Арлекин. Скиталец. Еретик (сборник) - Бернард Корнуэлл

– Ступай домой! – велел Томас.

Он подождал, пока старик уйдет, и вытащил из дерева стрелу.

Ночью Томас пошел к избушке лесника, прокрался через низкий вход и сел на земляной пол перед стариками.

– Я останусь здесь, пока к моей сестре не вернется рассудок, – заявил он. – Мы хотим скрыть ее позор от мира, вот и все. Перед уходом мы отблагодарим вас. Но если вы снова попытаетесь нас убить, я вызову демонов мучить вас и оставлю ваши тела на пир диким лесным птицам. – Он положил на земляной пол еще одну монету. – Будете приносить нам пищу каждую ночь, – сказал он женщине, – и благодарите Бога, что хотя я и способен читать в ваших сердцах, но все же прощаю вас.

После этого у Томаса с Жанеттой больше не было хлопот. Каждый день старик уходил в лес с резаком и топором, и каждую ночь его жена приносила постояльцам кашу и хлеб. Томас брал молоко от их коровы, стрелял оленей и думал, что Жанетта умрет. Несколько дней она отказывалась от пищи, и порой он видел, как она раскачивается взад-вперед в смердящем свинарнике и жалобно скулит. Томас боялся, что рассудок к ней уже не вернется. Отец иногда рассказывал ему, как следует обращаться с сумасшедшими, – так в свое время обращались с ним самим, и единственным способом лечения были голодание и побои.

«Дьявол пробирается в душу, – говорил отец Ральф, – и его следует морить голодом или изгонять побоями. Уговорить его уйти невозможно. Побои и голод, мой мальчик, побои и голод, – дьявол понимает только такие средства».

Но Томас не бил Жанетту и не морил голодом, а заботился о ней как мог. Он следил, чтобы ее подстилка была сухой, уговаривал выпить парного молока, разговаривал с ней ночами, расчесывал ей волосы и умывал лицо. Иногда, когда она спала, а он сидел у свинарника и смотрел сквозь путаницу ветвей на звезды, ему думалось, не оставил ли и он за собой вместе с эллекином таких же женщин с изуродованной судьбой. И он просил святых о прощении. Он много молился в те дни, и не святому Гинфорту, а Богородице и святому Георгию.

Молитвы, видимо, подействовали. Однажды на рассвете он проснулся и увидел, что Жанетта сидит в дверном проеме и ее худое тело вырисовывается в ярком свете нового дня. Она обернулась к нему, и он не увидел на ее лице безумия, а только глубокую печаль. Жанетта долго смотрела на него, а потом проговорила:

– Это Бог послал мне тебя, Томас?

– Если так, Он оказал мне великую милость.

Она улыбнулась, и это была ее первая улыбка, которую он увидел с тех пор, как они покинули Рен.

– Я должна быть довольна, – просто сказала Жанетта, – что мой сын жив и получает должный уход. Когда-нибудь я разыщу его.

– Мы оба должны это сделать, – сказал Томас.

– Оба?

Он поморщился:

– Я не сдержал ни одного из своих обещаний. Копье по-прежнему в Нормандии, сэр Саймон жив, и я не знаю, как разыщу твоего сына. Наверное, мои обещания ничего не стоят, но я постараюсь.

Жанетта протянула руку. Томас взял ее ладонь, и она не отняла ее.

– Мы оба понесли наказание – наверное, за грех гордыни. Герцог был прав. Я не аристократка. Я дочь торговца, а считала себя выше. И вот посмотри на меня.

– Вы похудели, – сказал Томас, – но по-прежнему красивы.

Она вздрогнула от этого комплимента.

– Где мы?

– Всего в дне пути от Рена.

– И всё?

– В свинарнике, – уточнил Том. – В дне пути от Рена.

– Четыре года назад я жила в замке, – задумчиво проговорила Жанетта. – Плабеннек был небольшим, но прекрасным поместьем. Там была башня, и двор, и две мельницы, и речка, и сад, где росли красные яблоки.

– Вы увидите все это снова, – сказал Томас, – вы и ваш сын.

Он пожалел, что упомянул о сыне, так как на глазах у нее выступили слезы, но она вытерла их и проговорила:

– Это все стряпчий.

– Стряпчий?

– Бела. Он оболгал меня перед герцогом. – В ее голосе слышалось изумление предательством Бела. – Он сказал герцогу, что я поддерживала герцога Иоанна. Что ж, так я и сделаю, Томас. Я перейду на сторону твоего герцога. Если это единственный способ вновь завладеть Плабеннеком и найти моего сына, я перейду на сторону герцога Иоанна. – Она сжала Томасу руку. – Я хочу есть.

Еще неделю они провели в лесу, пока Жанетта набиралась сил. Какое-то время, словно зверь, пытающийся вырваться из капкана, она строила планы, как быстро отомстить герцогу Карлу и вернуть сына, но все эти планы были безумны и безнадежны. С течением дней она смирилась со своей судьбой.

– У меня нет друзей, – как-то ночью сказала Жанетта Томасу.

– У вас есть я, моя госпожа.

– Все умерли, – продолжала она, не слушая. – Вся моя семья умерла. Муж умер. Думаешь, я проклятие для тех, кого люблю?

– Я думаю, что нам надо идти на север, – ответил Томас.

Это заявление вызвало у нее раздражение.

– Я не уверена, что хочу идти на север.

– А я хочу, – настойчиво сказал Томас.

Жанетта понимала, что чем глубже зайдет на север, тем дальше окажется от своего сына, но не знала, что делать. В ту ночь, словно принимая факт, что отныне ее ведет Томас, она пришла на его папоротниковое ложе, и они любили друг друга. Потом она плакала, но после снова занялась с ним любовью, на этот раз яростно и неистово, словно могла заглушить горе утешением плоти.

На следующее утро они отправились на север. Наступило лето, одевшее окрестности в густую зелень. Томас снова замаскировал свой лук, привязав к нему палку и украсив его вместо клевера вьюнками и иван-чаем. Его черная ряса обтрепалась, и никто больше не принимал его за странствующего монаха. Жанетта оторвала остатки лисьего меха от грязного, измятого и потертого красного бархата. Они выглядели бродягами, каковыми и были, и передвигались как беглецы, не заходя в города и большие деревни, чтобы избежать неприятностей. Они мылись в ручьях, спали под деревьями и осмеливались заходить лишь в самые убогие деревушки, когда голод вынуждал купить в какой-нибудь грязной таверне сидра и еды. Если их спрашивали, они выдавали себя за бретонцев, брата и сестру, идущих к своему дядюшке-мяснику во Фландрии, а если кто-то не верил, то остерегался возражать Томасу, который был высок, силен и всегда держал на виду нож. Впрочем, они предпочитали избегать деревень и ночевали в лесу. Томас научил Жанетту ловить в ручьях форель. Они жгли костры, готовили рыбу, а для постели рвали папоротник.

Беглецы держались близ дороги, хотя однажды пришлось сделать большой обход вокруг круглой, как барабан, крепости Сент-Обен-дю-Кормье и еще один, у города Фужер, и где-то к северу от него они вошли в Нормандию. Там они подоили коров на лугу и украли из стоявшего у церкви фургона огромную голову сыра. Потом легли спать под звездами. У них не было представления ни какой сейчас день недели, ни какой месяц. Оба загорели на солнце и загрубели от странствий. Горе Жанетты растворилось в новом счастье, особенно когда в ореховой рощице они нашли заброшенный дом без крыши – просто стены из глины с гнилой соломой. Убрав крапиву и ежевику, они прожили в этом доме больше недели, никого не встречая и ни в ком не нуждаясь, отложив свое будущее, поскольку настоящее было столь блаженно. Порой Жанетта еще плакала по своему сыну и часами изобретала замысловатые планы, как отомстить герцогу, Бела и сэру Саймону Джекиллу, но также и наслаждалась свободой этого лета. Томас снова снарядил лук и стал охотиться, а Жанетта, окрепнув, научилась натягивать тетиву почти до подбородка.