Твой маленький монстр (СИ) - Лари Яна

Несколько запоздало знакомлюсь с гостями — Ларисой и Станиславом Климовыми, деликатно делающими вид, что мы видимся впервые, и Михаилом Зарубиным — отцом Ларисы и по совместительству тем самым богатым дедом Эдика.

— А со свидетелями вы что решили? — обращается к Карине будущая свекровь.

— Эмма согласилась стать свидетельницей, а свидетеля Эд пусть сам выбирает, у меня больше нет близких друзей.

— Зато у меня их столько, что никак не выбрать, кого-то не обидев, — раздражённо подаёт голос Климов-младший. Оказывается, он всё-таки прислушивается к разговору. — Может, Ринат поможет? А что, никто слова поперёк не скажет, шурин как-никак. И волки будут сыты и овцы целы. Трошин, выручишь?

Ну, спасибо, умник. Удружил, ничего не скажешь.

— Без проблем.

Небрежно пожимаю плечами, а сам тихо с себя же балдею. Я, видимо, окончательно спятил, раз на такое подписываюсь.

— Если к нам вопросов больше нет, то мы в кино побежали. Нас друзья заждались, — Вскочив из-за стола, Климов увлекает за собой Карину. Весь светится, улыбка до ушей, пальцы свои с её пальцами переплёл, смотреть тошно. — Спасибо за ужин! Лазанья была великолепной! — скороговоркой добавляет, благодарно глядя на мою мать, затем кабанчиком прошмыгивает за дверь, пока никто не успел опомниться и возразить.

С уходом сладкой парочки дышать становится легче. Первый шок позади, теперь самая пора признать, что хочу я того или нет — придется научиться адекватно реагировать на их союз, раз нет возможности избегать подобных «родственных» встреч. Добиваться взаимности от девушки, которая уже сделала свой выбор и, кажется, счастлива — верх эгоизма. Пора смириться с тем, что я свой шанс давно профукал.

— Ринат, что ты решил с учёбой: восстановишься в юридическом или в другой ВУЗ будешь поступать? — поворачивается ко мне отчим, порядком утомлённый женской болтовнёй.

Я отвечаю не сразу, продолжая опасливо поглядывать на мать, которая с пугающим восторгом обсуждает с Ларисой дизайн бутоньерок и подсчитывает необходимое количество пригласительных. Создаётся впечатление, что роспись молодых только повод поиграть в бал. Не в меру пылкий энтузиазм внушает стойкое желание умереть холостым. По крайней мере, мне теперь становятся понятны причины хитроумного манёвра с киносеансом.

— Решил. На днях в строительный подам документы.

— Да ладно? — Судя по просиявшему лицу мой ответ Владимиру по душе. Досадливо цыкнув на очередную вспышку женского смеха, он суетливо уводит меня на балкон, подальше от лишних ушей. — Я ведь как раз об этом хотел поговорить. Дело в том, что мне нужен помощник. Годы, к сожалению, не бегут вспять, и пришла пора подготовить достойного преемника. Ты парень башковитый, волевой, рассудительный. Кому мне оставить дело всей жизни, если не тебе?

— Зятю? — не успеваю я вовремя прикусить язык и, чтобы скрыть неловкость от лошадиной дозы ехидства, вложенной в одно это короткое слово, достаю из заднего кармана штанов пачку сигарет.

— Брось, — усмехается отчим, протягивая зажигалку. — Эд парень неплохой, но вкалывать ещё не скоро захочет. Ему легче подождать пока на голову дедово наследство свалится. А с учетом, двух перенесённых стариком инфарктов, вполне вероятно, что ждать осталось недолго. Мне бы очень не хотелось, чтобы моё детище пустили по миру из-за неумелого руководства. Ты моя единственная надежда, Ринат. Пока получишь диплом инженера, я потихоньку начну вводить тебя в курс дела. Что скажешь?

— Звучит заманчиво, — глупо юлить, предложение действительно стоящее. — Как разберусь с поступлением и заселюсь в общагу, можем смело приступать.

— Зачем в общагу? — непонимающе хмурится Владимир. — Дом тебе чем плох стал?

— Не хочу никого стеснять.

— Опять эти твои игры в независимость?

Тяжёлый укоряющий взгляд мог бы заставить сомневаться кого угодно, но снова садиться на шею отчима не позволяет совесть, я и без того многим ему обязан.

— Если бы я мог быть полезен…

— Хорошо. Будь по-твоему. Давай поступим так: для начала, устрою тебя разнорабочим на объекте. И совесть чиста, что на хлеб себе сам наскрёб, и систему изнутри изучишь. Но учти, если это будет плохо отражаться на твоей успеваемости — уволю.

— Идёт, — крепкое рукопожатие скрепляет нашу сделку. С такой мощной поддержкой можно не сомневаться — всё обязательно получится. А уж я-то не подведу.

Выудив из сумки чистые джинсы и футболку, иду в душ, намереваясь смыть с себя не только дорожную пыль, но и липкий осадок, оставленный предстоящей свадьбой Снежинской.

Стою под горячими струями, и отчего-то вдруг вспоминаю, как делал это с ней вместе, после нашей первой близости. Та обреченность, с которой Карина усомнилась в моей способности защитить наши чувства от себя самого. Разве такое можно сыграть? Так ли важны первоначальные мотивы, если в тот момент она не притворялась? Что, если она по неопытности запуталась в своих чувствах, а я, дурак, своим молчанием собственноручно подтолкнул её к Климову?

Утешает одно, своё обещание уберечь её я сдержал, а претендовать на большее теперь поздно. Что же мы наделали?

Водные процедуры, как ни странно, ни капельки не бодрят, зато напоминают о Гере, большом их поклоннике. Переодевшись и закинув в рот пару бутербродов, отправляюсь на поиски старого матерщинника. Найти попугая не составляет труда — пернатый продолжает обитать в моей комнате, правда клетка у него теперь новая, чуть ли не в четверть стены. Балуют поганца.

— Эй, красавчик, узнаешь меня? — стучу пальцем по боковой стенке клетки, но Гера демонстративно отворачивает голову, сердито щёлкая клювом. — Ну, ты чего?

— Бедный Пусечка… — жалобно скрипит негодник.

— Это ты что ли Пусечка?! — притворно злюсь, отпирая стальную дверцу, чем не на шутку сержу обиженную птицу. Цапнув меня за палец, Гера грузно спрыгивает с жёрдочки и начинает носиться по полу, суетливо хлопая крыльями и взметая вверх облако сероватых перьев.

— Кар-рина! Кар-рина! Кар-раул! — зрелищно бьётся в истерике Гера, не забывая периодически открывать один глаз, дабы оценить мою реакцию.

Кажись, моя сводная сестрица времени даром не теряла, поделилась с ним актёрским опытом.

— Ринат?! Что ты делаешь?

А вот и защитница слабых и угнетённых. Когда только вернуться успела?

— Кар-рина! — кидается в сторону своей спасительницы пернатый аферист, глядя на неё из-за решётки как на посланника небес. — Бедный Пусечка!

Потрясённо оборачиваюсь, чтобы узнать, какого лешего она сделала с моей птицей, но, вместо этого, лишь по-дурацки улыбаюсь. Очевидно, Карина выскочила прямо из душа, и теперь мокрые волосы торчат во все стороны, а вода с них бодро стекает на спешно накинутый халат… с овечками. Смотрю, и глаза начинает покалывать от нахлынувшей нежности. Такая взрослая и в то же время ещё дитё. Моя маленькая девочка.

— Ну, ты-то чего? — сдёрнув с кровати тонкое покрывало, накидываю его поверх хрупких плеч. — Простудишься.

— Спасибо.

Карина выглядит больной. Когда-то такие манящие надменные губы теперь дрожат обескровленные, веки воспалены, а вокруг васильковых радужек паутинками полопались сосуды.

И на густых ресницах жемчужинами висят тяжёлые мутные капли.

— У тебя глаза красные, что-то случилось?

Если этот нарцисс её чем-то обидел, я с него шкуру спущу. С особой жестокостью и небывалым удовольствием.

— Шампунь попал, — шепчет Карина, слегка запрокидывая голову, чтобы видеть моё лицо. Я ей ни на гран не верю. — Ты зачем птицу обижаешь, он знаешь, как переживал твой отъезд? За первый месяц — ни слова. Гера считает, что ты его бросил.

Меняет тему, значит, я прав. Дерьмово. Коротко улыбаюсь, сделав про себя пометку, присмотреть за ней, мало ли, вдруг для слёз есть причины. Сама ведь не признается. Гордая, проходили — знаем.

— Я рада, что ты вернулся.

Прикрыв глаза, проматываю в уме каждый прозвучавший слог, синхронизируя звуки её голоса с биением собственного пульса. Хоть какая-то её часть со мной. Во мне. И это так болезненно-сладко, что душу сводит.