Победитель остается один - Яна Эдгаровна Ткачёва

– Да, пару раз удавалось разглядеть его. Он еще более сухой и безжизненный, – кивнула ты, подвигаясь, но не слишком близко.

– Когда-то давно этот остров был заселен и процветал. Правил им царь Минос, у которого была красавица жена Пасифая…

– Почему в твоих легендах все сплошь красавицы? – недовольно перебила ты, внезапно отодвинувшись.

– Галатея!

– Да-да, – пробурчала ты, закатывая глаза. – Не перебиваю.

– Царь Минос и жена его Пасифая жили счастливо и правили островом, но в один черный-черный день, что должен был стать самым счастливым, Пасифая разрешилась от бремени. Да не абы кем, а чудовищем с телом человека и головой быка. В ужасе был царь Минос и обвинил Пасифаю в измене. Чудовище же, только покинув утробу матери, принялось терзать повитух и пожирать все, до чего добиралось.

Минос собрал лучшие умы острова и приказал построить для чудовища клетку, из которой оно бы не выбралось ни за что. И талантливый Дедал предложил царю создать лабиринт, где монстр мог бы жить, но из которого никогда бы не нашел выхода. Когда лабиринт был готов, то Минотавра – так назвали чудовищного сына Пасифаи – бросили туда, а над лабиринтом возвели дворец, в котором поселился царь со своей женой.

Со временем Минос простил Пасифаю, жизнь их пошла на лад, и у супругов родилась дочь Ариадна. Она никогда не видела Минотавра, только слышала, как о нем говорили родители. Дабы прокормить чудовище, всех преступников острова бросали ему на съедение, но этого было мало. И повелел царь Минос поселениям на острове каждые семь лет приводить семь юношей и семь девушек. Этих несчастных отправляли в лабиринт и на следующие долгие семь лет забывали о существовании чудовища.

Ариадне исполнился двадцать один год, и она готовилась к замужеству, когда во дворец прибыла третья группа посланных на смерть в лабиринте Минотавра. И этой истории не было бы, если бы Ариадна не споткнулась во дворе, следуя мимо строя пленников по своим делам, и крепкие руки не уберегли бы ее от падения. Подняв глаза, она увидела Тесея – юношу, чья судьба была предрешена.

Так поразил Ариадну смелый и открытый взгляд его, что весь день и всю ночь она томилась мыслями о его скорой смерти. С рассветом Ариадна спустилась в темницы, где держали пленников, и молилась, чтобы Тесей был там. Потому что прошлым вечером первые жертвы ступили в лабиринт.

Но, на счастье Ариадны, Тесея не было в их числе. Он сидел прямо перед ней, за решеткой, и смотрел на нее ясными глазами. Ариадна протянула юноше моток своей пряжи, обещая, что тот поможет совладать с запутанностью лабиринта, а Тесею нужно лишь победить чудовище – ее единоутробного брата.

На следующий же день Тесей спустился в лабиринт. Долгие десять дней и десять ночей Ариадна ждала своего возлюбленного, и наконец он вернулся из лабиринта, весь в крови, одной рукой сжимая клубок, а второй стискивая рог с бычьей головы. Чудовище острова повержено!

– А что было дальше? – молчание затянулось, и ты, не изменяя себе, принималась выспрашивать новые подробности, когда моя история иссякала.

– С кем? – спросил я.

– С Ариадной и Тесеем, конечно, – возмущенно затребовала ты, и я растерялся.

– Не знаю, – честно ответил я. – В книге не было про это…

– Давай придумаем, что с ними стало, – воодушевилась ты.

– Иногда у истории просто нет продолжения, Тея, – пробормотал я, отчасти желая закончить рассказ, потому что этот трудный день вымотал меня.

– Хм-м, – протянула ты, и я видел, что в тебе пробудилась злость. – Возможно… история закончилась, потому что Тесей не был готов…

То, как ты произнесла последнее, дало понять, что речь вовсе не о Тесее. Я знал, что мы должны объясниться, но не хотел делать этого сейчас. Не после этого ужасающего напряженного разговора со Жрецом. Не после этих летних наполненных напряжением месяцев. Слишком много тревог, слишком много всего… Да и еще слишком рано!

– Галатея, – ровно сказал я. – Думаю, что сейчас не самое лучшее время.

– Возможно, – рассерженно прошипела ты, – мне стоит найти того, для кого я буду самым лучшим временем.

Кровь ударила мне в голову, а сердце бешено застучало. Ярость застлала все вокруг. Мир раскалился от моего гнева. Но я, призывая на помощь всю свою выдержку, сделал несколько вдохов и процедил, сдерживаясь:

– Ты не понимаешь, о чем говоришь.

– Так объясни мне, Пирр! – закричала ты, и я увидел в глазах твоих слезы, что напугало меня и остудило, словно холодные воды моря на рассвете. – Отчего я так противна тебе? Отчего я должна узнавать что-то где угодно, но не от тебя?!

– Хорошо, – устало выдохнул я. – Начнем с последнего. Что ты хочешь узнать?

– Ты болен? – быстро пробормотала ты, вдруг смутившись, и я едва разобрал смысл слов. – Тебя не интересуют… Те вещи, про которые говорили старшие девочки?

– Нет, – пробормотал я, избегая твоего сверкающего слезами взгляда. – Я не болен, и меня интересуют все те вещи.

– Как тогда?.. Почему ты не ездишь на празднества в Столицу?

– Мне удавалось обманывать их, ясно? – нехотя выдавил я, и щеки запылали, будто я был на дежурстве и топил печь. – И нет, не скажу как!

Я яростно выпалил это сразу, как только увидел, что ты открыла рот, чтобы спросить. Знал, ты любопытна, но ни за что не хотел раскрывать свои позорные тайны и мысли, с которыми я занимался некоторыми вещами. Эти мысли были о тебе, и я стыдился этого. Ты кивнула и удрученно опустила голову. Мой мир пошатнулся и завис над пропастью, потому что я видел, что не смог успокоить тебя. А только больше расстроил. Нужно было исправлять все – и сию минуту, иначе я мог потерять тебя.

– И ты мне не отвратительна, Галатея, – горячо прошептал я, позволив себе малую часть того чувства, что ты вызывала во мне. – Посмотри на меня.

Ты нехотя подняла голову, и я увидел две мокрые дорожки на твоих щеках. Я заставил тебя плакать. За последний год я дважды доводил тебя до слез, иду на рекорд. Деймос обозвал бы меня болваном, но мне и самому хотелось ударить себя за то, что сделал тебя несчастной.

– Дороже тебя у меня нет никого, – честно прошептал я, обнажая самое сокровенное в сердце.

– Но это не то же самое… – хрипло прошептала ты, и во взгляде твоем была настоящая агония.

– Для всего остального ты еще слишком мала, – и, видя, что хочешь возразить, я обхватил твое лицо ладонями, стирая пальцами следы слез, и пообещал: – У нас есть еще время,