Снайпер должен стрелять - Валерий Прохватилов

— Только заочно, сэр. Сам сэр Роберт тут же пояснил мне, что Арри Хьюз — один из самых скандальных журналистов Англии.

— Да, пожалуй, в этом он прав. А чего в данном случае добивался Хьюз, вы не знаете?

— Нет, сэр. Помню только, что это имя упоминалось в разговорах несколько лет назад — в связи с какой-то неприятной историей, касающейся чести дома сэра Лоуренса Монда, где управляющим служит мой брат, Джордж Томпсон. Со слов Джорджа я понял, что мистер Монд тоже имеет основания недолюбливать Арри Хьюза.

— Да, я знаю, — равнодушно заметил Доулинг. — Но это одна из тех светских сплетен, которым не стоит придавать значения. Кроме того, я всегда и везде подчеркиваю, что Мари Монд — не только дочь мистера Монда, но и как бы моя племянница. Так что будем считать, я не слышал, Джордан, вашей последней фразы.

— Как вам будет угодно, сэр. Могу ли я быть чем-нибудь еще вам полезен?

— Да, последнее, — сказал Доулинг. — Раз уж мы заговорили о мистере и мисс Монд. Очевидно, сэр Роберт и с ними не успел завести знакомства?

Управляющий ответил на вопрос так быстро, будто ждал его:

— Я не знаю деталей, но мисс Монд дважды сюда звонила. Первый раз — полторы недели назад, а второй — вчера, сразу после полудня. Оба раза сэр Роберт беседовал с мисс Монд не менее двадцати минут, сэр.

Сказав это, Джордан Томпсон вдруг вспыхнул и с тревогой взглянул на Доулинга:

— Смею надеяться, сэр, что вы не заподозрили меня в подслушивании?

— Ну что вы, Джордан… Любой школьник знает, что параллельные телефоны тихонько звякают, когда на одном из них кладут трубку. Меня больше удивляет, что сэр Роберт в век компьютеров и факсов пользовался аппаратом такой конструкции. — И комиссар полиции ткнул пальцем в сторону телефона, что стоял неподалеку, на низком журнальном столике. — Если не ошибаюсь, эта модель вошла в моду в дни нашей с вами молодости, Джордан, не так ли?

— Вы мне льстите, сэр, — сказал управляющий, и Доулинг отметил, что впервые за все время этой долгой беседы его лицо как будто расправилось. Кажется, по губам прошла даже тень улыбки.

— Благодарю вас, Джордан, — сказал Доулинг. — Вы мне многое разъяснили. Я прошу вас пойти узнать, нет ли изменений в состоянии графа Бэдфула. А мне нужно срочно позвонить. Я могу воспользоваться телефоном Роберта?

— Разумеется, сэр.

Управляющий ушел.

Доулинг подошел к журнальному столику, взял трубку и набрал номер телефона Лоуренса Монда.

Долго никто не подходил, затем комиссар полиции услышал голос управляющего Джорджа Томпсона.

Оказалось, что, к прискорбному сожалению, сэра Лоуренса Монда нет дома. Он уехал по каким-то срочным делам агентства, но к обеду обещал вернуться. Поразмыслив, Доулинг выразил желание переговорить со своей дорогой племянницей.

— Я очень сожалею, сэр Доулинг, — сказал Джордж Томпсон, — но и мисс Мари тоже нет дома. Она уехала в налоговое управление.

— Вспомните поточнее, Джордж, в котором часу она уехала?

— Очень рано. Еще не было восьми, сэр. Она тоже обещала вернуться к обеду.

— В таком случае, может быть, и для меня в вашем доме найдется тарелка супа, Джордж?

— Приезжайте, сэр. Вам всегда здесь так рады! У нас сегодня восхитительная солянка!

— Хорошо, скоро буду, — сказал Доулинг. — Но, если Лоу вернется раньше, предупредите его.

— Извините, сэр… я догадываюсь, откуда вы говорите, — тоном, сразу ставшим очень печальным, сказал Джордж. — Мы уже тут наслышаны о несчастье, сэр!

«Точно, — подумал Доулинг, опуская трубку. — К этому часу половина графства в курсе событий. Если не половина Англии. Скоро меня начнут рвать на части…»

Отворилась дверь, в кабинет возвратился Джордан. Состояние графа улучшилось, сказал он, но поговорить с ним, как просил передать профессор Макклинтон, можно будет не раньше чем через два часа.

Доулинг выслушал управляющего спокойно, но после этого сразу заспешил к машине. Джордан Томпсон проводил его до выхода. На пороге они еще раз пожелали друг другу держаться мужественно.

Сержант Фрэнсис Кроуфорд распахнул дверцу, и комиссар полиции сел в машину. Но, как только покинули пределы замка, он дал команду остановиться.

— Надо немного прийти в себя, — сказал Доулинг. После этого закурил, взял трубку спецсвязи и вызвал Инклава.

Очевидно, Инклав был где-то недалеко от своей машины, поэтому отозвался не сразу, но все же довольно быстро.

— Слушай, Ин, — сказал Доулинг. — Надо уточнить маршруты. Где ты сейчас находишься?

— Несколько минут назад, шеф, я доставил нашу уважаемую свидетельницу миссис Силену Стилл к ее домику и сейчас собираюсь дальше, в лабораторию. Мне пришлось сделать приличный круг — тут в одном месте дорогу слегка размыло. Так что мы с вами заработали благодарность, шеф: миссис Силена говорит, что одна она бы до дому не добралась.

— Прекрасно, — сказал Доулинг. — И как она там устроилась?

— Она со мной рядом, шеф. Поэтому я смело могу сказать, что для одинокой женщины с ее броской внешностью… И так далее, шеф. Если позволите, я на обратном пути к ней заеду. Миссис Стилл просит помочь похоронить в саду бедную собачку Марфи.

— Можешь даже отслужить панихиду и отпраздновать поминки по полной форме… Надеюсь, она не слышит?.. Но только завтра. А сегодня, как освободишься, ты дежуришь у дверей, за которыми лежит граф Бэдфул. Мне не удалось туда проникнуть. Но Макклинтон уверяет, что есть надежда: во второй половине дня нам выделят три или пять минут.

— Сколько времени я обязан выполнять роль сиделки, шеф? — удрученно спросил инспектор.

— Сколько сил хватит, — ответил Доулинг.

— А что, если он сегодня вообще не придет в себя?

— Все равно подежурь. Когда граф очнется, ему будет приятно знать, что у дверей его спальни постоянно дежурили наши люди.

— Как всегда, приношу себя в жертву, шеф!

— Там зачтется! — ответил Доулинг.

Бросив Инклаву на прощанье, что он будет обедать у сэра Монда, комиссар перебрался на заднее сиденье, и машина тронулась.

— Нас с тобой ждет у Мондов восхитительная солянка, Фрэнсис! — сказал Доулинг своему шоферу, и сержант Кроуфорд жал на газ, с удовольствием воображая себя гонщиком в Монте-Карло.

Да, солянка, сплошная солянка, точней не скажешь, — рассуждал меж тем про себя Сэм Доулинг, совершенно не обращая внимания ни на скорость, ни на красоту умытой дождем природы. Все, что произошло в первой половине дня, перед внутренним взором Доулинга постепенно спрессовывалось в некую мучительную, почти сюрреалистическую картину, перед которой приходилось стоять часами. В рамки этой картины теперь попадало все: нелюдимый наследник Бэдфулов, будто приговор, обронивший книжно-протокольную фразу «От таких, как вы, никуда не денешься», и бесхозные, заброшенные конюшни; страшный утренний ливень, убравший следы, и ни в чем не повинная Силена Стилл с собачонкой Марфи; шляпная мастерская Мариэлы Джексон и какой-то бесплотный муж Эммы Хартли, который живет в Париже; новоявленный Вильгельм Тель, провалившийся как сквозь землю, и скандальная репутация Арри Хьюза; одноногий агент на вокзале, по кличке Вилли, и космическая тюрьма, из которой нельзя совершить побега… А Тибетское нагорье, с этим зыбким и угрюмым озером Данграюм, расположенным на какой-то жутко высокой плоскости?.. Впечатляющая картина, над которой художник работал в нарастающем ураганном темпе. Если выставить ее на аукционе Сотби, многие разочаруются в предыдущих своих покупках!

И, однако, в эту картину никак не вписывалась одна малюсенькая деталь, о которой комиссар Доулинг не хотел сейчас ни помнить, ни тем более рассуждать, — обычный перекидной календарь, обнаруженный на рабочем столе молодого Бэдфула. И, точнее, даже не календарь, а всего лишь одна страничка, с расписанием занятий и парой телефонных звонков на сегодняшний день, на среду. Вырванная несколько минут назад страничка, что лежала сейчас в кармане Доулинга, как казалось комиссару, то и дело напоминала о себе очень тихим, но каким-то упорным шорохом. Надо было как-то разгадать, и по возможности очень скоро, что могла означать самая первая, верхняя запись слева. Ибо, вызывая немалое удивление комиссара Доулинга, запись эта гласила: «Мисс Мари Монд, в среду, в девять…»

С этим тяжким недоумением Рыжий Черт и мчался сейчас к обеду к дому самого давнего и самого лучшего своего друга профессора права Монда.

Сказать, что инспектор Инклав в данную минуту возвращался из лаборатории в дурном расположении духа, значило не сказать ничего. Инклав знал свою работу, любил работу и, когда приходилось идти по следу, мог неделями спать вполглаза и питаться впроголодь. Мог, к примеру, с закрытыми глазами пересечь бескрайнее болото на севере Бэдфул-каунти. Мог в падении поразить любую — хоть летящую, хоть бегущую, хоть прыгающую — мишень. Или, скажем, ударом кулака выбить мозги у каждого, кто пойдет на него с оружием. Поэтому роль сиделки, которую ему предстояло играть, «пока хватит сил», как изволил выразиться шеф, представлялась инспектору не только унизительной, но и вполне бессмысленной.