Клава Назарова - Алексей Мусатов

— Посиди на этом торфянике, не такое придумаешь, — буркнул Капелюхин и вопросительно посмотрел на Клаву. — Только вот согласятся ли партизаны?

— План неплохой, — подумав, сказала Клава. — Но у меня есть одна существенная поправка. — Она по привычке низко склонилась над столом и жестом пригласила ребят приблизиться: так она всегда делала, когда придумывала с пионерами какое-нибудь неожиданное и увлекательное дело. — У партизан и без нас забот хватает. Зачем их отрывать? Да к тому же пробираться им в Остров сложно и долго. А у нас здесь целая организация подпольщиков. Так почему бы нам под видом партизан не разыграть нападение на торфоразработки? Создадим свою боевую группу, вооружим её…

— Здорово! — загорелся Дима Петровский, переглядываясь с ребятами. — Это нам подходит!

— Только надо семь раз отмерить, — заметила Клава и обратилась к Капелюхину — Нам нужен план торфоразработок, сведения об охране. Понятно, Боря?

— Яснее ясного!

Через несколько дней, забежав в баню, Клава получила от Анны Павловны короткую записку: «Готовьте группу. Время выступления сообщу».

Внизу стояла подпись «Щербатый» — это была мальчишеская кличка Капелюхина.

Вечером Клава срочно собрала подпольщиков. Боевая группа была назначена из семи юношей. Возглавить её поручили Диме Петровскому.

Клава заявила, что она тоже будет участвовать в операции. Федя Сушков был против. Он сказал, что возможна вооружённая схватка с охраной и руководителю группы не следовало бы рисковать собой.

— Не находите ли вы, мальчики, что я стреляю хуже вашего? — усмехнулась Клава. — Или я толста и неповоротлива? Нет, мальчики этого не находили.

Вместе с Федей и Димой Клава побывала около торфоразработок, приметила, где стоят охранники.

Наконец недели через полторы пришла от Капелюхина записка, что пора выступать.

Ночью, получив от Аржанцева из потайного склада автоматы, пистолеты и гранаты, боевая группа, обойдя город, направилась к торфоразработкам.

Стояла бесснежная зима, морозы сковали землю, покрыли толстым льдом лужи и болотистые низины, и идти можно было не выбирая дороги.

К торфоразработкам подошли далеко за полночь. У входа перед колючей проволокой, дремал охранник. Остальные часовые, как оказалось, ушли в этот вечер в баню и задержа лись в городе.

Дима и Саша Бондарин подползли к часовому, свалили его с ног, заткнули рот платком и связали ему руки. Затем подпольщики ворвались в бревенчатый дом, где жила администрация торфоразработок, подняли всех на ноги, загнали в сарай и заперли там. После этого ребята направились в барак где жили рабочие.

Дима Петровский, с гранатой на поясе, в полушубке и лохматой мужицкой шапке, являя всем своим видом отчаянного вояку, угрожающе повёл автоматом и свирепым голосом крикнул:

— По приказу партизанского командования торфоразработки закрываются!

Дима и Клава в сопровождении соскользнувшего с нар Капелюхина обошли весь барак, внимательно вглядываясь в лица парней и пожилых мужчин. Те, кого Капелюхин заранее подготовил к уходу в партизаны, заговорщицки подмаргивали ему, что означало: они отлично понимают всю эту игру.

— Выходи строиться! — строго приказал Дима.

Вскоре человек пятьдесят стояло уже перед бараком. Остальные с недоумением толпились на крыльце и в сенях.

— Тех, кого отобрали, мы забираем с собой, — объявил Дима. — Остальные до утра остаются в бараке, а завтра могут разойтись по домам…

К Диме подошёл пожилой, сухощавый мужчина.

— Товарищ партизанский начальник! — обратился он. — Раз уж такое дело, вы и лошадок забирайте. Чего им на немцев жилы тянуть.

— Инструмент тоже не помешает, — раздался из темноты ещё чей-то голос. — Лопаты там, мотыги…

— Клава, а ведь и впрямь забрать надо, — шепнул Дима.

— Обязательно. Партизанам всё пригодится.

Ребята вывели из сарая лошадей, запрягли в телеги, побросали туда инструмент и повели парней с торфоразработок за собой.

На восточной окраине города их уже поджидал Володя Аржанцев…

К рассвету члены боевой группы разошлись по домам, что бы малость вздремнуть перед выходом на работу.

А с утра по городу уже распространился слух о ночном нападении на торфоразработки, и родители один за другим потянулись в комендатуру, чтобы пожаловаться на произвол партизан, которые силой увели их сыновей в лес.

Случай в дороге

Каждое возвращение от партизан Володи Аржанцева и Ани было для комсомольцев большим праздником.

Юноша и девушка приносили листовки, газеты, брошюры, а главное, кучу новостей о делах партизанских отрядов.

Улучив свободную минуту, Володя пробирался из деревни в город, заходил к Клаве в мастерскую и передавал ей «подарки» от Седого.

Иногда же Клава, с большими мерами предосторожности, собирала у себя на квартире группу подпольщиков, и Володя: рассказывал им об очередном рейсе в лесные районы.

А рассказать было о чём. Партизанское движение на Псковщине росло и ширилось с каждым днём. Отдельные разрозненные отряды объединялись в бригады, партизаны устраивали налёты на гарнизоны гитлеровцев, на крупные железнодорожные станции, вели бои с карательными отрядами фашистов.

В лесных районах области возник целый партизанский край, куда гитлеровцы не смели и носа показать.

— Вы только подумайте, — с горячностью говорил Володя. — В партизанском крае живёт и здравствует Советская власть, выходят наши газеты, работают сельсоветы, колхозы, школы. Мужчины в партизанах, а остальное население на полях работает, хлеб выращивает.

Такие рассказы остро будоражили подпольщиков.

— Эх, мало мы ещё делаем у себя в Острове, — вздыхал Федя Сушков. — Гитлеровцы ходят по городу как хозяева, а мы прячься тут. Надо так работать, чтобы немцы боялись нас, чтоб им лихо было…

Феде никто не возражал — всем хотелось как можно больше навредить гитлеровцам.

И комсомольцы намечали всё новые и новые диверсии.

Как-то раз Клава завела с Володей Аржанцевым разговор о деревенских парнях: что они сейчас делают, как относятся к новым фашистским порядкам, нельзя ли их привлечь к подпольной работе.

— Есть у меня на примете ребята, — подумав, сообщил Володя. — Один трактористом работает у немцев, двое с родителями живут, перебиваются кое-как. Я им листовки частенько подбрасываю. Народ-то вообще податливый. Надо их только подтолкнуть.

— Вот именно, — подхватила Клава. — И подтолкнуть порешительней да побыстрей. Я вот как-то мимо вашей деревни проходила. Там на луговине стога сена стояли. Это сено кому принадлежит? Крестьянам?

— Нет. Это сельскохозяйственный отдел немецкой комендатуры для своих нужд заготовил. Работали-то, правда, наши мужики по приказу старосты…

— А что, если в одну из ночей эти стога неожиданно загорятся? — усмехнувшись, спросила Клава. — Мужики ведь не будут в большой обиде?

— Думаю, что нет.

— Но учти, Володя. Сам в это дело не ввязывайся. Ты наш связной и живи в деревне тише воды, ниже травы.

— Понимаю, — вздохнул Володя. — Если уж только для почина придётся.

Вернувшись в деревню, он на другой же день отправился к Сеньке Нехватову, дальнему родственнику своей матери.

Сеньку он нашёл за сараем: глазастый, худощавый подросток одноручной пилой пилил дрова.

Сенька очень обрадовался приходу Аржанцева, Володя обычно угощал его табачком, а главное, у него почти всегда имелась в кармане свежая листовка.

— Принёс, Вовка? — спросил Сенька, вытирая ладонью взмокшее лицо.

— Это чего? Табачку, что ли?

— И табачку… И почитать что-нибудь.

Ребята присели за угол сарайчика, закурили, потом Володя, оглянувшись по сторонам, достал из-за пазухи помятую партизанскую листовку.

— И откуда ты их берёшь, Вовка? — спросил Сенька.

— Я ж говорил тебе… За грибами далеко хожу, за орехами. Вот и подбираю. Наверное, их с самолёта сбрасывают.

— И я за грибами хожу. А вот мне не попадаются, — пожаловался Сенька. — Такой уж я невезучий.

Он впился глазами в листовку и возбуждённо зашептал:

— Ты смотри, смотри, что здесь пишут: «Молодёжь сёл и деревень, захваченных фашистами! Если вам дорога Советская Родина, не сидите сложа руки. Не давайте гитлеровцам увозить хлеб, сено, картошку, выводите из строя машины, уничтожайте мосты, дороги…» Ох, Вовка, вот бы и нам так…

Володя с досадой отмахнулся.

— Куда нам! Сидим как тюхи, боимся всего.

— Ну, не скажи, — обиделся Сенька. — Мы с Толькой Солодчим хоть сейчас готовы. Мало, конечно, нас.

— А не струсите?

— Да что мы, шкуры какие?

Володя, задумчиво затоптав папироску, отобрал у Сеньки листовку.

— А меня с собой возьмёте?