Вечный ястреб - Дэвид Геммел

Гаэлен с ножом в руке нырнул вправо. Застигнутый врасплох аэнир выскочил из укрытия с натянутым луком.

Дива отвела тетиву к щеке. Медленно выдохнула, успокоилась, прицелилась в лучника. Когда он выстрелил, Гаэлен кувыркнулся, и стрела пролетела над его головой. Дива пустила свою и попала аэниру в грудь. Тот выронил лук, упал на колени, повалился плашмя.

Второй разведчик, здоровенный, с заплетенной желтой бородой, отшвырнул лук и бросился на Гаэлена с ножом. Он метил в живот, но юноша отклонился влево, и клинок скользнул ему по ребрам. Гаэлен врезался в аэнира плечом, сшиб с ног, долбанул лбом по носу. Придавил правую руку врага и перерезал горло. Кровь аэнира окатила его. Гаэлен укрыл труп в густом дроке и побежал, чтобы спрятать другой. Дива уже была там и пыталась оттащить мертвеца с глаз долой. Они сделали это вместе и сами присели в траве над мертвым врагом.

Гаэлен обнял Диву за плечи, привлек к себе. Аэниры уже выходили из леса.

— Если они сыщут второго, нам конец. — Он отдавал себе отчет, что убьет девушку, но не позволит врагам взять ее.

Аэниры шли осторожно, с луками и стрелами наготове, зорко оглядывая дрок. Гаэлен сделал глубокий вдох, чтобы унять расходившееся сердце, закрыл глаза. Дива прижималась к нему, и он чувствовал запах ее волос.

Аэниры, держа путь на восток, вступили в заросли дрока. Двое прошли в десяти шагах от места, где притаились Гаэлен с Дивой. Они шутили и переговаривались, уверенные, что опасности больше нет.

Скоро их голоса затихли вдали. Гаэлен по-прежнему не шевелился, хотя все тело у него затекло. Он убедился, что отсиживаться в укрытии труднее, чем драться — такое сидение отнимает у человека все мужество.

— Все, отпусти меня, — попросила шепотом Дива.

Он кивнул, но не отпустил. Видя страх, одолевший юношу, она погладила его по щеке.

— Помоги мне снять колет с этой скотины.

Гаэлен, глуповато улыбаясь, вытащил стрелу из груди мертвеца и помог ей. Дива надела кожаный колет поверх своего балахона. Он оказался ей велик, и Гаэлен подрезал плечи ножом.

— Ну что, хороша я? — спросила она.

— Красавица.

— Если это, по-твоему, красиво, то на танцах у Ворла ты должен был лишиться рассудка.

— Я и лишился.

Хихикнув, она надела пояс с ножом убитого аэнира.

— Ты был такой несчастный. Я очень жалела тебя из-за больной ноги.

— Я сам себя очень жалел.

— Что ты думаешь делать теперь? Зачем мы идем на север?

— Если посчастливится, мы найдем там весь клан.

— С какой это стати?

— Я думаю, что мы вступили в войну. Что аэниры заняли наши долины. На этот случай у Касваллона был план.

— Касваллон не лорд-ловчий, — рассердилась Дива.

— А жаль, — ответил на это Гаэлен.

В траве раздался шорох, и они вздрогнули, но это прибежал Рендер. Гаэлен погладил его, и ссора погасла, не успев разгореться.

— Извини, — сказал юноша, — я не хотел.

— Хотел, хотел. Не будем больше об этом — у нас впереди долгий путь.

8

Драда, взяв Хестен, прибыл в фарленские долины на второй день вторжения. Все минувшие сутки его люди прочесывали горы, вылавливая жителей побежденного клана. Мужчин и женщин постарше убивали, молодых девушек оставляли в живых. Так было убито больше тысячи горцев.

Оставив треть своего войска для подавления уцелевших Хестенов, Драда отправился на встречу с отцом. От Онгиста после известия о бегстве Маггрига в горы ничего больше не было.

С двадцатью людьми Драда выехал на склон над первой долиной. Дома горцев аэниры либо пожгли, либо заняли. Поле усеивали палатки. Драда был огорчен неполным успехом вторжения. Хестен пал, но Паллиды и Фарлены все еще разгуливали на воле.

Барса со своими Лесными Волками оттеснит их на северо-запад. Драда полагался на это, но не разделял отцовского презрения к боевым качествам горцев и весть о смерти Камбила выслушал с сожалением.

Не то чтобы этот человек был ему по душе — просто Камбил легче поддавался разгадке. Драде было бы намного спокойнее, если бы лордом ушедших Фарленов оставался Камбил. Не надо быть пророком, чтобы узнать имя их теперешнего вождя.

Касваллон!

Гадюка под пятой аэниров.

Пришпорив коня, Драда спустился в долину мимо лугов, где мирно паслись коровы и овцы. Брат Тостиг вышел встречать его к пирамиде из камней, под которой упокоились павшие в бою за долину — и свои, и чужие.

— Здорово, брат, — сказал Тостиг. Драда, спешившись, отдал поводья кому-то из всадников. — Говорил я тебе, что эта война будет недолгим, веселым делом.

— Война еще не окончена, — ровным голосом произнес Драда.

— Да какие они бойцы, козлы эти горные, — плюнул Тостиг. — Позабавимся с ними пару недель, и все тут.

— Увидим, — ответил Драда и пошел в дом Камбила.

Асбидаг сидел в кожаном кресле у очага и пил из серебряного кубка. Рядом стоял кувшин с медом, лежал недоеденный хлеб. Драда придвинул себе стул, снял плащ. Отец уже порядком набрался: мед тек по его рыжей бороде, в которой застряли хлебные крошки. Обратив на Драду налитые кровью глаза, он рыгнул и осведомился:

— Ну что?

— С Хестеном покончено.

Асбидаг засмеялся, допил свой мед и вдруг смял кубок своими мощными пальцами.

— Покончено, говоришь? А Фарлен? Хороший план ты придумал. — Язык у него заплетался, но глаза смотрели зло и осмысленно.

— Мы захватили долины. Фарленам некуда податься и нечего есть.

— Как же, как же!

Драда встал и поклонился вошедшей в комнату Моргас. Та, даже не взглянув на него, опустилась на колени рядом с Асбидагом, стала выбирать крошки из его бороды. Старик разнежился, похлопал ее по бедру и побрел, спотыкаясь, наверх по лестнице.

— Жди здесь, надо поговорить, — бросила Моргас.

— Думаю, какое-то время ты будешь занята, госпожа.

— Там посмотрим.

Драда перебрался с жесткого стула в освобожденное отцом кресло, положил ноги на низкий столик, закрыл глаза. Он сам не сознавал, как утомили его эти последние дни. Становилось темно. Он ругнулся, встал, принес свечи из кухни. Достал огниво, зажег одну свечку, вставил ее в медный захват на стене. Зажег и хрустальную лампу у двери. Больше ему не отдыхалось — такую усталость могли разогнать лишь новые военные планы.

Моргас, в одной просторной шелковой рубашке, скользнула в комнату и опустилась рядом с ним на колени, как прежде рядом с отцом. Ее холодные глаза смотрели на Драду в упор, щеки разгорелись, красные губы припухли. При свече она казалась моложе и мягче.

— Спит, — шепнула она.

— Хорошо. Вот и мне бы уснуть.