Бальзак без маски - Пьер Сиприо

Высказывались предположения, что Реставрация ни за что не отменит эти репрессивные предписания. Скорее всего, они даже будут дополнены и расширены по просьбе Церкви, противники которой утверждали, что она осмеливалась подменять собой Господа. Такие газеты, как «Конститюсьоннель» и «Курье Франсе», подвергались гонениям за то, что «презрительно отозвались о темах и особах, подвластных Церкви».

Фелисите де Ламене (1782–1854) прославился своим «Эссе о равнодушии» (1817–1820), в котором обрушил резкие нападки на философов-индивидуалистов XVIII века, своего рода отступников рода человеческого. В 1826 и 1829 годах его преследовали за статьи, провозглашавшие свободу совести и вероисповедания. В своем трактате «О религии с точки зрения ее соответствия политическому и гражданскому порядку» (1826) Ламене требовал, чтобы епископы и священники вернулись к подлинному и милосердному христианству. Он призывал праведных католиков порвать с монархией и присоединиться к необратимому движению, влекущему народы к Богу и свободе. Приговоренный судом к уплате штрафа, Ламене заклеймил позором судейское ведомство, которое, ссылаясь на пример высших судов античности, считало себя правомочным решать вопросы теологии. Бональд в ответ заявил, что «правительство имеет право назначать судей нашим мыслям, как оно назначает судей нашим интересам и поступкам».

Кто возглавляет Церковь во Франции на самом деле? Правитель, власть которого нерушима и который провозглашает свою абсолютную независимость во временном и духовном плане? Папа, который признает лишь господство Бога? «Выходите, выходите же из работного дома, — писал Ламене, — разбейте позорящие вас оковы». Этот призыв не был поддержан. Отделить Церковь от государственной власти означало бы погубить монархию, которая опирается на верующих подданных и соблюдение освященных Церковью ритуалов церемонии коронации. Подобное отделение означало бы также и скорую гибель религии, ибо для ее существования необходима государственная поддержка. К тому же Церковь нуждалась в помощи, которую правительство оказываю как непосредственно ей самой, так и всем организациям, стоящим на страже истинной веры.

Когда в феврале-марте 1826 года Палата депутатов принялась обсуждать эту животрепещущую проблему, страсти накалились до предела. Вопрос о свободе вероисповедания превратился в такое же общественное дело, каким было дело Каласа и каким позднее станет дело Дрейфуса.

Один из депутатов пустился в рассуждения, что если Ламене считает себя пророком, то пусть берет пример с древних евреев. У них разрешаюсь читать пророчества лишь спустя 30 лет после того, как они были провозглашены. Свобода печати была официально объявлена оружием протестантизма, беззакония, вседозволенности, «единственной порчей, которую Моисей забыл навести на Египет».

Любопытно отметить, что Бальзак, стоявший до тех пор на позициях либерализма, на сей раз принял сторону реакционеров.

ДВЕ ДОГМЫ: ПРАВО ПЕРВОРОДСТВА И ИЕЗУИТЫ

Бальзак был вечным оппозиционером из принципа. При Карле X, короле ультрароялистов, он был либералом, зато при Луи-Филиппе, короле буржуа, стал монархистом-легитимистом.

7 февраля, а затем 7 апреля 1825 года Бальзак опубликовал две брошюры, мгновенно став в глазах друзей-либералов предателем, прихвостнем «Трона и Алтаря».

Первая брошюра превозносила права первородства, вторая ратовала за восстановление во Франции деятельности ордена иезуитов.

Бальзак расценивал право первородства как «опору монархии, гордость трона и надежный залог счастья каждого человека и всех семей в целом». По праву первородства непременно полагалось пренебрегать интересами дочерей и младших сыновей. Такое положение дел ни в коем случае не следует рассматривать как трагедию: общество найдет применение каждому. Старший сын получает наследство и поддерживает древние традиции, а младший отдает дань новым веяниям. Младший сын должен проявить волю и упорство, чтобы не плыть по течению «в этом внушающем ужас скопище молодых амбиций», на пути которого правительство Реставрации намеревалось воздвигнуть социальные преграды: некоторые утверждали, что больно уж много развелось, например, адвокатов и врачей, так что возникла необходимость ограничить их численность. Нельзя призывать молодых людей получать образование, если общество не в состоянии впоследствии предоставить им работу.

«У университета нет главы», — констатирует в 1833 году Бальзак в романе «Луи Ламбер». А в 1825-м молодежь сгорала от жажды деятельности. Франция переживала демографический взрыв. В 1821 году была зарегистрирована 921 тысяча новорожденных. В 1830-м 67 % населения страны составляли люди моложе 40 лет, а государством по-прежнему управляли «обломки эмиграции, анархии и деспотизма».

В «Луи Ламбере» Бальзак писал: «Без общей методики, без идеи будущности образование утрачивает всякий смысл. Я слышал, как некий господин говорил, что государство затрачивает средства, чтобы молодым людям внушили, что Корнель — это решительный гений, Расин — элегический и нежный поэт, Мольер — неподражаем, а Вольтер — остроумен…»

Как нельзя кстати появилась «Непредвзятая история иезуитов».

7 августа 1814 года папская булла восстановила орден иезуитов, упраздненный во Франции при царствовании Людовика XV. В 1820 году иезуиты вновь открыли свои школы, где готовили послушников. Университет пользовался дурной репутацией. Власти обвинили его в распространении пагубных идей среди самых вредоносных представителей общества. В коллективном обращении к правительству верующие с прискорбием отмечали, что к концу учебы в коллежах из 100 учеников лишь двое продолжали соблюдать религиозные обряды. Иезуиты тут же развили кипучую деятельность. Они учредили Религиозное братство и открыли его филиалы: Общество добрых свершений, Ассоциацию Святого Иосифа (обеспечивающие работой безработных), Общество Праведных Знаний и Общество Добрых Книг.

Либеральные круги отказывались признавать религиозные ордены: во время проведения торжеств по случаю коронации Карла X, проходившей в год всеобщего отпущения грехов, высшие государственные сановники во главе с королем приняли участие в церемонии крестного хода, что вызвало в обществе гневное возмущение. Палата депутатов, пресса, Поль-Луи Курье в своих памфлетах, Беранже в своих песнях, все в один голос требовали: «Долой иезуитов!» Партия духовенства обвинялась в подрывной деятельности, направленной против политической жизни и представителей власти.

Бальзак был уверен, что, лишь доверившись иезуитам, Франция сможет встать на путь гармоничного развития. Орден Игнатия Лойолы — это «настоящая республика, у которой есть свои законы, свой глава, свои администраторы, своя полиция, свое правительство. Она напоминает корабль, бесстрашно бороздящий морские просторы».