Дело по обвинению. Остров Медвежий - Эван Хантер

– Бэтмэн.

– А потом вы?

– Да, да. Я не хочу больше отвечать ни на какие вопросы. Я не хочу...

– Сколько раз вы его ударили?

– Четыре, четыре!

– Почему?

– Я уже говорил вам. Он...

– Почему, Дэнни?

– Я не знаю!

– Вы знали, что это была гармоника, так? Так?

– Нет!

– Вы знали об этом! Знали! Скажите мне правду, Дэнни!

Рэндолф вскочил:

– Одну минуту! Одну минуту...

– Скажите мне правду! Вы знали, что это была гармоника. Вы видели ее.

– Да! Да! Знал! – закричал Дэнни. – Ну что, довольны? Знал!

– Тогда почему вы ударили его ножом?

– Я... я...

– Почему? Почему, Дэнни? Почему?

– Потому что другие... другие...

– Потому что другие его ударили?

– Да! Да!

– И поэтому вы тоже его ударили?

– Да! Я ударил его четыре раза! Что вам от меня нужно? Я ударил его ножом! Ударил! Да, ударил!

– Вы не ударили его ножом! – крикнул Хэнк. – Вы лжете!

– Что? – сказал Дэнни. – Что?

И тогда, пока никто еще не опомнился, пока не рассеялось действие его слов, Хэнк бросился к своему столу, схватил с него голубую папку и почти швырнул ее секретарю.

– Я хочу, чтобы это было приобщено к делу как вещественное доказательство, – быстро сказал он. – Это заключение криминалистической лаборатории нью-йоркской полиции относительно ножей, которыми был убит Моррез. В заключении указывается, что кровь нашли на лезвии только двух ножей! Лезвие третьего ножа было чистым! Кровь была только на его рукоятке. – Он стремительно повернулся к Дэнни. – Это был тот самый нож, который вы признали своим, Дэнни! Вы перевернули его. Вы только делали вид, будто колете Морреза. Вы били по его телу рукояткой ножа!

– Нет! Нет! Я заколол его!

– Не лгите, Дэнни! Чего вы боитесь, черт подери?

– Соблюдайте порядок!

– Я заколол его! Заколол!

– Лжете!

– Я... я... я...

И тут Дэнни Ди Паче вдруг сдался. Обессилев, он скорчился на стуле и, встряхивая головой, начал тихо плакать.

– Вы ударили его ножом? – спросил Хэнк почти шепотом.

– Я никого в своей жизни не ударял ножом, – пробормотал Дэнни сквозь слезы. – Ни разу... ни разу...

– Успокойтесь, Дэнни, – ласково сказал Хэнк.

– Но я... я не хотел, чтобы они подумали, будто я боюсь. Я не мог позволить, чтобы они об этом догадались. Не мог!

* * *

Репортеры во главе с Майком Бартоном уже бросились к выходу. Мери Ди Паче, сидевшая рядом с мужем в первом ряду, вскочила, словно собираясь броситься к мужу.

Сэмэлсон быстро сказал:

– Объявляется перерыв до двух часов дня. Прокурора и защитников прошу немедленно пройти ко мне. – Он встал.

– Встать! – закричал секретарь, когда Сэмэлсон вышел, и зал суда сразу же превратился в шумный водоворот жестикулирующих фигур и перебивающих друг друга голосов.

А на свидетельском месте тихо плакал Дэнни Ди Паче. Хэнк вытащил платок из нагрудного кармана и сказал:

– На, сынок! Вытри глаза. Все уже позади.

– Я не должен был плакать, – сказал Дэнни, сдерживая рыдания. – Плачут только трусы!

– А иногда и настоящие люди, – сказал Хэнк, обрадованный, что мальчик взял у него платок.

* * *

Его останавливали Мери и ее муж, останавливали защитники, останавливали репортеры, которые, молниеносно позвонив в редакцию, тут же бросились назад, в зал суда. Но в конце концов он добрался до того места, где сидела его жена и дочь, и обнял их. Карин нежно поцеловала его, ее глаза сияли гордостью.

– А я отчаянно боялся! – повторил он и добавил, помолчав: – Но теперь я ничего не боюсь. – Внезапно он рассмеялся: – А знаешь, мне страшно хочется есть!

– Поторопись, – сказала Карин. – Ведь Эйб ждет.

– Конечно. – Он помедлил, сжимая ее руку. – Карин? – сказал он.

– Что?

– Не беспокойся. Все будет хорошо.

– Я не беспокоюсь, – ответила она.

– Ну и очень хорошо. Вы меня обязательно подождите. Я вернусь сию же минуту. – Он снова помолчал. – Я вас обеих люблю. Очень люблю.

Он повернулся и направился к двери слева от судейского кресла. Солнечный луч скользнул по его спине и на мгновенье озарил гордо поднятую голову. У двери он замедлил шаг. Потом решительно распахнул ее и твердой походкой вышел из зала суда.

– Ты был великолепен! – сказала она.

– Папа! Папочка! – сказала Дженни и крепко сжала его руку.

– Мне надо вернуться и поговорить с Эйбом, – сказал он им. – Вы ведь подождете меня? Мы позавтракаем все вместе.

– Хэнк, у тебя будут неприятности?

– Возможно. Меня могут уволить, Карин.

– Найдешь что-нибудь другое, – сказала она.

– Да, конечно. – Он помолчал. – Я был насмерть перепуган, Карин! Это было заметно? Видно было, как у меня дрожали коленки?

– Нет, дорогой, вид у тебя был очень смелый и... великолепный.

Алистер Маклин

Остров Медвежий

Глава 1

И кому это вздумалось назвать видавшую виды посудину «Морнинг роуз» «Утренняя роза»? Нелепость такого названия бросалась в глаза каждому...

Траулер построили для лова рыбы в арктических широтах. Пятьсот шестьдесят тонн водоизмещения, пятьдесят три метра длины, девять метров ширины на миделе, и без груза, с полным запасом воды и топлива, посудина сидела в воде на четыре с лишним метра. Строила траулер верфь в Ярроу аж в 1926 году.

Посудина была скрипучая, тихоходная и валкая и трещала по всем швам. И давно пора бы пустить ее на металлолом...

Сродни траулеру были и капитан его — мистер Имри, и старший механик мистер Стокс.

Судно обладало отменным аппетитом и пожирало уйму угля. И то же самое можно было сказать об остальных двоих — капитане, который поглощал виски в дозах весьма неумеренных, и стармехе — большом знатоке ямайского рома.

В момент, когда мы встретились, эта троица и предавалась любимому занятию, не меняя своих многолетних привычек.

Насколько я мог заметить, никто из немногочисленных моих сотрапезников, сидевших за двумя длинными столами, особой наклонности к чревоугодию не проявлял. Разумеется, на это была веская причина. Дело было вовсе не, в качестве блюд. И не в претензиях к художественному уровню интерьера кают-компании, отделанной малиновыми коврами и портьерами, каковые странно смотрелись на борту допотопного траулера. Дело в том, что в 1956 году по капризу одного миллионера, владельца судоходной компании, в ком любовь к морю уживалась с полным невежеством в мореходстве, траулер был оснащен новой машиной и переоборудован в яхту для увеселительных прогулок.

Плохой аппетит моих сотрапезников объяснялся концом октября. Это пора крепких штормов. Моксен и Скотт, судовые стюарды, благоразумно задернули портьеры на окнах кают-компании, лишив нас зрелища осенней непогоды.

Наблюдать, что происходит снаружи, не было необходимости. Всякий слышал