Саломея - Анна Малышева

Простившись и легонько коснувшись плеча девушки, будто пытаясь этим прикосновением выразить соболезнования, Елена вышла в коридор. Туалет, как и следовало ожидать, был безнадежно занят. Стоя в шаге от двери, она машинально, в который раз, рассматривала спальню, опытным взглядом отмечая удачно подобранную мебель, портьеры и светильники. Эта очень женская комната резко выделялась на фоне квартиры, где главными героями и жильцами были книги. Даже комната Киры, как ни странно, вносила меньший диссонанс, так как свидетельствовала о том, что ее обитательница глубоко равнодушна к своей внешности. «Собственно говоря, там мог бы жить и парень», – подумала Елена, вспомнив спартански суровую обстановку.

Зайдя на минуту в освободившийся наконец туалет, она решила не терять время и не стоять в очереди в ванную – туда стремилось попасть сразу несколько женщин. Бросив последний взгляд в открытую дверь спальни, Елена замерла. Там, у туалетного столика, на котором теперь был включен крошечный хрустальный ночник, стоял Михаил и, глядя в зеркало, причесывался.

Не колеблясь ни минуты, она вошла в спальню и прикрыла за собой дверь. Увидев ее, мужчина изменился в лице. До этого он смотрелся в зеркало с чрезвычайно довольным видом и совершенно не выглядел угнетенным.

– Ты? Зачем ты здесь? – вымолвил он, придя в себя после секундного изумления.

– А ты? – вопросом ответила она, подойдя к мужчине вплотную.

– Что значит… Я родственник, как-никак.

– Кому? Кире? Тогда почему ты допускаешь, чтобы твою дочь унижали в такой день, выгоняли из-за поминального стола?!

– Ой, ради бога, не надо! Ты же не видела, что она устроила! – досадливо поморщился Михаил. – Сцена была безобразная, в лучших традициях нашей милой девочки… Скажи лучше, зачем ты все-таки явилась? Кто тебя пригласил?

– Ты устроил такой допрос, будто совсем не рад меня видеть, – уклончиво покачала головой женщина и достала ключ из кармана куртки. – Во-первых, держи. Он мне не нужен.

– А… – равнодушно произнес он, принимая подношение и пряча ключ в кулаке. Елена испытала настоящее разочарование, увидев, как мало значения придал Михаил ее символическому поступку. – Только за этим приехала? Не стоило беспокоиться. Все равно в квартире сменят замки. После того, что произошло…

– Я не подумала об этом, – призналась женщина. – Конечно, если в квартире побывал вор и даже убийца…

Произнося эти слова, она пристально всматривалась в лицо стоявшего в шаге от нее мужчины, но не заметила и тени смущения. Он держался так, будто его одолевала скука. Являлось ли это чувство неподдельным или Михаил пытался отомстить за ее отказ продолжать отношения, понять было невозможно.

– Следователь не вызывал тебя больше? – не выдержала женщина. Ее бесило нарочито-бесстрастное лицо Михаила и мучило искушение намекнуть на предстоящий арест.

– Нет, – бросил тот. – Да что с меня взять, пусть убийцу ловит.

– Ты так спокоен!

– Мне беспокоиться нечего. – На этот раз он по крайней мере взглянул ей в глаза. – А ты как будто на что-то намекаешь?

– Если у тебя совесть чиста, можно не обращать внимания на намеки….

Она положительно ничего не могла прочесть на его лице, кроме брезгливой скуки, теперь уже явно деланой!

– Куда ты так надолго выходил из-за стола? – спросила женщина, чтобы сменить тему разговора. Она боялась, что проболтается и подведет следователя, поверившего ей на слово. – Я ждала тебя, ждала…

– Приятно слышать. – Михаил едко усмехнулся. – Так, надо было кое-чем распорядиться.

– Наталья Павловна так тебе доверяет? А прежде совсем не ценила!

– Опереться ей не на кого, ну и обращается ко мне за помощью, – пожал плечами мужчина. Упоминание о Наталье Павловне заставило его нахмуриться, напускное безразличие мигом исчезло, он озабоченно взглянул на часы: – Эх, на работу мне, обещал приехать к четырем! Все прахом идет из-за этих приключений, того и гляди, крупная сделка сорвется. Надо предупредить тетку, что уезжаю, и валить отсюда!

Он подхватил большой черный пакет, стоявший на полу рядом с туалетным столиком, и пошел к двери, одергивая замшевый пиджак, приглаживая волосы, бессознательно охорашиваясь, как щеголеватый мужчина, привыкший нравиться женщинам. Глядя ему вслед, Елена испытала такой острый приступ раздражения, что едва справилась с желанием выложить ему все, как есть, увидеть страх в его глазах, услышать дрожащий, растерянный голос, спрашивающий, что же делать?! Но она смолчала, до боли прикусив нижнюю губу.

Когда Михаил скрылся в коридоре, женщина присела на край пышной постели, заваленной одеждой. Она внезапно ощутила упадок сил. Расхотелось двигаться, Елена не могла себя заставить поднять отяжелевшие веки. Сколько ночей она уже не высыпалась, терзаясь страхом и тревогой, пытаясь собрать воедино обломки того, чем стала ее жизнь… И не видя в завтрашнем дне ничего, кроме новых вопросов.

В спальню никто не заглядывал, и Елена решилась на минуту прилечь. Закрыв глаза, она заставила себя отрешиться от действительности и на несколько мгновений погрузилась в оцепенение, похожее на паралич. Этой простой методике восстановления сил она научилась давно, использовала ее в моменты крайней усталости и порою даже засыпала незаметно для себя.

Заснула ли она сейчас, Елена понять не могла, знала одно – к реальности ее вернул тихий, но очень отчетливый звук рыданий. Плакала девушка, и голос был похож на Кирин. Сев на постели, женщина пригладила растрепавшиеся волосы и растерянно оглянулась, пытаясь определить источник звука. «Ее опять прогнали из-за стола, и она рыдает у себя в комнате!» – поняла Елена. Торопливо поднявшись, она вышла из спальни и заглянула в комнату Киры, но там было пусто. Включив свет, женщина убедилась, что слух ее подвел. Звук рыданий исчез, как галлюцинация.

– Так и с ума можно сойти! – проговорила Елена, нажимая на выключатель и закрывая дверь.

Проходя мимо столовой, она остановилась на пороге, думая увидеть Киру, но девушки не оказалось и там. Вообще, гостей заметно поубавилось, многие явно сочли поминки оконченными и разъехались. Остались лишь самые упорные, вероятно, считающие себя обязанными отбыть весь вечер полностью. Наталья Павловна все так же сидела во главе стола, бархатное платье с чужого плеча придавало ей вид неудачно одетой восковой фигуры. Ее желтое лицо застыло в страдальческой гримасе, на нем легко можно было прочитать девиз: «Жертвуй собой и не жди благодарности! Я смертельно устала, но исполню свой долг до конца!» Исай Саввич, совсем уже хмельной, с бессмысленным видом водил вилкой по тарелке, размазывая остатки винегрета, и время от времени содрогался, шумно икая. Соседка при этом косилась на него с ненавистью, которой старичок, к счастью, не замечал.

Михаил исчез, по всей вероятности, уехав сразу после того, как расстался с Еленой. Вообще, женщина с трудом могла определить, сколько времени провела в спальне. То ей казалось – несколько минут, то, глядя на немногих задержавшихся гостей, она решала, что прошло не меньше получаса. «Неужели заснула? Даже не слышала, как заходили в спальню, брали с постели вещи! Наверное, все решили, что я напилась!»

Кириного сопровождающего здесь не было, и это окончательно убедило ее в том, что девушка уехала. Женщина тоже не собиралась задерживаться. Спустившись в лифте, Елена, не приближаясь к Татьяне Семеновне, помахала ей на прощание рукой, надеясь, что та ее не остановит. Однако новоиспеченная вахтерша тут же вскочила из-за стола:

– Уходите? Ой, подойдите на минуточку, пожалуйста!

«Вот человек, которому всегда есть, что сказать!» – Елена, скрепя сердце, повиновалась, пытаясь побороть усталость и изобразить улыбку.

– Ну, как там, наверху? – заговорщицким шепотом поинтересовалась женщина.

– Все заканчивается, – вяло ответила Елена.

– Да я не об этом! Я краем уха слышала, что Кира Наталье скандал устроила?

– В общем, да… Повздорили из-за чепухи… – Елену очень стесняло присутствие третьего лица. На диванчике, за спиной Татьяны Семеновны, сидела крупная женщина средних лет, в расстегнутом пальто и съехавшей на затылок шелковой косынке. Она внимательно прислушивалась к каждому слову и даже не пыталась скрыть своего любопытства.

– Это Юля, ночная вахтерша из соседнего подъезда, – представила ее Татьяна Семеновна, догадавшись, очевидно, о причине смущения Елены.

– Хотела проводить гроб, да не вышло, к сыну в больницу ездила, – неожиданно низким, почти мужским голосом проговорила та. – Жалость-то какая, невозможно сказать! Да еще все это в мое дежурство произошло, а я, вот хоть на части меня режьте, ничего подозрительного не видела! И как такие вещи незаметно делаются… – Подавшись вперед и еще больше понизив голос, так что он превратился в полузадушенный хрип, женщина добавила: – Самое страшное, что чужих-то из подъезда тем утром не выходило!