Клиника обмана - Мария Воронова

– Стас, ты дежуришь? Нужно срочно отвезти Аню в больницу! У нее кровотечение!

– Сейчас, погоди… – В трубке раздались яростные препирательства, и Витя испугался, что напрасно теряет время. Надо было просто звонить «ноль-три». – Мы у тебя через пятнадцать минут, – наконец ответил Стас. – Собирайтесь пока. А куда повезем, ты уже решил?

– Сейчас пробью один вариант…

– Ну давай, жди. И не психуй, все нормально будет. Я четыре года на «скорой», знаешь, сколько девчонок перевозил?

Аня выскользнула из его объятий и стала собираться.

– Лежи, я сам все сделаю!

Он скомкал испачканные простыни и ночную рубашку и сунул в стиральную машину. Взял сумку, с которой Аня ездила на тренировки, и, вытряхнув на пол спортивную одежду, сложил необходимые в больнице вещи.

– Так. Бутылку воды, яблоко, конфеты… Что еще, Анечка?

– Ничего не надо. Я надеюсь, утром меня отпустят. А разве ты не поедешь со мной?

– Конечно, поеду!

– Тогда оденься.

Витя и забыл, что на нем только трусы. Он быстро натянул брюки и футболку и снова схватился за мобильник.

На свете был всего один врач, которому он без колебаний доверил бы жену, и сейчас Витя молил Бога, чтобы тот ответил на звонок. Он не знал, дежурит сейчас Колдунов или спит дома. Господи, сделай так, чтобы дежурил!

Ян Александрович ответил сразу.

– Что случилось, Витя?

– У меня с Аней беда. Кровотечение и, кажется, выкидыш.

– Подожди, я уточню, кто у нас сегодня гинеколог… Все нормально, Витя, вези к нам. Сумарокову уже сообщили?

– Нет…

– Позвони прямо сейчас! Он отец и должен знать, что происходит с его дочкой.

К приезду «скорой» Аня полностью взяла себя в руки. Как бы она ни страдала сейчас, внешне это никак не выражалось. Она даже извинилась перед Грабовским за беспокойство, которое они ему доставили.

Колдунов курил перед дверью приемного отделения. Вместо приветствия он приобнял Аню.

– Пойдем со мной, заинька.

Приемное отделение недавно отремонтировали. Стены, облицованные блестящим розовым кафелем, и пронзительно-белые потолки вызвали у Вити щемящую тоску.

В скрипучем грузовом лифте они поднялись на пятый этаж и через все отделение прошли к комнате дежурного. Вите сказали ждать снаружи. Настенные часы показывали полчетвертого утра.

Сотников принялся мерить шагами коридор. Подошел к окну. В бледном предрассветном мраке виднелось пустое унылое поле, пересекаемое железнодорожным полотном. Мерно стуча колесами, через поле, как гигантская гусеница, медленно ползла электричка, ее окна светились уютным, домашним светом. «Откуда электричка в четыре утра?» – вяло удивился он.

Как жестоко он наказал Аню! И за что? За то, что она оказалась не такой, как он себе навоображал? Ему захотелось ударить кулаком в стекло, чтобы оно осыпало его градом мелких осколков, порезаться, потерять так же много крови… Но сейчас он не имел права на отчаяние. И на прощение. Если бы он кинулся Ане в ноги, она бы простила его. Но ей сейчас плохо, значит, ему должно быть еще хуже. Пусть она поправится, успокоится, тогда он постарается искупить вину.

И ведь из-за какой малости все случилось! Его идиотская ревность обернулась настоящим горем. Пусть бы Аня даже спала со своим Вадиком, пусть была бы беременна от него, лишь бы только ей не пришлось переживать то, что происходит сейчас!..

«Господи, она же так боится врачей, – вспомнил Витя. – Теперь она со мной разведется! Конечно, кто захочет жить с таким идиотом? Я изнасиловал беременную жену. Именно мои грубые действия спровоцировали выкидыш. Как мне теперь жить? Как смотреть в глаза Ане и ее отцу?»

Каждое утро Сумароков просыпался и говорил себе: «У меня есть достаток, любимая работа, дочь и прекрасная молодая жена – умная и успешная. У меня все хорошо, но почему же я не чувствую себя счастливым? Наверное, это кризис среднего возраста».

Разумеется, он понимал, что супружеская жизнь – это не только постельные восторги, но и душевная близость, и быт, и дети… Но Валентин считал, что настоящая душевная близость между ним и Катей невозможна, он даже и не стремился к ней – слишком велика была для этого разница в возрасте. Быт уже давно его не занимал – у состоятельных людей бытовых проблем не бывает. Ребенок… Да, конечно, он хотел бы ребенка. Особенно – сына. Но Катя в ближайшее время рожать не собиралась, она активно строила карьеру на телевидении и, выпав из обоймы хотя бы на год, могла потерять все.

Ну да ладно, он подождет. Пусть пока у него не будет сына, зато будет внук!..

Ночной звонок зятя застал его в загородном доме. Положив трубку, он долго не мог успокоить отчаянно бившееся сердце. Он помассировал левую половину груди, поднялся с постели и пошел вниз.

Катя в пижаме уже орудовала на кухне с кофемашиной.

– Что с Аней? – спросила она, наливая ему кофе.

– Кровотечение. Я еду в больницу.

– Я с тобой. Ей понадобится женская помощь. Оденусь, пока ты выводишь машину.

– Не волнуйся. – Пристегнув ремень, она легонько сжала его руку, лежащую на рычаге переключения скоростей. – Все будет хорошо.

– Убери руку, ты мешаешь вести.

Выехав на шоссе, Валентин утопил педаль газа до пола и погнал, почти не притормаживая на поворотах.

– Если мы разобьемся, то ничем не поможем Ане, – хладнокровно заметила Катя.

– Это моя дочь!

– А это обычный выкидыш, который случается у миллионов женщин.

Когда они приехали, УЗИ уже подтвердило выкидыш. Полость матки очистилась, и Халед Валедович, гинеколог с арабской внешностью, уступив Аниным мольбам, согласился подождать с выскабливанием, хотя его полагается всегда делать при самопроизвольных абортах.

Вид врача сразу успокоил Сумарокова, который с институтских времен знал, что лучшими медиками являются арабы и представители кавказских народов. Катя пошла выбирать платную палату. Через полчаса туда привезли Аню. В ее лице не было ни кровинки.

– Хочешь, я останусь с тобой? – предложила Катя.

– Нет, со мной Витя побудет. А вы с папой поезжайте и не волнуйтесь за меня.

Сумароков поцеловал ее, поправил одеяло, как в детстве.

– Не расстраивайся, Анюта, все будет хорошо.

– Я знаю, папа. Поезжайте.

– Сейчас поедем, я только к Колдунову на минутку зайду, узнаю, вдруг что-нибудь нужно.

– У тебя нет ночной рубашки поприличнее? – спросила Катя, как только дверь за Сумароковым закрылась.

– Ой, нет! – Аня смущенно оглядела собственные голые руки.

Впопыхах Витя положил в сумку открытую ночнушку на тонких бретельках, и она не скрывала многочисленных следов, которые он сегодня вечером оставил на Анином теле.

– Ты даешь, Витенька! – Катя ухмыльнулась. – Да ты маньяк, оказывается! Разве можно так с беременной женой? Ты же врач, а не маркиз де Сад.