Победа. Том первый - Александр Чаковский

Впоследствии он никогда не признавался в этом даже себе, но сейчас внезапно почувствовал безотчетный испуг.

Трумэн был уверен, что Сталина еще нет в Бабельсберге, но мысль, что он мог бы оказаться наедине с этим человеком, испугала его.

— Сюда, мистер президент, — сказал американский офицер, открывая дверь в противоположной стене. — Сюда, пожалуйста.

Преувеличенно бодрым шагом Трумэн вошел в открытую перед ним дверь.

Эта комната тоже была облицована деревянной панелью. У одной из стен стоял книжный шкаф. С потолка свисала люстра серебряного цвета. Весь пол был покрыт голубым ковром. На нем лежал другой, меньшего размера, с персидским рисунком. На этом ковре стояли небольшой круглый стол и четыре стула, обитые темно — розовой материей. В другой стене была дверь, которая, очевидно, вела к одному из подъездов дворца.

Постояв на пороге комнаты, Трумэн подошел к книжному шкафу. Судя по переплетам, книги были старинные, к тому же немецкие или французские, а этих языков Трумэн не знал.

«Заметил ли кто-нибудь, как я только что оробел?» — с запоздалым стыдом спросил себя Трумэн. Приподняв полы пиджака, засунув руки в карманы и распрямив плечи, он сделал несколько шагов взад — вперед по комнате и вернулся в зал. Теперь ему захотелось посмотреть апартаменты Сталина и убедиться, что они не лучше американских.

Комната Черчилля Трумэна не интересовала, она не могла быть лучше той, которую предоставили ему, а могла быть и хуже. Но взглянуть на апартаменты Сталина все-таки стоило бы! Обратиться с подобной просьбой к сопровождавшим его советским военным Трумэн все же не решился.

— Что ж, я думаю, пора возвращаться! — громко сказал он, обращаясь к Бирнсу и Леги. Посмотрев на часы, добавил: — Уже десятый час и…

Трумэн хотел сказать: "… и, может быть, уже есть новости оттуда! " — но оборвал себя на полуслове.

Он медленно пошел к машине. За спинами солдат оцепления теперь толпились люди с кино — и фотоаппаратами.

— Откуда появились корреспонденты? — с напускным недовольством, но все-таки замедляя шаг, спросил Трумэн Он не обращался ни к кому в отдельности, и ответа не последовало. Только стрекотали кинокамеры и щелкали затворы фотоаппаратов.

Трумэн сел в машину вместе с Бирнсом и Леги. Завтра или послезавтра его портреты появятся во всех американских газетах. «Кем я буду к тому времени? — спросил он себя. — Рядовым американским президентом или… властелином мира?..»

Когда Трумэн возвращался в Бабельсберг, Черчилль еще спал.

Проезжая мимо особняка, по словам Леги предназначенного для Сталина, Трумэн снова приказал шоферу замедлить ход. Никаких перемен он, однако, не заметил. Окна были по-прежнему закрыты. Все так же неподвижно стоял советский солдат — автоматчик.

«Когда же он приедет? — с раздражением подумал Трумэн. — И сколько может длиться полет от Москвы до Берлина?»

Ему хотелось громко спросить: «Где же, наконец, Сталин?»

Но он понимал, что на этот вопрос никто из его спутников ответить не сможет…

ГЛАВА ВОСЬМАЯ

В ОЖИДАНИИ…

В Бабельсберге Воронову отвели комнату на третьем этаже дома, предоставленного советским кино — и фотокорреспондентам.

Вернувшись в Бабельсберг из Потсдама, Воронов попытался узнать, когда же все-таки прибывает Сталин.

Но нигде он не мог получить определенных сведений — ни в протокольной части советской делегации, ни в киносъемочной группе.

Он хотел разыскать Карпова, но генерала на месте не было: он уехал в Карлсхорст.

Среди советских журналистов оказался фотокорреспондент журнала «Луч» Николай Дувак, с которым Воронову уже доводилось встречаться.

Как и все, Дувак был теперь в гражданской одежде.

На груди у него болтались два фотоаппарата.

Воронов и Дувак дружески поздоровались.

— Загораем? — спросил Дувак. — Сегодня хозяин не приедет, — добавил он, понизив голос, — Это точно.

— Откуда ты знаешь?

— Я много чего знаю, — хитро подмигнув, ответил Дувак.

Судя по всему, никаких событий сегодня не предвиделось.

Поднявшись в свою комнату, Воронов уселся за стол и раскрыл книгу «Потсдам и его окрестности», взятую у Греты. В этой книге его интересовал именно Потсдам, а точнее, расположенный на его восточной окраине дворец Цецылиенхоф, где должна была состояться Конференция.

В книге говорилось, что дворец был создан во время первой мировой войны немецким зодчим Шульце — Наумбургом. Здание, построенное «в стиле английских загородных замков», было закончено в 1916 году и стоило восемь миллионов золотых марок. В 1917 году замок, состоящий из десятков комнат и залов, стал резиденцией германского кронпринца и был назван в честь жены наследника трона Цецилии — Цецилиенхоф.

"Непостижимо! " — подумал Воронов. Конечно, первую мировую войну невозможно было — и по масштабам разрушений и по количеству жертв — сравнить с только что закончившейся. Но Воронов не мог себе представить, что в то время когда жернова войны перемалывали немецких солдат рабочие-строители возводили дворец «в стиле английских загородных замков». Еще более парадоксальным казалось, что менее чем за год до крушения монархии в этом дворце обосновался германский кронпринц.

Потратив на чтение книги весь вечер, Воронов лег спать а утром прежде всего спустился вниз в надежде узнать нет ли чего-нибудь нового о приезде Сталина. Но ни на втором, ни на первом этаже никого не оказалось. Все ушли завтракать. Воронов тоже пошел в столовую.

Он медленно шел мимо особняков, огороженных каменными заборами или узорными металлическими решетками. Теперь возле этих особняков появилось особенно много солдат — пограничников. По тротуарам шагали патрули.

Эти меры предосторожности были приняты, конечно, потому что где — то поблизости жили Трумэн и Черчилль.

«Где же их поселили?» — подумал Воронов.

Спрашивать об этом было не только глупо, но и небезопасно.

«А может быть, — продолжал размышлять Воронов, — эти меры приняты из-за того, что в Бабельсберг все-таки прибыл Сталин?»

Пропустить это было бы непростительно!

Но тут же Воронов успокоил себя: его коллеги кино — и фотожурналисты, конечно, узнали бы о прибытии Сталина заблаговременно. У себя на третьем этаже Воронов не мог бы не услышать движение внизу. Но оттуда не доносилось никакого шума. Очевидно, все эти строгости — первый же встретившийся патруль потребовал у Воронова пропуск — были предприняты в связи с приездом Трумэна и Черчилля.

Миновав узкий переулок, Воронов вышел на параллельную улицу. Часовые-автоматчики попадались и здесь через каждые пятьдесят-сто метров.

Предъявив свой «Пропуск на объект», Воронов вошел в столовую помещавшуюся на первом этаже одного из особняков В просторном зале стояли столики, накрытые белоснежными крахмальными скатертями. Сев за столик, Воронов по привычке заглянул в меню и сразу почувствовал себя как дома. На выбор предлагались те же блюда, что в хорошем московском ресторане: щи, борщ, мясная и рыбная солянки, котлеты по-киевски…

Подошедшая к столику официантка оказалась москвичкой. Она сказала Воронову, что почти весь персонал столовой до приезда сюда работал в гостинице «Москва»…

Руководитель группы кинематографистов известный советский режиссер Герасимов сидел у окна. Все места за его столиком были заняты. Воронов подошел к Герасимову, с которым его познакомили вчера, поздоровался и, наклонившись к нему, тихо спросил:

— Ничего нового?

— Абсолютно ничего, — ответил Герасимов. По его интонации нетрудно было понять, что и он находится в нервном состоянии. — Ждать надо, голубчик, — добавил он. — Набраться терпения и ждать…

— Пожалуй, я вызову машину, — как бы про себя сказал Воронов.

— Зачем?

— Хочу съездить в Цецилиенхоф. Боюсь, потом не будет времени.

— Намерение похвальное, — с усмешкой сказал Герасимов, — но для этого вовсе не нужно гнать машину из Карлсхорста. До Цецилиенхофа отсюда километра два…

… Когда Сталин предложил, чтобы «Большая тройка» встретилась в Берлине, он руководствовался конечно же не просто географическими соображениями. Берлин символизировал победу Красной Армии. Над рейхстагом развевалось Красное Знамя Победы. И хотя было условлено разделить город на четыре зоны оккупации, взяли его в жестоком бою именно советские войска. Лишь благодаря советскому оружию в столицу бывшего немецкого рейха вступили другие союзные державы.

Все это, разумеется, учитывал Сталин, предлагая, чтобы «Большая тройка» встретилась именно в Берлине.

Найти же в городе подходящее место Сталин поручил Жукову. Однако в самом Берлине такого места попросту не оказалось: слишком велики были разрушения. Потсдам же, а точнее Бабельсберг и расположенный неподалеку Цецилиенхоф, являясь, по существу, берлинским пригородом, удовлетворяли всем необходимым требованиям.