Если даже придется погибнуть... - Николай Томан

7. В райотделе милиции

Когда капитан Черкесов приходит на следующий день в свой отдел, майор Платонов сообщает ему:

— Предположение ваше оправдалось, Олег Владимирович — по голосу, записанному на магнитной ленте, родственники Зиминой опознали Анну. А вот заключение экспертов-акустиков. Из него следует, что голос Михаила Ясенева явно вмонтирован в эту ленту.

— В чем я и не сомневался.

— Не сомневался и я, — замечает Платонов. — Но прежде это было лишь предположением, а теперь акустические приборы подтвердили нашу догадку, и она приобрела силу доказательства.

— К этому могу добавить кое-что и я, — весело сообщает старший лейтенант Глебов. — Арестованные участники нападения на Сорочкина, прослушав добытую Ясеневым ленту, опознали один из записанных на ней голосов.

— Голос Благого? — догадывается Черкесов.

— Да, хотя им он известен под именем дяди Жоры. Описание этого «дяди» не очень схоже, однако, с тем портретом, который нарисовал вам Михаил Ясенев. Совпадают только рост, цвет волос и глаз. В возрасте тоже колебания в пределах пяти-семи лет. Лицо же у него, по их словам, добродушное, улыбчивое. Они вообще считают его очень добрым и щедрым.

— Еще бы, — усмехается Черкесов. — Небось не раз поил их и кормил.

— Да уж, наверное, не без этого, — соглашается Глебов. — Но если этот дядя Жора и Благой одно и то же лицо, то как же быть с описанием наружности его, сделанным Ясеневым?

— Ясенев видел Благого почти всегда в нетрезвом виде. А Благой во хмелю был, наверное, не ангелом, вот он и нарисовал нам звероподобный его портрет. Мальчишек же Благой угощал, конечно, не только водкой, но и конфетами, потому-то он и представляется им таким добреньким и благообразным. Кстати, знаете, кем оказался человек, принятый нашими лейтенантами за Благого? Очень талантливым инженером-конструктором, влюбленным в соседку Ясеневых.

— А я думаю, — не сдается Глебов, — если подвергнуть Благого или этого дядю Жору обследованию…

— А я уверен, что «или» тут ни к чему, — перебивает его Черкесов. — Вне всяких сомнений, Благой и «дядя Жора» одно лицо.

— Может быть. Но если подвергнуть его антропологическому освидетельствованию, то Ломброзо окажется в чем-то прав.

— В чем-то — весьма возможно, — соглашается с ним Черкесов. — Но теория его не станет от этого истинной. При оценке «преступного человека» он исходил ведь не только из аномалии черепа и мозга, но и сердца, желудка и прочих потрохов. Добавьте к этому и то значение, которое придавал он росту, температуре тела, цвету волос, климатическим, метеорологическим и геологическим условиям.

— Его последователи прибавляют к этому еще и такие факторы, как особенности почвы, смену дня и ночи, времени года и годичную температуру, — добавляет присутствующий при этом разговоре майор Платонов. — Со времен Ломброзо и его последователя Ферри в современной буржуазной криминологии вообще мало что изменилось. Но меня волнует сейчас другой вопрос. Как вы, Олег Владимирович, относитесь к свидетельским показаниям? Судя по вашей оценке описаний внешности Благого, данных Ясеневым и теми хулиганами, которые напали на Сорочкина, вы далеки от оптимизма.

— В принципе я не склонен ставить под какое-либо сомнение свидетельские показания. Но в данном случае убежден в необъективности Ясенева и юнцов, напавших на Сорочкина.

— Как же тогда быть? Где искать более объективных?

— А Сорочкин? Жизнь его теперь вне опасности, и я думаю, что через несколько дней врачи могут разрешить нам побеседовать с ним. Ну а потом шофер такси, который возил Благого с Михаилом к Джеймсу. На этого свидетеля у меня особенно большие надежды.

— Но ведь шофер еще не найден. Да и номер его такси, сообщенный Ясеневым, очень уж неточен. Наши лейтенанты беседовали почти со всеми таксистами, которые в тот день ездили на машинах с номерами, состоящими из цифр, названных Ясеневым. Теперь они опрашивают тех, у которых из четырех цифр две первые или две последние имеют подобное сочетание.

— Пусть не прекращают поисков. Ну а к Джеймсу никаких пока подступов?

— Никаких, — со вздохом произносит Глебов. — И мне думается, что вывести нас на него сможет только Благой…

В это время раздается телефонный звонок.

— Это вас, Олег Владимирович, — протягивает трубку Черкесову Глебов.

— Да, слушаю, Валентина Николаевна! Ну, как у вас там? Был звонок… Не выдержал, значит? Можете вы к нам сейчас приехать?.. Боитесь оставить Михаила одного? Ну, хорошо, я пришлю к вам моего коллегу.

— Придется вам к ним съездить, Федор Васильевич, — обращается Черкесов к Глебову. — Мне не хотелось бы появляться у Ясеневых так часто. Похоже, что мною уже заинтересовался кто-то.

В подтверждение своей догадки Черкесов рассказывает Глебову о вчерашней прогулке с Валентиной, не особенно вдаваясь в подробности.

— Непонятно все-таки, — задумчиво произносит старший лейтенант. — Валентину они могли и раньше видеть вместе с Михаилом, а вас-то как узнали? Мало ли с кем могла она прогуливаться по улице…

— Я и сам теряюсь в догадках, но лучше проявить излишнюю осторожность, чем беспечность.

— Будем тогда считать, что Благому уже известно, что Ясенев признался нам во всем, раз они видели вас вместе с его сестрой.

— Во всяком случае, это не исключено, — соглашается с Глебовым Черкесов.

— А Михаилу сейчас Благой, значит, звонил?

— Да, Благой. Пока они разговаривали, Валентина бросилась к соседям, но их не оказалось дома. Тогда она включила магнитофон, поднесла микрофон к телефонной трубке и успела записать значительную часть их разговора. Очень толковая девушка, — с нескрываемым восхищением заключает Черкесов.

— Она не замужем еще? — интересуется Глебов.

— Нет пока… Вы заберите у нее эту пленку и Михаила подбодрите, чтобы не очень робел перед Благим.

Старший лейтенант Глебов возвращается от Ясеневых спустя полчаса. Выкладывает на стол кассету с магнитной лентой. Ее тотчас же забирает Платонов и вставляет в магнитофон.

— Знаете, — говорит Глебов, — на меня этот Михаил вовсе не произвел впечатления неврастеника. И держится совсем не робко.

— Рассказывайте все по порядку.

— Ему действительно позвонил Благой. Ругал, что скрывается и симулирует болезнь. Спрашивал: «Не продался ли операм из угрозыска»? Да вы сами сейчас услышите. Как раз эту часть разговора Валентине удалось записать.

Глебов включает магнитофон. Из его динамика слышатся сначала не очень разборчивые слова, а затем хриплый голос Благого: