Всё будет хорошо - Юлий Буркин

К счастью, пока торговцы заботится о том, чтобы он не умер с голода, и после визита рабочих, выкидывающих мусор, каждый раз, совсем рядом с ним оказывается пакет со свежими объедками. При отсутствии брезгливости, их можно даже назвать шикарными. А уж на что у него сейчас не хватает праны, так это на брезгливость.

Может, и к лучшему.

— Отвечай!

Первый пинок. Очень болезненный.

Кай сжался в комок.

— Ну, отвечай немедленно! Скажи: «Вы правы, великий господин». Скажи!

Ему не хотелось это делать, но губы сами выговорили:

— Вы правы, великий господин…

— То-то же! — в голосе кривопальцего слышалось удовлетворение. — Вот таким образом.

И новый пинок, слабее предыдущих. Поощрительный.

«Может, сегодня пронесет?..»

— Говорят раньше, до того как попал сюда, ты был крутым, — продолжил кривопальцый. — Никто тебе был не указ. Сейчас я научу тебя сладости подчинения. Поверь, в нем есть своя притягательность. Оно словно хороший кайф. Возможность не принимать решения, а лишь подчиняться. Уж я-то знаю!

Пинок. Резкий, злобный, болезненный.

«Нет, не пронесет…»

— Наверное, я мог бы, при желании, выбить из тебя признание за несколько дней, — сообщил кривопальцый. — Однако стоит ли торопиться? Мне нравится сам процесс, и я постараюсь растянуть удовольствие подольше. А в конце ты все-таки скажешь мне, каким образом восстанавливал прану. Скажешь, никуда не денешься!

Кай знал, что этого не стоит делать, что это обойдется ему в лишних полчаса нежелания жить, после того как кривопальцый уйдет, но ничего с собой поделать не мог. Это опять произошло само по себе.

Он улыбнулся.

Прана, нечто неопределимое, дающееся каждому от рождения. Она, словно стартовый капитал, которого одни получают много, а другие — не очень. Так устроено.

Как правило, обычному человеку его праны хватает на всю жизнь. Однако случается, что ее тратят слишком интенсивно, и она кончается раньше, чем нужно. Человек еще живет, а праны у него осталось чуть-чуть, едва хватает на поддержание существования. Чаще всего это случается с людьми, живущими очень насыщенно, постоянно подвергающимися стрессам, политиками и крупными дельцами, деятелями искусства. Они для успеха своего дела расходуют ее огромными порциями, выдаивают себя досуха.

Если они не умеют восстанавливать прану, то их хватает ненадолго. Про писателя начинают говорить «исписался», политик быстро теряет популярность, певец сходит со сцены, дело бизнесмена гибнет под натиском конкурентов. Но есть те, кто открыл для себя рецепт ее восстановления. Он не очень сложен. Сложно поверить в его действенность, но если это удалось…

Очередной пинок.

— Что, улыбаешься? Видишь, тебе уже доставляет удовольствие подчиняться. Не так ли? Тебе это нравится? Ну-ка, скажи…

— Да, нравится.

— Ну вот, еще один шаг в правильном направлении.

Рецепт восстановления праны…

Кай подумал, что кривопальцему он его никогда не скажет. Для того чтобы объяснить все как надо, сейчас просто не хватит сил. В данный момент он способен только на то, чтобы лежать, принимать удары, если это понадобится плакать и поддакивать своему мучителю. Ждать определенного знака. Потом у него праны хватит на что угодно, он вновь станет самим собой. А пока он должен получать удары и ждать.

Рано или поздно на краю свалки появится Герда. Может, это будет не она а Блог, бывший карлик, которому он некогда дал деньги на герминскую панацею, чудесным образом увеличивающую рост. В общем, это будет кто-то из его друзей, сумевших обмануть людей в черном. Как они это сделают, он не знает, да и не желает знать. Главное, они появятся. Прорвутся. Обманут стражей. Подадут ему знак, сигнал, что кто-то нуждается в помощи. Отчаянно нуждается!

Этого будет достаточно, поскольку основным компонентом рецепта восстановления праны является готовность прийти на помощь человеку, оказавшемуся в бедственном положении.

Без колебаний. Просто встать, пойти и помочь.

СТИГМАТИКИ

Оксана Романова

После похода в зоопарк, игрищ на детской площадке, бултыхания в луже и погони за червяком маленький Антоша был отправлен прямиком в ванну. Когда мама сунула ему в руки пластмассовую утку, а сама принялась тереть мочалкой плечи ребенка, то заметила нечто странное. На левом предплечье малыша красовалась свеженькая кривая татуировка: «Люблю маму». Зинаида сначала не поверила глазам и попыталась смыть краску. Не вышло. Тогда женщина принялась допрашивать шестилетнего сына, кто и когда успел набить ему такую идиотскую татуху. Попутно она вскрикивала, взрыдывала и с подвизгом рассказывала, как это глупо, ужасно, опасно и гадко — выкалывать себе на коже всякую ерунду. Антоша бледнел, краснел, а потом разревелся в полный голос. Татуировка побледнела, местами пропала вовсе, местами поменяла пятна. Теперь она гласила: «Мама бяка». Зинаида потеряла сознание.

К счастью, порочащая честь и достоинство мамы надпись истаяла еще до наступления жары, иначе Антон так и ходил бы все лето в рубашках с длинным рукавом.

Однако через год все повторилось, только на сей раз татуировки проступили на обеих руках и почем зря бранили училку. Зинаида почитала сына и выпорола его за то, что он повторяет такие ужасные слова. Впрочем, это привело лишь к тому, что означенные выражения распухли и подчеркнулись.

К летним каникулам татуировки опять пропали.

Так продолжалось несколько лет, в надписях менялись лишь имена учителей. К пятому классу, впрочем, Антон категорически потребовал, чтобы мама не заходила в ванную, пока он моется. Поэтому Зинаида два года не знала, что пониже спины сына теперь проступает «Веселкин — задница!» и «Сипун — козел!» На эти татуировки ей указал врач, делавший всему классу профилактические уколы от гепатита. Доктор обругал Зинаиду, пригрозил ей санкциями, заявлением в органы опеки и страсбургским судом. В ответ мать только и смогла, что показать на Антона. Его левый бицепс стремительно перекалывал «стерву Зою Леонидовну» на «гадского Айболита».

Врач был нормальным человеком, за нобелевкой не гонялся и потому предпочел просто забыть о случившемся. На всякий случай, правда, посоветовал мамаше дать ребенку витаминов и антидепрессантов. Потому что стигматы, как рассказывали когда-то на лекциях, явление исключительно истерическое. Зинаида витамины купила, Антоху привычно отругала, но заморское слово «стигматы» так глубоко запало в ее душу, что на сей раз сын остался непоротым.

Она полезла в словари, чтобы понять, о чем говорил доктор. Прочитанное смутило ее глубоко прокомсомоленную натуру — стигматы, говорили словари, проявляются на почве религиозного фанатизма. Но ничего религиозного в бранных татуировках Зинаида не находила. Да и Антон был еще маловат для фанатика. Единственное, что могло утешить мать — словари также хором утверждали, будто стигматы повсеместно считаются чудом.

Поэтому Зинаида решила: раз она не может повлиять на появление татуировок, возможно, ей удастся сделать их менее сердитыми. В конце концов, та, самая первая, была не так уж плоха. Мама записала Антона в три творческих кружка, купила ему абонементы в филармонию и концертный зал, а также дважды в месяц водила его в какой-нибудь театр. Спектакли она выбирала методом тыка, поэтому неоднократно, сгорая от стыда, убегала после первого же действия. Но мало-помалу Зинаида втянулась в эту богемную жизнь. Уже через год она стала узнавать не только актеров, мелькавших в телевизоре, но и тех, кто никогда не снимался даже в новостях. У нее появились любимцы. А еще были три спектакля, которые Зинаида посмотрела еще раз, уже без сына. И для нее стало удивительным открытием, что представление постоянно изменяется! Это оказалось увлекательнее, чем пересматривать кино.

Впрочем, пока мама углублялась в райские кущи культуры, Антон пропустил мимо ушей наставления кружковских педагогов, лекции филармонистов и экскурсии музейщиков. Куда интересней оказались журналы «Наука и жизнь» и «Юный техник», которые приносил на уроки физик. Ник Степаныч обожал всякие мелкие технические штучки и пытался пристрастить к этому учеников, но кроме Антона никто не купился. Довольно скоро мальчик понял принцип работы батареек, двигателей и диодов. На его руках проступили таблицы Брадиса, а над сердцем наливалась краской схема сборки электрогитары.

Первую электрогитару он сделал через два года из паршивой листовой фанеры, купленной в строймаге. После нескольких попыток улучшить дизайн (и татуировки в виде перечеркнутого крест накрест Знака качества), Антон раздобыл грушевую доску и выпилил нечто вроде того, на чем играл собачий ансамбль из «Ну, погоди!» Но даже такая гитара, с ее адским звучанием и бумажными наклейками Adidas, смогла завоевать сердце Людки Жеманской, первой красавицы 8б. Когда Антон догадался, почему на него смотрят такими накрашенными глазами и вздыхают при встрече, электросхемы на левой груди неуловимо сменились словами «Люда — навсегда!»