Вишенка. 1 том - Поль Кок

— Ладно, пойдем. Так ты, брат Сабреташ, как вижу, в художники попал… когда носишься с красками да кистями?

— Эти щетками зовут.

— Так их щетками зовут, ну, брат, не знал, извини! Вздумали бы мы в полку такими щетками мундиры чистить, посадили бы нас на гауптвахту. Так ты стал рисованьем заниматься! Похвально! Напиши же мой портрет в какой угодно позе!..

— Возможно ли такими кистями портреты писать!

— Так, верно, картины сражения рисуешь?

— Я разрисовываю потолки, да еще крашу дома; одним словом, малярным искусством занимаюсь, чтобы добыть хлеб насущный; и, слава богу, делишки идут не дурно, так что при радостной встрече могу товарищу поставить бутылку вина.

— Славно! Я было хотел тебя угостить, но ты меня опередил, не откажусь, однако, чтобы не обидеть друга.

Отставные солдаты входят в винный погребок велят подать бутылку вина, садятся за стол и продолжают разговор.

— Ах, Сабреташ, дружище! Как я рад, что свиделся с тобою; однако и в голову бы мне не пришло, что ты в Париже. Помнится, что собирался ты навестить отца где-то в деревне… как бишь… названия-то не припомню.

— В Баньоле, да я прямо из Алжира отправился в свою деревню, в надежде увидеть отца… пожить со стариком; но как часто не сбываются надежды! Когда я прибыл в Баньолу, то отца уже не застал… Бедный отец в последний, дальний путь отправился, не повидав сына! С какою радостью хоть один только бы раз обнял старика! Но судьба обманула меня. Не пришлось его видеть, мог только пойти на его могилу поплакать…

Сабреташ, окончив рассказ, закрыл рукой глаза. Петард налил себе полный стакан вина и, приняв торжественный и серьезный вид, сказал:

— Итак, твой отец умер? Пью за здоровье его!

— Как же ты пьешь за здоровье его, когда он умер?

— То есть, виноват… хотел сказать за упокой души его.

— Вот видишь теперь, Петард, — опять начал Сабреташ, — не имея уже никого в своей деревне, одни только грустные воспоминания, не хотел я в ней оставаться. О! Если б я знал, что не увижусь с отцом, не расстался бы с товарищами и военной службой. К Африке уже я привык… ждал бы там, пока не сразит меня пуля араба. Мне сорок девять лет, жить осталось немного, да и жизнью не дорожу. Но вышел в отставку, делать было нечего, пришлось, вернувшись в Париж, взяться за прежнее свое ремесло. До поступления на службу я был маляром-обойщиком, теперь опять стал этой работой заниматься. За деньги, которые принес отцу, купил порядочную мебель и нанял комнатку в предместье Сент-Антуан. Там живу, туда и возвращался, когда наткнулся на тебя. Вот и все тебе рассказал. Теперь твоя очередь говорить, я буду слушать. Продолжай про львиную охоту.

— Итак, я предлагаю Роке, вооружившись, идти со мною на львиную охоту. Конечно, надо вооружиться хорошо, потому что царь зверей не любит фамильярного с ним обращения. Хотя Роке и не был трус, но мое предложение его немного сконфузило, и он очень побледнел. «В этой охоте, — сказал он, — как вижу, есть свои неудобства, вдруг, например, ружье даст осечку». «Ну и что же, — я ему ответил, — у нас будут кинжалы, и я его зарежу наповал». «Не взять ли нам с собою малую пушку», — сказал Роке. «Фу, какой стыд, — отвечал я, — у нас и без того много будет оружия». Одним словом, мое красноречие так его приохотило, что он решился отправиться со мною на охоту. Отправились мы, идем долго, долго, а Роке соскучился и спрашивает: «Где же твои львы?» «Погоди, — говорю, — увидишь». Пришли мы, наконец, к гористой местности и остановились. «Там, — говорю я Роке, — около кустов виднеется пещера, это берлога львов, немного подождем, и они нам покажутся».

Мне захотелось полежать. Как вдруг Роке кричит, что слышится какой-то неприятный запах хуже козлиного и гром — похоже на то, когда ударят в десять контрабасов. Я объяснил ему, что это означает появление льва. И действительно, вдали можно было заметить маленьких львов, на них не стоило тратить пороху. Не прошло пяти минут, показался и большой лев, а мой Роке испугался да давай бежать, а лев за ним. Думаю, будет плохо. В ногах у меня появилась судорога, на помощь бежать не могу. Между тем раздался выстрел. Товарищ наш Жан-Буа, заметив эту сцену, выстрелил, но не попал, а я, оправившись, прицелился, да прямо в ухо пулю водрузил. На носилках отнесли мы льва к капитану, а он отдал зверя Жан-Буа, признавая, что он его убил. Я обиделся и вышел в отставку. Найду себе красавицу и женюсь.

Сабреташ с насмешливою улыбкою выслушал весь этот рассказ.

— А ты, брат Сабреташ, отыскал, ли свою милую, вернувшись?

— У меня не было милой никогда. Я ведь не такой любитель прекрасного пола, как ты. Пустить приятное словечко мимоходом, от этого, пожалуй, я не прочь, но ухаживать за кем, это не по моей части. И благодарю небо, никогда из-за женщин не страдал.

— Смешно! Как это не любить прекрасный пол. Есть женщины со вздернутыми носиками, из-за которых на целое полчище арабов готов бы я напасть!

— Однако же неправду я сказал, говоря, что женщины меня не занимают; есть одна, о которой часто думаю и которую ужасно видеть хочу!..

— А, вот он, равнодушный тон… Видно, и у тебя есть возлюбленная!

— Не угадал! Не о любви тут дело, я думаю о молодой девушке, оказавшей мне услугу. Она дала мне приют в своей комнате, когда хозяин ее, трактирщик, отказал мне в помещении. Это было в двух лье от Немура. Я изнемогал от усталости, страдал от раны, полученный не на охоте за львами… а в схватке с арабами. Одним словом, не будь эта девушка такая добрая, мне пришлось бы растянуться где-нибудь на дороге… а погода была ужасная… буря страшная… не поздоровилось бы мне, если пришлось ночевать под открытым небом.

— И девушка приняла тебя в свою комнату? Хорошо человеколюбие!

— Да, она мне уступила свою комнату, а сама пошла ночевать… не знаю куда… Ах! Лишь бы не случилось ей от этого беды!.. Бедняжка! Такая она откровенная, наивная, веселая. Видишь ли, я люблю эту Вишенку, как сестру, скорее как дитя родное.

— В таком случае это нравственная любовь, не в моем вкусе. Но почему же ты так занят этой молодой девушкой? Разве ты слышал, что гостиница сгорела?

— Нет… но боюсь я другого. Верно одно, как только весна настанет, пойду ее проведать, узнаю, как она там поживает… Недалеко, восемнадцать лье, вместо прогулки пройти их можно.

— Вот что, брат, коли хочешь, сделаем это путешествие вместе. Что значит для нас, гулявших в пустынях Африки, восемнадцать лье? Пустяки! Если согласен, то я твой спутник в этой прогулке.

— Почему же нет? Согласен, но еще время не настало. А теперь пока пора мне домой, отдохнуть. Завтра у меня работа далеко и встать надо рано.