Я твоя истина (СИ) - Людмила Немиро

Спустя еще минут десять, а быть может, больше, я вновь заговорила:

— Хави, хочешь оставь мне свое оружие и съезди за водой. Я сейчас умру от обезвоживания. И плечи уже совсем обгорели. Крем какой-то бестолковый.

Охранник вздохнул, а я всеми силами попыталась придать своему лицу прежней непринужденности. Намеренно беседовала с мексиканцем в прежней манере, чтобы он ни на миг не усомнился в моей адекватности.

— Ты явно думаешь, что я идиот и не понимаю, насколько сильно пострадала твоя психика, — выдал «шедевр» Хавьер.

Резанула по нему взглядом, не желая продолжать эту тему, но у охранника были свои планы.

— Да и не только по психике удар пришелся… вон как исхудала. Мне странно, как ты вообще дышишь. Клюешь пищу, как цыпленок. Смотреть жалко. А сейчас вот просишь еще и с оружием наедине оставить. Совсем рехнулась, девочка.

Тут Хави был прав: я совершенно рехнулась. Но признаться, в моей просьбе не было злого умысла. До тех пор, пока охранник на него не намекнул. Пуще прежнего захотелось избавиться от Хавьера. И я придумала, как это сделать…

— Боже! Посмотри! — вскочила на ноги, таращась в сторону моря. — Их нет! Хави, их нет!!!

Охранник скептически скривил губы, но все же поднялся, а вглядевшись в бушующие волны, напрягся: Марио и Клио действительно исчезли. Запаниковав, Хави поспешно стянул свою летнюю цветастую рубашку и подбежал к каменистому краю. Еще раз огляделся и уже собрался прыгнуть, когда вдруг за спиной раздалось:

— Решил поплавать?

Охранник едва не сиганул вниз от неожиданности и обернулся. Я шарахнулась в сторону и мою шляпу сорвало. Пролетев совсем немного, она влипла прямо в лицо грека, от чего Марио тихо хохотнул.

— Что за черт?! — рявкнул Кавьяр, срывая шляпу. — Решили сегодня проверить меня на прочность?

Он почему-то злился именно на меня. Так и прожигал взглядом насквозь, а мне лишь оставалось невинно таращиться в ответ. Клио приблизился и водрузил белый головной убор на мою макушку, прямо обтягивая ее с силой вниз.

— Если ты научилась не вопить на меня в ответ, это не прибавляет тебе шарма. Сегодня вы слишком много себе позволяете.

— Под этим «вы», как понимаю, подразумеваюсь я и мама? — пробормотала в ответ, опуская глаза и поправляя злополучную шляпу. — Мне просто показалось, что вы утонули.

От обыденности моего тона все притихли и переглянулись.

— Только этого и ждешь, да?

Посмотрела Кавьяру в глаза, чтобы не обращать внимания на его высоко вздымающуюся грудь и на воду, стекающую по темным волоскам.

«Загар ему к лицу…»: апатично подумала я.

— А ты не предполагал, что при большом желании, я могла давно тебя пристрелить? Скажем… ночью, когда ты спишь. И вообще… — нахмурилась. — Ты слишком обидчивый сегодня.

— Да, и это потому, что две дерзкие бабы играют на моих нервах.

Пожала плечами, совершенно четко понимая, что не добившись от меня агрессии, грек начал «потухать».

— Тогда сочувствую, — все та же апатия в голосе. — Женщины свели тебя с ума. Печально.

Реакция Клио заставила меня немного отойти назад, а Марио, натягивающего шорты, повалиться набок. Только Хавьер сохранял невозмутимое выражение лица. И кстати, он не признался в том, что я тут уговаривала его оставить меня на съедение акулам. Ну почти на съедение и почти акулам.

Пока не признался.

Грек расхохотался, как чокнутый псих. Голову запрокинул и удивлял нас возможностями голосового диапазона.

— Не могу не согласиться, — проговорил Клио, успокаиваясь и утирая ладонью выступившие слезы. — Это ты в точку попала.

Провел рукой по влажным волосам.

— С тобой не только обидчивым станешь… можно вообще вздернуться.

Кавьяр уже развернулся и шорты свои натягивал, когда я ответила:

— Мне кажется, или ты именно поэтому никак от меня не отвяжешься? Ведь можешь найти другую женщину. Более мягкотелую и добрую, но все равно носишься со мной. Что тобой движет?

Спина Клио напряглась. Мар и Хави тактично удалились, поспешив к автомобилю.

— Привязанность, — бросил грек через плечо. — Имею такую слабость.

— Да? — «прилипла», проявив проницательность, несвойственную для меня в последнее время. — А я всегда была убеждена в твоей некоторой… ветрености и неспособности к проявлению чувств. Ну о гневе я естественно не говорю. Это другое.

Он обернулся. Резко и нервно. Уставился на меня пронзительным взглядом.

— А я, как вижу, ты осмелела?

— Нет, Клио, — опустила глаза, ненавидя себя за трусость. — Тебе показалось. Это лишь давние наблюдения. Мне ничего о тебе неизвестно.

Приблизившись, грек присмотрелся.

— Что с тобой творится, Лена? — пробормотал он, словно для себя. — Ты меняешься. На глазах превращаешься из бойкой, сильной женщины…

— В тряпку? — закончила за Кавьяра, остекленело пялясь вдаль. — Ты прав. Теперь можешь вытирать об меня ноги. Я и слова поперек не скажу.

Клио сжал мои плечи, чем жутко напугал. Нервно дернувшись, посмотрела на него и прохрипела:

— Отпусти.

— Нет. Не отпущу. Я заставлю тебя очнуться, потому что это не ты. Знаю, что виноват перед тобой, но время для искупления этой вины предостаточно.

— Не думаю…

— А я думаю именно так.

— Не понимаю тебя.

— Так же, как и я тебя.

— Тогда отойди уже наконец, — еще сильнее дернулась я.

Клио отпустил и прищурился, кривовато усмехнувшись:

— Мне все ясно, — кивнул он, почти откровенно потешаясь. — Хитрости своей ты не растеряла. Пытаешься вытащить из меня что-то, о чем даже не догадываешься… это так типично для тебя…

— Есть что вытаскивать? — вздохнула я, задав этот вопрос с равнодушием, и обошла грека.

— Есть… — донеслось мне в спину и в горле почему-то застрял комок, который всю дорогу не хотел проглатываться.

Уже добравшись до центральной улицы города, Хави сбавил скорость и поехал значительно медленнее. Тут и случилось это.

Нам оставалось до дома Азельи еще довольно много. По крайней мере так сказал Марио.

Вдруг из толпы выскочил человек, одетый как и положено мусульманскому мужчине, и принялся нас фотографировать, почти влипнув в стекло. Я жутко перепугалась, а Кавьяр прикрикнул на охранника: «Гони!», и тот рванул с места, заставив пешеходов броситься врассыпную.

Вырулив на главное шоссе, Хави сбавил скорость. Все молчали. То, что грек нервничал, было несомненно заметно, но и он не желал говорить. Однако все-таки произнес, вздохнув и сжимая пальцами переносицу: