполнилось 30, но он считался одним из самых умных и талантливых юристов в городе. «Добросовестный, трудолюбивый и кропотливо работающий адвокат», – вспоминал один из свидетелей суда, такой же серьезный и прямой, насколько Труд был громким и крикливым. Он утверждал, что имелись доказательства, подтверждающие историю Мак, и Труд в отчаянии атаковал полицию, чтобы укрепить слабую защиту. Затем он решил надавить на жалость, напомнив присяжным, что Фолкнер провела последние часы «без друзей и в одиночестве и, чувствуя, что на нее надвигается тень смерти, написала свое имя и адрес матери на клочке бумаги». Один из репортеров взглянул на Крима, желая увидеть его реакцию на описание смерти Фолкнер. «В его холодных серых глазах сверкнула свирепая искра, – отметил он, – а на лице появилась сардоническая улыбка».

Указания судьи были равносильны подталкиванию к оправданию. Присяжным заседателям, по словам Гэри, следовало рассмотреть вопрос о том, были ли травмы Фолкнер «делом рук умелого и образованного врача или неквалифицированного и невежественного человека». Следует принять во внимание «хороший характер и репутацию Крима как человека и как специалиста». Если бы он оперировал Фолкнер или давал ей лекарства, «искренне веря, что может принести ей пользу», его следовало признать невиновным. Присяжным также напомнили, чтобы они не принимали во внимание показания Мак. Они должны «внимательно изучить дело и отнестись с большой осторожностью» к свидетелю, который признался в соучастии в убийстве, особенно учитывая, что Мак в случае признания вины Крима полагался иммунитет от судебного преследования.

Присяжные заседатели вышли из зала суда в половине четвертого, чтобы начать обсуждение, и для вынесения приговора им понадобилось менее часа.

«Мы, присяжные, – объявил старшина присяжных, – признаем подсудимого Томаса Крима невиновным».

Настроение Крима заметно улучшилось. Услышав вердикт, он вскочил на ноги и пожал Труду руку, а затем проделал то же самое с каждым из присяжных заседателей.

Нападки и буйство Труда сработали. Если у присяжных оставались сомнения относительно Мак и ее истории, впечатляющие дипломы и лицензии Крима, возможно, склонили чашу весов в его пользу. Впрочем, возможно, имелось и более мрачное объяснение той непринужденности и фамильярности, которые демонстрировал Крим, пожимая руки людям, способным приговорить его к смерти. Труд подозревался в подкупе присяжных заседателей, чтобы дополнить послужной список оправдательных приговоров по делам об убийствах. Подобное влияние на присяжных было в Чикаго тех лет обычным делом. «В наши дни,