"Анабасис" - Ксенофонт

(39) Лакедемонянин Хармин поднялся и сказал: "Клянусь Диоскурами, мне кажется, вы несправедливо негодуете на этого человека. Я даже сам могу свидетельствовать в его пользу. Когда мы с Полиником опросили Севфа о Ксенофонте, что это за человек, то тот ничего дурного не мог привести и сказал только, что он слишком любит своих солдат. Поэтому-то он и находится на дурном счету и у нас, лакедемонян, и у самого Севфа". (40) После него выступил Эврилох из Лус [аркадянин] и сказал: "По моему мнению, лакедемоняне, прежде чем стать нашими стратегами, вы должны добиться от Севфа добровольной или недобровольной выплаты нам жалованья, а до того времени не уводить нас отсюда". (41) Афинянин Поликрат выступил в защиту Ксенофонта и сказал: "Я вижу присутствующего тут же Гераклида, который получил и продал заработанные нашими трудами богатства и не отдал денег ни Севфу, ни нам, но припрятал и присвоил их. Благоразумие требует задержать его, тем более, что этот человек не фракиец: он обижает эллинов, сам являясь эллином".

(42) Услышав это, Гераклид очень испугался и, подойдя к Севфу, сказал: "Было бы благоразумно с нашей стороны удалиться отсюда из-под власти этих людей". И сев на коней, они уехали в свой собственный лагерь.

(43) Оттуда Севф послал Ксенофонту своего переводчика Абросельма с просьбой остаться у него вместе с 1000 гоплитами. Он обещал подарить ему приморские местности и все прочее, что было им раньше обещано, и под условием сохранения тайны сообщил ему, будто он слышал от Полиника, что если Ксенофонт подчинится лакедемонянам, то он непременно будет казнен Фиброном. (44) И многие другие лица предупреждали Ксенофонта о том же, а именно, что на него наклеветали и ему надо быть настороже. А Ксенофонт, получив эти известия, взял двух жертвенных животных и принес жертву Зевсу-Царю, вопросив его, следует ли ему остаться на предложенных Севфом условиях или уйти с войском. Вышло -- уйти с войском.

Глава VII

(1) После этого Севф расположился лагерем в отдалении. А эллины расквартировались по деревням, откуда они намеревались, набрав достаточно продовольствия, пойти к морю. Эти деревни были отданы Севфом Медосаду. (2) Медосад, видя как расточается эллинами имущество деревень, сильно разгневался и, взяв с собой одного одриса, самого влиятельного из спустившихся с гор горных жителей, и около 30 всадников, приехал и вызвал Ксенофонта из эллинского войска. Тот захватил с собой нескольких лохагов и других подходящих людей и вышел к нему. (3) Тогда Медосад сказал: "Ксенофонт, вы поступаете несправедливо, опустошая наши деревни. И мы приказываем вам, -- я, от лица Севфа, и этот человек, пришедший от Медока, царя горных областей, -- уйти из этой страны. А в случае если вы не исполните этого требования, мы не будем вам потворствовать, но раз вы разоряете нашу страну, то мы защитим себя от вас как от врагов".

(4) Выслушав это, Ксенофонт сказал: "Нелегко ответить тебе на такие слова; однако я буду говорить ради этого юноши (Одриса), чтобы он понял, какая разница между вами и нами. (5) Прежде чем был заключен между нами союз, мы ходили по этой стране в любом направлении, грабя что попадалось под руку и сжигая все по своему усмотрению. Да и ты, явившись к нам тогда в качестве посла, стал жить у нас, не боясь никаких врагов. (6) А вы, вообще говоря, избегали тогда этой страны, а если когда и появлялись в ней, то оставались там, словно в стране более могущественных царей, с взнузданными круглые сутки конями. (7) А теперь, когда вы стали нашими друзьями и благодаря нам, с помощью богов, завладели этой областью, теперь вы изгоняете нас из страны, которую получили от нас, силой нашего оружия. Как ты и сам знаешь, враги ведь не сумели прогнать нас отсюда. (8) И притом ты даже не считаешь себя обязанным отправить нас в путь как людей, достойных получить дары и благодарность за оказанные вам благодеяния, но из всех сил стремишься к тому, чтобы нам на нашем обратном пути даже негде было встать лагерем. (9) И, рассуждая таким образом, ты не стыдишься ни богов, ни этого человека, который теперь видит тебя богатым и знает, что до дружбы с нами ты, по собственным же словам, жил грабежом. (10) Впрочем, зачем ты говоришь об этом мне? Ведь не я теперь начальствую, а лакедемоняне, которым вы, -- удивительные вы люди, -- даже не посоветовавшись со мной, передали войско с целью отвода его обратно, повидимому с таким расчетом, чтобы я, заслуживший гнев лакедемонян при передаче войска вам, не заслужил теперь их благодарности при передаче его им".

(11) Когда Одрис услышал это, он сказал: "Что касается до меня, Медосад, то после этих слов я готов от стыда провалиться сквозь землю. Если бы я раньше был об этом осведомлен, то не поехал бы с тобой. А теперь я удаляюсь, так как и сам царь Медок не похвалил бы меня, если бы я стал выгонять благодетелей". (12) Сказав это, он сел на коня и уехал вместе с другими всадниками, за исключением четырех или пяти. А Медосад, который горевал о разорении страны, просил Ксенофонта позвать обоих лакедемонян. (13) Ксенофонт, захватив с собой друзей, пошел к Хармину и Полинику и сказал, что Медосад приглашает их для предъявления им того же требования, которое было предъявлено ему, т.е. покинуть страну. (14) "Я полагаю, -- сказал он, -- что вы добьетесь для солдат полагающегося им жалованья, если заявите, что войско требует от вас добром или силой взыскать жалованье с Севфа и после этого охотно последует за вами, а также что и вы со своей стороны считаете это справедливым и потому обещали им вывести их из страны только после того, как солдаты получат принадлежащее им по праву".

(15) Тогда лаконцы заявили о своем согласии высказать все эти, равно как и другие, по их мнению весьма убедительные, доводы и тотчас же отправились в путь вместе со всеми причастными к этому делу лицами. Придя к Медосаду, Хармин заявил: "Медосад если ты хочешь нам что-нибудь сказать -- говори; в противном случае говорить будем мы". (16) Тогда Медосад сказал, на этот раз очень скромно: "Я ведь только говорю -- и Севф говорит то же самое, -- что наши друзья по справедливости не должны были бы испытывать от вас никакого зла. Ведь то зло, которое вы причиняете им, вы наносите нам, так как они ведь принадлежат нам". (17) "Мы, -- сказали лаконцы, -- уйдем отсюда тогда, когда люди, доставившие вам все это, получат плату. А если они ее не получат, то мы и теперь (после твоих угроз) придем им на помощь и покараем тех, которые обидели их вопреки своим клятвам. А если таковыми окажетесь вы, то мы с вас начнем свою месть". (18) Ксенофонт сказал: "Медосад, не предоставите ли вы тем (людям), в чьей стране мы находимся и которых вы считаете своими друзьями, решить, кому следует покинуть страну, вам или нам?". (19) Он на это не согласился, но настаивал на том, чтобы оба лаконца направились к Севфу за жалованьем, говоря, что, по его мнению, Севф уступит. В случае их отказа он предлагал послать вместе с ним Ксенофонта, причем обещал свое содействие, но просил не жечь деревень.

(20) Послали Ксенофонта вместе с наиболее подходящими для этого лицами. Придя к Севфу, Ксенофонт сказал: "Севф, я пришел к тебе не с требованиями, но для того, чтобы доказать -- если это будет в моих силах -- как несправедливо ты возненавидел меня за настойчивое испрашивание для солдат обещанного тобой по доброй воле. (21) Ведь я полагал, что для тебя не менее выгодно отдать обещанное, чем для них получить его. (22) И прежде всего -- кто как не эллины, с помощью богов сделав тебя царем большой и многолюдной страны, вознесли тебя не высоту, доступную для всех взоров, и ты не можешь теперь скрыть ни хороших, ни дурных своих поступков.

(23) "Для такого человека, я думаю, очень важно избежать упрека в том, что он отослал от себя своих благодетелей, не отблагодарив их. Важно также услышать похвалу из уст 6000 человек, а еще важнее никогда не изменять своему слову. (24) Ведь слова людей, не достойных доверия, остаются суетными, бессильными и презираемыми, а слова людей, известных своей любовью к правде, когда эти люди просят о чем-нибудь, могут доставить им то, что другим дает сила. А если они хотят обуздать кого-нибудь, то по моему мнению, одни их угрозы столь же действительны, как налагаемые другими лицами наказания; и одними обещаниями подобные люди достигают того, что получают другие с помощью денег.

(25) "Вспомни, выдал ли ты нам задаток, заключив с нами союз? Я утверждаю: ты ничего не выдал, но поскольку мы верили твоим обещаниям, ты убедил такое множество людей отправиться в поход вместе с тобой и покорить тебе царство, которое стоит не 30 талантов, следуемых теперь с тебя по мнению солдат, а неизмеримо больше. (26) И неужели за такие деньги можно купить как доверие к тебе, так и предоставленное тебе царство? (27) Затем припомни еще, какое большое значение ты придавал тогда завоеванию твоих теперешних владений. Я уверен, ты тогда гораздо сильнее желал добиться того, что теперь уже достигнуто, чем получить даже неизмеримо больше денег, чем данная сумма. (28) Я полагаю, что для человека гораздо пагубнее и позорнее не удержать того, чем он владеет, чем вовсе им не владеть, совершенно так же, как несравненно тяжелее из богатого превратиться в бедного, чем никогда не знать богатства, и гораздо более досадно из царя превратиться в рядового человека, чем никогда не царствовать. (29) И разве ты не понимаешь, что твои теперешние подданные не по доброму к тебе расположению согласились быть под твоим началом, но по необходимости, и что они попытались бы снова стать свободными, если бы их не сдерживал страх. (30) Не думаешь ли ты, что они больше будут тебя бояться и поведение их по отношению к тебе будет более благоразумным, если они убедятся, что эти солдаты либо совсем здесь останутся по твоему приказу, либо будут готовы к тебе вернуться, когда это потребуется, и если они в то же время будут знать, что и другие воинские отряды, узнав от этих солдат много о тебе хорошего, быстро придут сюда, когда ты этого пожелаешь? Неужели ты думаешь, что они будут более послушны, если, основываясь на настоящих событиях, они поймут, что другие войска, не доверяя тебе, откажутся притти сюда, а эти солдаты более расположены к ним, чем к тебе? (31) Кроме того, они ведь покорились тебе не потому, что были подавлены нашей многочисленностью, но из-за отсутствия у них вождей. Тебе, пожалуй, грозит теперь еще одна опасность: они могут избрать предводителем кого-нибудь из тех, людей, которые считают себя обиженными тобой, а то даже и самых могущественных лакедемонян, особенно если солдаты обещают с большой охотой отправиться с ними в поход, при условии получения с тебя обещанного, а лакедемоняне согласятся на это, нуждаясь в войске. (32) А вряд ли можно сомневаться в том, что подвластные тебе теперь фракийцы охотнее пошли бы против тебя, чем за тобой, так как под твоей властью их ожидает рабство, а в случае победы -- свобода.