Шаровая молния - Александр Викторович Горохов

ваше имя такое письмо от доброхота. Неофициально — за то, что открыто придерживался мнения о том, что война с Германией неизбежно, а также за мнение, что советская авиация на данный момент — не лучшая в мире.

Лицо вождя, казалось, совсем не изменилось, но грузинский акцент стал заметно сильнее, что значило: он взволнован или разозлён.

— Вы хотите сказать, что в этом он прав?

— С двигателем — да, он допустил ошибку, пойдя на поводу у товарища Кагановича, решившего, что пора отказаться от М-62 в пользу более нового мотора. А «устареввший», между прочим, прекрасно служил и в XXI веке. По поводу войны с Германией — абсолютно прав. По поводу лучшей в мире авиации… Она была такой ещё три-четыре года назад, товарищ Сталин. Но мировая техническая мысль не стоит на месте, и сегодня наши И-16 и И-153, не говоря уже о тяжёлых самолётах, отстают от немецких, английских и американских. Но, насколько я понимаю, товарищ Смушкевич хотел этим не оскорбить советскую авиацию, а добиться того, чтобы она вернула пальму первенства. И не просто критиковал, но и предлагал, как этого добиться. Правильно предлагал. Но из-за его отстранения, недобросовестной конкуренции в среде авиаконструкторов и, простите ещё раз, ошибок его преемника, было упущено время.

Поэтому я посчитал, что говорить об использовании товарища Смушкевича в ОПБ-100 было бы больши́м вредом, и я предлагаю вместо него кандидатуру лётчика Арсения Ворожейкина, отличившегося в боях на Халхин-Голе. В известной мне истории он стал дважды Героем Советского Союза, одним из наиболее результативных воздушных бойцов, сбив 52 самолёта противника, а в 1957 году дослужился до генерал-майора авиации. Умный, думающий пилот, прекрасно понимающий проблемы авиации. Его назначение в ОПБ — тоже вред, но намного меньший, чем если бы это был Смушкевич.

Сталин кивнул.

— Разумный подход. Тем более, одного дважды Героя мы, благодаря вам спасли.

Он кивнул Берии, и тот сообщил:

— Ваше предупреждение о судьбе Грицевца сбылось не совсем так, как вы говорили. Мы настояли на том, чтобы он ехал на место новой службы на поезде. Но погиб лётчик, перегонявший его самолёт. Тоже при посадке на аэродром, с которого взлетал другой истребитель.

— Жаль, что не удалось спасти товарища Чкалова, — нахмурился Иосиф Виссарионович. — И мы не настояли на отмене того полёта, и он никого не хотел слушать. Но давайте продолжим.

— Если говорить об отделе автотранспорта и бронетехники, то я предлагаю конструктора Т-34 Михаила Кошкина. Тоже из соображений «не навреди».

— Объясните.

— В известной мне истории товарищ Кошкин сильно простудился и заболел при испытаниях танка: он лично возглавил зимний пробег машин из Харькова в Москву и обратно, так ка не успевали «накрутить» необходимые 3000 километров пробега для принятия танка на вооружение. Пневмония, удаление лёгкого и смерть в сентябре 1940 года. Но его заместитель товарищ Морозов оказался на высоте и стал конструктором всех последующих модификаций Т-34, машин на его базе, а также очень многих послевоенных танков. Действительно лучших в мире танков, товарищ Сталин.

Николай налил из графина воды.

— Я уж думал, вы предложите начальника Управления авто-бронетехники Павлова.

— Нет, товарищ Сталин. На этом месте он, простите за каламбур, именно на своём месте. В отличие от должности командующего Западным особым военным округом.

— Продолжайте, — снова нахмурившись, качнул зажатой в руке трубкой Иосиф Виссарионович.

— Отдел стрелкового и артиллерийского вооружения, я считаю, может возглавить военинженер Судаев, конструктор пистолета-пулемёта. Он же в настоящее время занимается зенитным орудием, так что артиллерии тоже не чужд. И тоже в выборе я исходил из того, что его назначение не принесёт большого вреда. В моём мире товарищ Судаев больше ничего эпохального создать не успел, кроме модернизации своего пистолета-пулемёта, поскольку в 1943 году умер от язвы желудка. Видимо, сказалось то, что работал он над своим оружием в блокадном Ленинграде и голодал.

Отделом, занимающимся ракетной тематикой, я бы озадачил нынешнего старшего помощника начальника отделения Артиллерийского управления военинженера Аборенкова Василия Васильевича. Как грамотного специалиста и энтузиаста ракетного оружия, сумевшего доказать свою эффективность в деле создания реактивных установок залпового огня.

— Почему не конструкторов, о которых вы писали? Как их? Королёв, Глушко, Черток, Исаев…

— Как раз, исходя из принципа «не навреди». Все они — личности, великолепные специалисты, и очень болезненно воспринимают чужое лидерство. Кроме того, у некоторых, как у Королёва с Глушко, очень непростые отношения. Поэтому именно в данном случае нужен кто-то вроде арбитра. Кроме того, именно в этом направлении мне придётся консультировать наших научных гениев особенно «плотно»: я всё-таки ракетчик по первому образованию.

И снова Сталин делает какие-то пометки в блокноте.

— Руководитель отдела, занимающегося урановым проектом, пока может стать товарищ Курчатов.

— Пока?

— Да, товарищ Сталин. Пока речь идёт преимущественно о теоретических вопросах. Как только всё перейдёт в практическую плоскость, необходимо будет создавать отдельную структуру, уже не относящуюся к ОПБ-100, и с практическими делами, насколько я помню, прекрасно справился нынешний глава Норильского металлургического комбината и Норильлага товарищ Завенягин.

Тут уже пришла пора удивляться наркому внутренних дел. Но что-то сказать против он не посмел.

— На должности начальника отдела, отвечающего за общепромышленное развитие, я хотел бы видеть директора ленинградского завода «Большевик» товарища Устинова. Хотя бы до начала войны с Германией. А потом он очень пригодится в деле эвакуации промышленности на Урал и в Сибирь. Как блестящий организатор этого сложнейшего дела.

— Не маловата ли должность для целого директора крупного завода? — усмехнулся вождь.

— Возможно, и маловата. Но я исхожу из принципа: хочешь двугорбого верблюда — проси трёхгорбого.

— Да, да. Глядишь, на одногорбого и расщедрятся, — усмехнулся в усы Сталин. — Осталось три отдела?

— Так точно. И если отдел агитации я поручил бы писателю Евгению Петрову, а аналитический взвалил бы на себя, то кандидатуры руководителя подразделения, которое занималось бы чисто военными вопросами, у меня, извините, нет, товарищ Сталин. Будущие хорошие военачальники вам нужны будут на фронте, а плохие…

Он развёл руками.

Вождь поморщился и взял телефонную трубку.

— Комдив Рокоссовский прибыл? Пусть войдёт.

44

Всю дорогу до дома Берия пилил Николая за плохую подготовку к визиту в Кремль. Мол, мог бы и наркому сказать, что не решил вопрос с руководителем «военного» отдела. Отгавкиваться и нельзя было, и не хотелось. Просто из-за навалившейся сумасшедшей усталости: умел, умел Сталин заставить людей любую работу делать с полной самоотдачей. Вот и пришлось сидеть в машине с понуро опущенной головой.

Зато дома…

Кира не спала. Вопросов тоже не задавала.

— Мама через неделю приезжает.