Походный барабан - Луис Ламур

Мы с Гаруном обычно встречались в винной лавке неподалеку от большой мечети. Часто пили финиковое вино, настоянное на листьях кассии — коричного дерева, или ели «фоул мадумнас» — блюдо из бобов, крутых яиц и лимона, в которое обмакивают хлеб, — и за едой беседовали.

Мы беседовали об алхимии, в изучение которой я все больше углублялся, о записях Джабира ибн Хайяна, известного франкам под именем Гебера, ставившего свои опыты в аль-Куфе около 776 года, и о сочинениях аль-Рази, величайшего знатока химических наук, чтимого в Европе под именем Разес. Джабир описал два процесса — восстановление и кальцинирование — и достиг больших успехов почти во всех областях химического эксперимента.

Это была славная беседа молодых людей, для которых превыше всего — идеи, для которых жить — значило мыслить.

— Сегодня вечером, — похвастался я ему между делом, — я иду в дом Валабы!

— Счастливчик! — с сожалением заметил Гарун. — Ты пойдешь туда гостем, а я — стражником!

Ночь опустилась на берега Гвадалквивира, и под апельсиновыми деревьями, под пальмами и чинарами звучала музыка и смех, мягко переливался свет множества фонарей, двигались люди. Бронзовые светильники с цветными стеклами разливали свет с деревьев и балконов. Это было многоцветное, изменчивое, калейдоскопическое зрелище.

В другом конце обширного двора проникновенный голос выводил под музыку лютни и китары песню, полную печального одиночества пустынных просторов.

Всего лишь час назад я обескураженно разглядывал свою невзрачную студенческую одежду, глубоко сожалея, что у меня нет хотя бы одного из камней, пропавших вместе с потрепанным плащом, который у меня отобрали солдаты Загала. Правда, мое платье было тщательно вычищено, но от этого оно не стало ни красивее, ни богаче.

Я не пойду.

Там, в месте, где все дышит изяществом и красотой, я буду выглядеть, как высохший скелет. Нечего мне позорить себя и память своих предков.

И тут появился незнакомый мне раб — даже джинн не смог бы появиться столь внезапно.

— О господин, я пришел по слову Абу-Йусуф Якуба! Он просит позволения предложить тебе дар, о возвышенный!

С этими словами он снял с плеча длинный мешок. Торжественно открыв его, он вытащил великолепный набор одежды, плащ… одним словом, все.

И вот теперь я стоял здесь, под пальмами, одетый в шаровары, называемые «сирвал» — широкие черные шаровары из тонкой шерсти, блестящей, словно шелк; в короткую куртку «дамир» из такой же материи, расшитую золотом; в «зибун», то есть рубашку из тончайшего шелка; на мне был малиновый шелковый кушак и черный шерстяной плащ — из той же ткани, что куртка и шаровары, но вышитой золотистыми и малиновыми узорами. Тюрбан мой был неяркого, но очень красивого красного цвета, а за пояс я заткнул усыпанный драгоценными каменьями кинжал, присланный мне царевичем Якубом; но рядом с ним был и дамасский кинжал, мой верный спутник во многих горестях и бедствиях.

Валаба должна быть где-то здесь, как и Якуб. Подарок царевича оказался для меня полной неожиданностью, хотя такие подношения странствующим ученым были в обычае — им дарили одежду, коней, кошельки с золотом, иногда рабов, особенно когда ученый делился своими знаниями с правителем.

Вдруг кто-то произнес мое имя. Это был Аверроэс. Кордовский кади улыбнулся и положил руку мне на плечо:

— Вот как? Валаба наконец-то взяла тебя в плен! Она долго этого ждала, Кербушар! Неудивительно — не часто среди нас появляется выдающийся географ, а особенно такой, который сам плавал по морям!

Географ? Мне ли претендовать на это гордое звание? Как бы меня ни называли, я один знал всю обширность своего невежества. Правда, я прочитал больше книг по землеописанию и изучил больше карт, записей и лоций, чем большинство людей… Действительно, мне довелось поплавать по морям, неизвестным мусульманам; и все же я был вопиюще невежествен в столь многих вопросах, которые мне необходимо знать!

Слова «неизвестные моря» лишали меня покоя. С начала времен люди уходили далеко в море и часто оставляли рассказы о своих странствиях, однако как много оставалось недосказанным! Зов новых горизонтов быстро находит отклик в сердце каждого странника.

У нас в Венетии сохранились легенды о плаваниях к дальним землям, неясные, туманные повествования о нависающих утесах и обрушивающихся волнах, о храмах, золоте и чужеземных городах. Юлий Цезарь писал в своих «Комментариях о Галльской войне» о наших больших кораблях с дубовым корпусом и кожаными парусами, но ничего не знал ни о портах, которые они посещали, ни о чужеземных товарах, привозимых ими.

Может быть, записи о самых дальних их плаваниях хранились в погибших великих библиотеках Тира, Карфагена или Александрии.

Мы с Аверроэсом прогуливались по саду, и многие оглядывались нам вслед, ибо кади был высоким сановником и известным ученым. А мы неспешно беседовали о географии, медицине и звездах, и я рассказывал ему о лекарствах, употребительных среди моего народа, и о целебных травах, о которых говорил мне отец.

К нам подошел Якуб и с ним Валаба. В её глазах было лестное для меня удивленное выражение, вызванное моим роскошным нарядом.

Мы прохаживались среди деревьев, и за нами следили во все глаза. Этой прогулки было достаточно, чтобы я обеспечил свое будущее в Испании, но для меня меньше значило, кто на нас смотрит, чем то, что они говорят, а главное — что я, простой скиталец, принят как равный самим Аверроэсом.

Куда ни обращался мой взор, везде я видел красивых женщин; кончики их пальцев были выкрашены хной, а сурьма лишь усиливала блеск их глаз. У многих в волосы были воткнуты гребни с прикрепленными к ним шарфами из легкой, полупрозрачной ткани; да все их одеяния были удивительны и прекрасны.

Пророк запрещал носить шелковые одежды; однако же ему, как хорошему супругу, полагалось бы лучше понимать женщин. Здешние красавицы были сплошь в шелках, да и многие мужчины тоже.

Шелк появился в Испании вместе с маврами и в десятом столетии стал главным предметом вывоза; узорчатые шелка и гобелены доставлялись во все порты Ближнего Востока. До зарождения шелкоткачества в Испании славились коптские шелка из Египта и сасанидские из Персии; теперь же испанские шелка превосходили все прочие.

Альмерия особенно славилась своими женскими тюрбанами и дамастовыми, иначе камчатными, тканями для драпировок. Легкие ткани, в противоположность более тяжелому атласу, бархату и дамасту, изготовляли в Каталонии и Валенсии. Большинство христианских стран заказывали в Испании придворные мантии и облачения для духовенства.

На минуту мы с Валабой остались одни.