Корона для «попаданца». Наш человек на троне Российской Империи - Алексей Махров

По вполне понятной причине мы с Вильгельмом, до того как принять окончательное решение, должны были лично убедиться в действительности предложений. И господин Rukavischnikoff любезно согласился оплатить нам проезд до России и обратно первым классом. Сборы были недолгими – уже через неделю мы покачивались на мягких подушках пульмановского вагона, глядя в окно на проплывающие мимо бесконечные поля и леса. Вильгельм не уставал восхищаться гигантскими масштабами страны, и даже я, уже бывавший здесь, присоединялся иной раз к восторгам друга. На вокзале Нижнего Новгорода ждал экипаж, лихо прокативший нас по сверкающим зеркальными витринами улицам к штаб-квартире загадочного миллионера. Она находилась в самой дорогой гостинице города, занимая целый этаж. В приемной нас встретил бородатый kazak. Я по опыту предыдущей поездки уже знал, что чем солидней господин, тем более звероподобны у него слуги. Впрочем, в приемную немедленно вышел господин, вполне европейской наружности, одетый по последней парижской моде. Он назвался доверенным лицом господина Rukavischnikoff. Долго ждать не пришлось – сразу после доклада нас пригласили в кабинет.

В обширном кабинете из-за стола поднялся совсем еще молодой человек. Высокого роста, с гривой русых волос и голубыми глазами. Я поначалу оторопел – слишком юным оказался наш наниматель! Однако одет он был в костюм из дорогого лионского сукна, а на галстучной булавке сверкал крупный бриллиант. Поприветствовав нас на вполне приличном немецком, юноша предложил садиться, отдав слуге распоряжение накрыть столик с легкой закуской. Услышав «proschu otkuschat s dorogi», я немного напрягся, зная любовь русских к неумеренному употреблению горячительных напитков и тяжелой еды. Впрочем, стол к завтраку был накрыт действительно по-европейски легкий. Кофе, тосты, сливочное масло, варенье трех сортов, ветчина, ну и, конечно, икра, которая стоила у нас баснословных денег, а здесь стояла в полукилограммовой вазочке.

Соответственно и разговор у нас за столом начался легкий. Вежливо поинтересовавшись условиями поездки, Rukavischnikoff начал бегло излагать свои идеи касательно будущего обустройства завода. Мы с Вильгельмом, через силу отрываясь от икры, внимательно слушали и были поражены масштабами задумок. Изредка в речи Rukavischnikoff проскакивали технические решения, над которыми мы с Вильгельмом безуспешно бились, а к некоторым даже боялись подступиться! А Rukavischnikoff говорил о них как об уже решенных проблемах!

Изрядно загрузив наши мозги работой, а желудки пищей, Rukavischnikoff предложил отдохнуть с дороги, а уже после поехать в город для осмотра предназначенных нам особняков. Инспекция на производство была запланирована на завтрашний день. Для отдыха не пришлось далеко идти – нам были предоставлены шикарные номера в этой же гостинице.

Немного отдохнув и освежившись, мы с Вильгельмом разобрали вещи и переоделись к прогулке. И она нас не разочаровала! Виллы располагались в пригороде города, посреди больших фруктовых садов. Я выбрал дом с вишневым садом, а Вильгельму достался яблоневый. Виллы были почти одинаковые по размерам, но даже самая маленькая превосходила по размерам мой каннштаттский дом в три раза! А Rukavischnikoff умудрился назвать эти виллы «маленькими и скромными»! Оба здания были в превосходном состоянии, с мебелью и необходимым инвентарем. Незадолго до нашего приезда в них провели водопровод и устроили сливную канализацию.

Вполне удовлетворившись увиденным, мы, по предложению нашего гостеприимного хозяина, приняли приглашение на ужин.

Переодевшись к ужину, я зашел в номер к Вильгельму, и мы вкратце обсудили предложения и перспективы. Вильгельм, недоверчивый по природе, все еще сомневался, идти ли нам на службу к Rukavischnikoff. Отличные условия для жизни и большой денежный оклад – это, конечно, по словам Майбаха, приятно. Но какова будет наша роль в том, что Вильгельм считал своей миссией по жизни – в продвижении технического прогресса. Посмеявшись над выспренне-идеализированными сентенциями своего друга, я посоветовал ему дождаться завтрашнего дня, чтобы, при осмотре нашего предполагаемого места работы, своими глазами убедиться в словах Rukavischnikoff, касаемо оснащения мастерских всеми новинками техники. На том и порешили.

Последующий ужин остался в памяти как выставка достижений кулинарного искусства. Ресторан был с французской кухней, и именно здесь мне впервые удалось попробовать недостижимые ранее, по причине высокой стоимости, блюда. Вроде фуа гра или черных трюфелей. А дегустация марочных вин… А коньяки столетней выдержки… Не привыкшие к такому изобилию, мы с Вильгельмом немного перестарались, что, впрочем, никак не сказалось на нашей готовности утром следующего дня посетить мастерские.

Я сказал «мастерские»? Слово, совершенно не отражающее смысл увиденного! Это был гигантский комплекс, вольготно раскинувшийся на площади в 40 гектаров! Собственная электростанция, собственное литейное производство, собственные станочные цеха. Больше половины всего этого уже функционировало, но часть строений еще возводилась. Предназначенное для нас здание было практически полностью готово. Там заканчивались отделочные работы. Каменное, трехэтажное, с большими светлыми помещениями – в нем легко бы поместился весь персонал и станочный парк моего старого заводика в Дейтце. Проведя нас с Майбахом по залам этого чудесного дома, Rukavischnikoff весьма подробно рассказал, какими приспособлениями и инструментами будет оборудовано каждое конкретное рабочее место. В конце экскурсии Александр познакомил нас с будущими сотрудниками – прекрасно образованными молодыми людьми, инженерами и рабочими. Многие из них обучались за границей России и свободно владели немецким и английским. Однако в процессе общения с ними я услышал массу специфических, относящихся к новинкам техники русских терминов, которым еще не было аналогов в других языках[82]. И я отметил для себя, что для улучшения контакта и развития более плодотворной работы мне придется выучить русский.

Наш совместный с Вильгельмом вердикт был категоричен – мы безоговорочно принимали все условия Александра Рукавишникова.

Интерлюдия

С самого раннего детства Леня Фалин был уверен, что именно ему судьба уготовила быть инициатором Великих свершений. Родители Лени сделали большую ошибку, подарив сыну на десятый день рождения толстый иллюстрированный том «Всемирной истории». Подарили бы кристалл с той же информацией – может быть, все бы и обошлось. Текст и картинки на мониторе воспринимались совершенно по-другому, нежели солидные, большого формата страницы из настоящей бумаги.

Именно эта книга, ставшая для Лени настольной, послужила катализатором создания амбиций, плохо согласующихся с мирным течением жизни XXIII века.

Фалин часто жалел, что никогда не доведется ему узнать, чем пахнет разогретая от частой стрельбы винтовка, с какой скоростью закипает вода в кожухе пулемета и как вдали, искаженные рефракцией горячего воздуха от ствола, кувыркаются фигурки врагов, сраженные его точными выстрелами.

Может, и к лучшему, что сама эпоха не давала реализоваться мечтам мальчика. Именно из таких «юношей бледных, со взглядом горящим», тихих романтиков, художников и семинаристов, рождались самые страшные на земле диктаторы.

Однако Леонид все-таки нашел небольшую лазейку для своих амбиций. После успешного окончания школы Фалин поступил на исторический факультет Московского университета. А закончив учебу с красным дипломом, попал в недавно созданный Институт Времени. Особенно разгуляться ему не давали – основная работа заключалась в достаточно нудном наблюдении за теми или иными неясными моментами истории человечества. А по результатам наблюдений приходилось писать сильно формализованные многостраничные отчеты. Каких-либо глобальных изменений генеральной исторической линии руководство института не планировало, да и не хотело. Хотя после открытия условий полного поглощения сознания реципиента такая возможность имелась.

Но и в таком времяпрепровождении Фалин находил тайное удовольствие. Пребывая в «мозге» известной личности, глядя ее глазами на отдаленный многими столетиями мир, Леонид строил планы глобальной переделки истории.

Усидчивость и фанатичная любовь к своей работе принесли должные плоды – Фалина заметили. А позднее, когда молодой сотрудник «пообжился», обзавелся нужными связями, семь лет поработал «на подхвате» у маститого коллеги, – продвинули на начальника группы. На этой должности Фалин мог уже сам планировать исследования, выбирая их объектами наиболее интересных лично ему исторических деятелей. Но вскоре рутинное течение институтской жизни засосало Леонида. Он перестал в инициативном порядке выискивать интересные темы и интересных людей. И даже полученное через пятнадцать лет место начальника сектора уже не порадовало. Да и была эта должность скорее административной, нежели научной. Но через некоторое время в институте начались более интересные события – простое изучение истории развивалось, при этом использовались кардинально отличные от первоначальных методы работы. Для удовлетворения научного любопытства стали практиковаться кратковременные (пока!) погружения в прошлое в собственных телах. Это давало некоторый простор исследователям, правда подвергая их риску.